Ложь, которую мы крадем - Монти Джей. Страница 66

— Тебе легче, да? Я говорю: — Чтобы я тебя ненавидела? У меня щиплет глаза, но я отказываюсь пролить на него слезу. Он не получает их.

Он усмехается, качая головой: — Я не хочу, чтобы ты что-то чувствовала ко мне. Так было бы легче.

— Ты бы предпочел, чтобы я тебя ненавидела, чем открылась. Чем объяснять, почему ты все время такой мудак! Вот почему ты не рассказываешь мне о своей семье, не так ли? Они сделали тебя таким, не так ли?

— Я не говорю тебе, потому что это не твое чертово дело. Хватит пытаться получить от меня больше! Я не собираюсь сидеть здесь и рассказывать тебе о том, как мои мама и папа не любят меня, пока ты гладишь меня по голове. Оставь это, черт возьми, в покое.

— Ты просто боишься. Я возражаю: — Знаешь, если ты скажешь мне, если впустишь меня, — я ткнула его пальцем в грудь, — я пойму, почему ты сделал то, что сделал. У меня больше не будет причин тебя ненавидеть, а ты почему-то этого не хочешь.

Чистый, необузданный гнев искажает его лицо: — Потому что ты должна ненавидеть меня, Брайар! Я не тот человек, который тебе должен нравиться. Я не тот, с кем тебе следует дружить, — он приближается ко мне, сверкая глазами, когда мое тело отшатывается от его внезапного движения.

— Я нехороший человек. Я причиняю людям боль. Мне нравится причинять им боль, и знаете что? Мне нравится причинять тебе боль. Я чертовски люблю получать удовольствие от того, что причиняю тебе боль, Маленькая Воришка.

Слова вонзаются в мою грудь, как пули. Сломать щит, который я построила над своим сердцем.

Я не двигаюсь, все еще стою неподвижно, как доска, глядя на него пустым взглядом. Пытаясь найти свет в его глазах. Поиск чего-то, я думаю, умерло давным-давно.

Что-то, чего может и не быть.

— Что они с тобой сделали? Я хриплю, недоверчиво качая головой.

Это было тогда. Я была просто марионеткой, с которой он мог играть, кем-то, с кем можно было играть и манипулировать. Я ничего не имела в виду. Все это было лишь частью его чертовой игры.

— Эй, любовник! Ты закончил? Нам нужно выходить. — Голос Рук спасает меня, давая мне повод прекратить этот разговор. Подальше от глаз Алистера.

Обхватив себя руками, готовый свернуться калачиком в своей комнате в общежитии с пинтой Ben & Jerry's, я пошла обратно на шум карнавала.

Я не должна так сильно болеть. Я не должна так себя чувствовать, думаю я, вытаскивая телефон из кармана, чтобы отправить сообщение Лире.

На полпути, когда я печатала слово — Где, — сладкий запах наполнил мои чувства, и я почувствовала мягкость ткани, прижатой к моему носу.

Затем мир стал черным.

Обычно после того, как я причиняю людям боль, у меня возникает прилив восторга, который заполняет всю мою систему. Он утоляет голод, подпитывает гнев, ровно настолько, чтобы я мог восстановить контроль над своей жизнью.

Я получаю свою дозу на день, и я настроен до следующего раза, когда я почувствую необходимость кого-то уничтожить.

Прямо сейчас все, что я чувствовал, было ненавистью к себе. Так много, что при каждом вдохе мне казалось, что я вдыхаю бензин. Еще больше масла в огонь внутри моей груди, который не погаснет в ближайшее время.

Моя левая рука крепче сжала руль, моя нога нажала на газ, когда моя машина помчалась по асфальту. Датчик на приборной панели пытался дать мне понять, что эта машина не может двигаться быстрее, но даже при этом я не отрывал ноги от пола.

Из моих динамиков грохотала музыка, и я мог видеть краем глаза, как Рук барабанит по приборной панели, качая головой взад-вперед в такт. Я смотрел, как мои фары вглядываются в почти пустую дорогу с двусторонним движением, деревья по обеим сторонам, пока мы приближаемся к месту назначения.

Когда ты едешь так быстро, что одно движение запястья может заставить тебя катиться, машина влетает в деревья, убивая нас обоих почти мгновенно. Но ни один из нас не мог быть обеспокоен. Мы сосредоточились на плотном звуке музыки, на барабанах, которые грохотали и сотрясали стекла моих окон.

Я сказал себе, что это чувство уйдет после сегодняшнего вечера. Я бы сеял хаос, заканчивал жизнь, и раздражающее дергание внутри моей груди ушло бы. Нажав на тормоз впервые после выезда с карнавала, я начал сбрасывать скорость настолько, чтобы не перевернуть машину при повороте направо.

Брайар был пешкой в большой игре в шахматы. Кусок, который удивил меня и с которым было весело играть. Я получил то, что хотел. Я поставил ее на колени с этими милыми глазками, уставившимися на меня, я скрутил ее вокруг своего кулака, мои пальцы были глубоко в ее пизде, и я наблюдал, как она нашла кайф, как никогда раньше, когда мое имя проклинало ее. губы.

Я сломал ее.

Показал ей, что она не лучше меня.

Просто еще один человек, зависимый от своих ощущений, когда ты делаешь что-то плохое. Я вырвал у нее представление о том, чего, по ее мнению, она хотела, пролив свет на то, что все ее темные стороны были ее силой.

Я сорвал ее, просто чтобы построить ее, только чтобы выдернуть пол прямо из-под нее. Глядя, как она рушится на моих глазах.

Но это было то, что нужно было сделать.

Я не мог допустить, чтобы она ковырялась, влезала туда, где ей быть не следовало, спрашивала меня о том, чего она не понимает.

Сейчас лучше разбить ей сердце. Уберите его с дороги, пока не случилось что-нибудь похуже. До того, как она построила этот воображаемый мир со мной в нем, толкнув меня в сон, частью которого я не имел права быть. Ожидая, что я буду кем-то, кем я не являюсь. Что-то, чем я никогда не буду.

Я хотел этого, подумал я.

Так почему, черт возьми, я так себя чувствовал.

Я с легкостью въезжаю на подъезд к заброшенному дому, прямо перед слабыми металлическими воротами, которые хреново защищают от людей. Знаки «Вход запрещен » настолько старые, что ржавые дыры начали разъедать слова.

Рук выходит из машины еще до того, как я успеваю припарковаться. Электричество течет по моим рукам, когда я смотрю на небольшой двухэтажный кирпичный дом. Ночь наступила быстро, как всегда в это время года, и освобождение, которого мы все ждали, оставалось всего в нескольких минутах.

Порыв сильного ветра подхватывает ворох листьев, несёт их по бурому двору, сквозняк воет по дому, просачиваясь внутрь пробитой крыши и между щелями заколоченных окон.

В последний раз, когда я видел это место, там лежало мертвое тело. Сегодня вечером, это будет то же самое.

Я обхожу машину сзади, а Рук открывает багажник. Фары ослепляют меня, когда в поле зрения появляется машина Тэтчера. И он, и Сайлас подъезжают ко мне, глушат двигатель и выходят.

Мы не разговариваем, никаких слов не нужно говорить. Мы знаем, почему мы здесь, и это давление ложится тяжелым бременем на каждое из наших плеч.

— Лови. — бормочет Рук, бросая в мою сторону топор с длинной ручкой.

Я спокойно выхватываю его из воздуха, сжимая деревяшку в ладони, чувствуя вес оружия в руке. Лезвие в форме долота сверкнуло в ночи. И в моем воображении появились идеи всех способов, которыми я мог бы убить кого-то этим.

Слыша звук искаженных воплей, когда Тэтчер и Сайлас выходят из задней части своей машины, каждый из них несет половину тела беспокойного Грега Уэста. Он сопротивляется, пытаясь высвободить ноги, обмотанные изолентой.

Мы следуем за ними через мертвый двор, вверх по неустойчивым ступеням и через вход в ловушку, где мы нашли Роуз.

Попасть внутрь было все равно что попасть в машину времени. В последний раз, когда мы были здесь, Роуз неподвижно лежала на том же полу, на который мы бросили Грега. Доски на полу скрипят под его весом, голова бьется о землю, когда он пытается перевернуться.

Тэтчер и Сайлас ждали возле его дома после того, как мы покинули карнавал, ожидая идеального момента, чтобы схватить его, когда он шел к входной двери. Как раз в тот момент, когда он думал, что сможет закинуть ноги на диван и включить спортивный канал, Тэтч все испортил. Схватил его и бросил в багажник.