Путь чести (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич. Страница 7

Да, вторая причина того, почему мне так нравится на Руси образца семнадцатого века — это я сам.

…Никак не могу отделаться от ощущения, что прожитая в будущем жизнь — это как бы увлекательный, но затянувшийся сон-сказка. И что я истинно настоящий — этот тот я, кто живет теперь в семнадцатом веке, сотник-стрелец Тимофей Орлов! Человек с широкой душой и прямым на все взглядом, не боящийся рубить правду-матку в лицо любому начальству и никогда не стесняющийся своих чувств! Человек с непростой судьбой, засыпающий и просыпающийся, держа саблю под рукой — а без клинка чувствующий себя словно бы обнаженным… Командир целый сотни служивых людей, обязанный не только вести их в бой и первым подавать пример, но и заботиться о своих стрельцах во время рутинной службы. Например, организовывать баню, подвоз продовольствия, в том числе и путем мены различных трофеев на свежие продукты, идущие в общий котел сверх того, что выделяет князь... Командир, обязанный контролировать экипировку стрельцов, целостность их обуви и мундиров, должное состояние оружия…

Да я ведь даже на имя его отзываюсь так, словно оно моё с рождения — и порой сам мысленно именую себя Тимофеем!

А что самое удивительное, целый сонм обязанности, легший на мои плечи здесь и сейчас — на плечи человека, очень остро чувствующего личную ответственность за порученное ему дело, а потому всячески избегающего ее в прошлой жизни — меня нисколько не тяготит! Словно заботы о взрослых воинах-мужиках стали для меня сродни отцовским заботам о взрослых, но все еще непутевых сыновьях… В воинских упражнениях с подчиненными, с которыми я занимаюсь с огромным удовольствием и самоотдачей, в самостоятельной починке поношенной обуви и зашивании дыр на мундире, в бесконечной чистке и уходе за то и дело норовящим заржаветь оружием — во всем этом я нахожу какую-то особую прелесть.

У меня остались воспоминания Тимофея, порой более яркие, чем мои собственные... Так вот, прокручивая их в голове, я не могу не удивляться тому, что мы чувствовали с ним одинаково, и реакция на одни и те же события у нас была идентичной. По крайней мере, мне так кажется… Но у меня сложилось стойкое впечатление, что если я действительно потомок «Орла» — то я буквально копирован с него под кальку!

Может быть, именно поэтому меня не покидает ощущение, что я вернулся домой — только дом этот никогда раньше не знал. Ощущение, что я обрел давно позабытую, но по-прежнему любимую и любящую семью… Не знаю, как буду переживать гибель хоть кого-то из МОЕЙ сотни в грядущем бою — но точно знаю, что сделаю все от себя зависящее, чтобы потери моих молодцев были как можно меньше.

Да, я влюбился в это время. Ну и… Я в принципе успел здесь влюбиться. На какое-то время банально позабыв о всех своих высоких целях и свершениях, теперь я засыпаю, каждый раз остро надеясь увидеть Раду во снах — и просыпаюсь с одной лишь мыслью: удастся ли нам встретиться с ней сегодня?!

Увы, сегодня встреча исключена! Мне даже не удается воскресить перед внутренним взором светлый, чистый образ красавицы из Калязина: перешедшая реку конница Сапеги уже двинулась к лагерю! Так что все мысли о делах сердечных — долой… Обернувшись к своим стрельцам, я зычно воскликнул:

— В четыре ряда… Становись!!! Новики — в последний ряд!!!

Новики — это новички сотни. Я сам дал им такую кличку, до седьмого пота загоняв вчерашних крестьян на перезарядке и чистке пищаль. Эту ратную науку они освоили в совершенстве благодаря моим усилиям — и дружеским подзатыльникам старших товарищей да крепким, ядреным словцам, предназначенным для особо непонятливых… Стрелять сегодня новики вряд ли будут — пусть пока просто перезаряжают пищали. И хотя еще сложно себе представить, как сложится бой — но выводить необстрелянных новичков вперед я стану только в крайнем случае.

Сотня в считанные мгновения выполняет приказ — к моему вящему удовольствию мои стрельцы выравнивают строй и заполняют положенные им места в шеренгах быстрее, чем в соседних сотнях приказа! А потому, отдавая следующий приказ, я не могу сдержать довольной улыбки:

— Заряжай!

Стрельцы синхронно потянулись к самому нижнему из «двенадцати апостолов», висящих на берендейках. Характерный звук вскрытия деревянных футляров-зарядцев с порохом раздается также слитно — и мои молодцы начинают аккуратно засыпать требуемый на один выстрел заряд пороха в ствол… После чего сноровисто трамбуют «огненный припас» шомполами.

— Пулю клади!

Из пришитых к берендейкам патронташей извлекаются первые пули — пищали заряжают ими с дула, также утрамбовывая шомполами… А следом, уже без команды, с которой я немного промедлил, отвлекшись на приближающегося врага, отправляются и пыжы. У кого-то это кусочки изношенной, потертой ткани, у кого-то тугие войлочные жгутики, кто-то использует также плотно свитые пучки травы. Подойдет все, что угодно, что удержит пулю в стволе…

Подождав еще немного, пока вражеская кавалерия подберется поближе, я отрывисто воскликнул:

— Фитиль пали!

Все, начались последние приготовления перед боем — как правило, фитиль палят уже перед самым выстрелом… Слава Богу, сегодня обороняемся — так что у нас имелась возможность заранее развести «звездный» костер позади строя сотни. И теперь, для удобства поджигания фитилей мы используем извлеченные из него головешки, прогоревшие наполовину. Вымоченные в пороховом растворе и после высушенные на солнце веревки воспламеняются мгновенно...

— На плечо! Фитиль — крепи!

Перехватив свое оружие, стрельцы сноровисто закрепляют тлеющие веревки в жаграх. А я, чувствуя нарастающее волнение, отдаю четкий приказ:

— Прикладывайся!

Бердыши, служащие моим «ореликам» опорой при стрельбе, были загодя воткнуты в землю. И сейчас пищали укладываются на них стволом сверху…

— Полку крой!

Все как один служивые открывают полку замка, насыпая на нее немного пороха из натрусницы — вровень с краями. Парой секундой спустя раздаются многочисленные хлопки по ложам пищалей — так ратники добиваются того, чтобы порох уже наверняка попал в затравочное отверстие… После чего стрельцы закрывают полки, окончательно изготовив пищали к бою.

А я вот сегодня без мушкета — одно из немногих моих изменений и привычках Тимофея. Хотя на самом деле, стрелецким сотникам пищали в бою и не положены, как и бердыши, их основное оружие — сабли. Ну и иногда — протазаны... Так вот, протазан мне и «подогнал» Михаил Васильевич в качестве наградного оружия за отличие в последнем деле «Орла»! Конечно, сомнительная какая-то награда вышла… Но зараза, ведь обзавидовались все сотники приказа! Теперь вот приходится носить вместо бердыша, соответствовать… С другой стороны, получив наградное оружие, я смог сохранить и дарованный мне панцирь-калантарь и шлем-мисюрку, и облачиться в них без урона чести — ведь княжеский же дар! В противном случае одевать броню, когда как мои «орелики» ее не имеют, было бы зазорно и стыдно. А тут подарок самого Михаила Всеволодовича — попробуй не взять в бой!

Все равно, конечно, немного совестно перед стрельцами. Да и жарко к тому же, и тесновато! Но прятаться за спины «ореликов» в грядущей схватке я не собираюсь — и доспех дает мне дополнительный шанс уцелеть…

И да — вместо пищали у меня теперь два заранее взведенных колесцовых пистоля. Один трофейный, что достался Тимофею еще после схватки с разбойниками — а второй от «фон Ронина». Ляпуновцы ведь отдали Стасику все добро, что сняли с убитых им лисовчиков. Компенсация за подлый удар со спины — и попытка задобрить князя… Вот и выпросил я у друга «лишний» пистоль!

…Лисовчики приблизились к нам метров на сто двадцать — всадники из касимовских татар и некоторого числа казаков успели наложить стрелы на тетивы, а шляхтичи побогаче достали кавалерийские карабины или пистоли! Вот только среди противостоящих нам врагов пока нет «бронированных» целей типа крылатых гусар. Более того — у большинства всадников вообще нет никакой брони! А вооруженные огнестрельным оружием шляхтичи и иже с ними облачены лишь в «пансыри»-кольчуги. Так что цель для наших пищалей вполне себе подходящая — особенно учитывая, что следует враг плотной массой. Бей залпом, не промахнешься…