Орел и Ворон (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич. Страница 43

Мы с Викторией остановились на значительном удалении от сходней, ведущих на борт корабля, чтобы спокойно постоять наедине. И в этот самый миг мне отчего-то вспомнилась присказка старого друга отца — русского купца Василия — которую он произносил каждый раз перед тем, как покинуть наш дом: «присядем на дорожку»…

— Давай сядем, а?

Я закинул плащ на стоящую неподалеку бочку и посадил на нее свою Викторию.

— Звучало как предложение, но моего мнения ты не дождался. Как, впрочем, и всегда!

Несмотря на то, что любимая озвучила претензию, голос ее ласков, а слова сопровождает обворожительная улыбка, на которую я незамедлительно ответил своей. Неожиданно взгляд фройляйн Айхен стал строгим и требовательным:

— У меня для тебя подарок, фон Ронин. И не вздумай вернуться без него!

Понимая, что строгость Виктории напускная и наигранная, я не сдержал очередной улыбки:

— Сначала покажи, что это!

Изящным жестом девушка извлекла кусок алой материи из рукава платья.

— Я вылила на него половину той склянки, что ты привез. Зато теперь, где бы ты не оказался, ты всегда сможешь ощутить мое присутствие, лишь только поднеся платок к лицу!

Я с трепетом взял дар возлюбленной в руки; на краях его черными нитями вышиты витиеватые инициалы: СфР и ВА.

— Это чтобы ты не перепутал…

Голос девушки дрогнул, но она твердо прододжила:

— Я верю, что он поможет тебе вернуться назад. Ко мне. И буду об этом непрестанно молиться!

Ком подкатил к моему горлу.

— Вики, я даже не знаю, что сказать… Я…

Но Виктории уже нет рядом... Яркий солнечный свет коснулся смеженных век, разбудив меня. Но я продолжил лежать с закрытыми глазами еще некоторое время, пытаясь вернуться к любимой хотя бы воспоминаниями — и ощущая, как по правой щеке бежит одинокая слеза…

А вокруг поют птицы, наполняя лес оглушительной симфонией природы и жизни. Насыщенный ароматами цветов и свежей травы, приятным духом древесной смолы, воздух здесь чист и свеж, заставляя дышать все глубже и чаще...

Наконец, я открыл глаза.

Рядом сидит свежий и бодрый Тимофей, приветливо мне улыбнувшийся:

— Проснулся, наконец. Давай-ка перекусим, да отправимся в путь.

Я размял затекшую шею. Рука машинально нашарила алый платок.

Запах другой жизни. Аромат моей Виктории… Я бережно спрятал совой талисман.

— Ты вообще ложился, Орлов? Такое чувство, что нет.

— Ложился, но встал засветло. Не терпится уже вернуться к князю с благословением!

Сотника я прекрасно понимаю — сам хочу уже как можно скорее вернуться к своим, в формируемый эскадрон… Хотя, по совести сказать, с Тимофеем прощаться будет немного грустно. Но стрелец прав — устное благословение, ровно, как и крест с просфорой требуется передать Михаилу как можно раньше. После посещения Борисоглебского монастыря я и сам невольно поверил в то, что благословение Иринарха поможет и князю поверить в свои силы, и его воинам настроиться на победу…

Позавчера был день откровений. Духовная сила в этом русском затворнике показалась мне едва ли не физически ощутимой! Только подумать — всего одно слово, и я пал на колени, словно послушный ребенок перед отцом. Другое — и я искренне и твердо поверил в нашу общую с московитами победу, словно все главные битвы уже отгремели! Жаль, что мне не хватило духа спросить его о моем будущем — хотя, с другой стороны, так наверняка и лучше… Вдруг открытая старцем правда погубила бы надежду на новую встречу с возлюбленной?! И да — разве не Господь даровал старцу такую крепость веры и терпения, носить все эти вериги, годами истязая тело и усмиряя плоть?! Думаю, ответ очевиден. Иринарх произвел на меня невероятное впечатление, и я еще раз убедился в том, что все делаю правильно…

— А я выспался.

Стрелец ухмыльнулся.

— А ты думаешь, почему я тебя будить не стал? Ведь спал же аки дочь боярская на перинах пуховых. Только причмокивал — да на своем языке лепетал вдохновенно.

— Ахахахах… И что же я говорил?

— Что-то. Но я кроме «Виктория» ни одного слова не разобрал... Ну и язык у вас!

— А ваш такой простой, что прямо любой за два дня освоит.

Совершенно невозмутимый сотник тотчас парировал мой словесный выпад, веско бросив в ответ:

— Ну, ты-то ведь говоришь.

Я усмехнулся, а стрелец, уже разложив нехитрую снедь из сумы, неожиданно спросил:

— Слушай, Себастьян, а я ведь совсем забыл вчера спросить: когда старец тебя веригами коснулся, ты чего застонал?

Вчера мы действительно молчали практически всю дорогу. А вот вопрос Тимофея застал меня врасплох:

— Да я уже и не помню.

Стрелец пожал плечами — а я вдруг поймал себя на мысли, что именно после благословения Иринарха болящая в тот день с утра голова перестала меня беспокоить. И не беспокоит посейчас! Чудеса, да и только…

Перед тем, как приступить к трапезе, я достал свой «зубной веник». Для меня было большим удивлением, что Тимофей имеет почти такой же. Сотник утверждает, что это полезное изобретение ввели в оборот еще при его деде.

Хотя чему тут удивляться? Московиты со своими банями как по мне, гораздо чистоплотнее моих соотечественников…

Быстро почистив зубы перед едой, я перекусил вяленой рыбой и ломтем свежего монастырского хлеба, увесистого, очень сытного и крайне приятного на вкус. Не подкачала и мелкая рыбку, название которой я не знаю, но которой нас также потчевали в монастыре, а после дали в дорогу. Сочетание беспроигрышное! Хоть прием пищи был и не столь обилен, как хотелось бы… Зато быстрее освободились и начали собираться в путь.

— Себастьян, сегодня мы свернем со старого пути.Дорога выйдет чуть более длинной, но зато более безопасной.

Заканчивая седлать Стрекозу, я озадаченно уточнил:

— Есть какая-то веская причина?

— В монастыре сказали, что с развилки, до которой нам всего ничего осталось, нужно будет взять севернее. Вроде как там отряды лисовчиков встречаются не так часто, чем на нашем старом пути. Ну и потом, в лесах сейчас шибко тати шалят.

Ну, уж в этом-то я мог убедиться самостоятельно — путь в монастырь по количеству случайный схваток стал самым опасным в моей жизни! Одно слово — Смута…

— Хорошо. Ты знаешь новую дорогу?

— Нет, но мне ее неплохо объяснили, проедем. Если что, спросим у местных жителей.

— А не думаешь ли ты, что двигаться на открытой местности будет все же более опасно? — я ненароком коснулся именно той седельной сумки, где спрятана татарская мисюрка и подаренная князем броня.

Сотник, однако, только хохотнул:

— Себастьян, ну ты словно вчера у нас очутился. Сейчас везде есть шанс встретиться с ворогами. Но подумай сам — у нас заводных кобыл много, а открытая местность позволит заранее увидеть врага. В лесах же ты сам видел — засаду подготовить проще простого… Ну и вспомни убитых нами лисовчиков — если товарищи их были рядом и уже нашли мертвых, то вероятность встречи с ними у нас весьма высока…

Мне осталось только кивнуть товарищу, признавая его правоту. А уже спустя всего несколько мгновений мы оказались в седлах — и тронулись в путь.

…Поднявшееся высоко в небо солнце греет заметно сильнее — я бы даже сказал, вовсю печет! Н-да, а ведь в чем-то наша прежняя дорога была приятнее — по крайней мере, под сенью деревьев было куда прохладнее.

Немного подумав, я достал из седельной сумки старый, сильно выцветший синий платок и повязал его на голове, словив при этом удивленный взгляд Тимофея. Ну конечно, у московита появились вопросы — у них ведь платки есть одеяние женщин, но ни в коем случае не мужчин! Пришлось отвечать на невысказанный другом вопрос:

— Отличный способ укрыться от палящих лучей солнца, друг мой. Корсары моей второй Родины через одного покрывают голову на такой же манер, что и я.

— Корсары?

— Каперы.

По взгляду стрельца стало понятно, что в Московии никто не слышал ни о каких морских разбойниках — в том числе и поступивших на королевскую службу.