Саморазвитие по Толстому - Гроскоп Вив. Страница 5
Конечно, роман по-разному отвечает на вопрос «Как распорядиться своей жизнью?». Можно выбрать простую и не знающую сомнений жизнь в роскоши, как брат Анны Стива — человек, который пьет шампанское только с теми, кто ему симпатичен (а пьет он его со всеми) [4]. А можно выбрать путь Левина: самопожертвование, праведность, духовность. Левин по идее должен быть олицетворением счастья — например, этому должен способствовать ровный, размеренный ритм его жизни. В действительности он не производит впечатления счастливого человека и часто мучается вопросом о том, достаточно ли времени он уделяет вспахиванию полей.
В «Анне Карениной» удивительным образом перемешаны гедонизм и самоистязание. Еще не успев пригласить нас в начале романа на роскошную трапезу, с устрицами и тюрбо, в гостинице «Англия» с братом Анны Стивой и его лучшим другом Левиным, Толстой начинает свой роман с эпиграфа из Ветхого Завета: «Мне отмщение, и Аз воздам». Эта цитата означает, что если в жизни и есть место возмездию, то оно определяется Богом по-своему. Нам же этим заниматься не стоит. Выбор именно этих слов в качестве эпиграфа к роману заставляет читателя задуматься и характеризует Толстого как человека, зацикленного (или начинающего быть зацикленным) на Боге и на идее о том, что воображать, будто мы распоряжаемся своей жизнью, — глупость (потому что ей распоряжается Бог, а не мы). Это звучит так, будто с нами говорит сам Господь. И эта фраза уж точно не характеризует Толстого как добродушного весельчака.
Жесткий, проповеднический тон этого зловещего эпиграфа — предвестник тех произведений, на которых Толстой будет специализироваться позже, после того как практически отречется от «Анны Карениной». Уже во время написания романа его раздирают философские идеи, которые потом полностью им завладеют и приведут к монашескому образу жизни трезвенника-вегетарианца, потребителя вареных яиц и ярого противника выпечки. (Мне часто хочется отправиться в прошлое и уговорить его попробовать пончик с джемом. Я уверена, что он написал бы больше романов. Этому человеку были жизненно необходимы сладкие углеводы.)
Но одновременно этот эпиграф преподает нам странный урок самообмана. Я не могу отделаться от мысли, что Толстой-проповедник жаждет божьего отмщения Анне, этой грязной, отвратительной прелюбодейке. В то же время Толстой-человек (который сам совершил немало грязных, отвратительных прелюбодеяний) видит ее слабость и привлекательность и жаждет ее простить. Противоречивый эпиграф — ключ к пониманию романа, который не дает нам ясных, недвусмысленных указаний, как жить. С одной стороны, Толстой задумывает написать дидактический роман, где никто не смеет покушаться на законы Божьи без ужасных последствий и где Левин («хороший» Толстой) — главный положительный герой. Но с другой стороны, вопреки собственным намерениям, он создает прекрасный портрет Анны Карениной, исполненный сочувствия и сострадания. В Анне можно увидеть не только героиню и женщину, но и продолжение самого Толстого — «плохого» Толстого, его безрассудной части, от которой он так хочет избавиться.
Эта противоречивость и делает Толстого лучшим учителем жизни: он и небезупречен, и откровенен одновременно (пускай и не всегда преднамеренно). Более того, он пытается скрыть эти свои качества. Даже самое поверхностное знакомство с его жизнью показывает, что он был удивительно, до крайности сложным человеком. Вот почему — не без оговорок — я его люблю. Толстой непрост, у него было много плохих черт и психологических противоречий, которые мучили его всю жизнь и от которых он отчаянно пытался избавиться. Но не эти ли качества мы ищем в друзьях на всю жизнь?
Все, что нужно знать о Толстом, хорошо иллюстрирует его поступок накануне свадьбы. Жениху было тридцать четыре, невесте — семнадцать. Толстой стыдился своей бурной молодости, когда он спал с проститутками, цыганками и горничными. Крепостная в поместье родила от него ребенка. (Мне нравится, как в биографии автора в первом издании «Анны Карениной» издательства Penguin это назвали «жизнью, полной наслаждений».) Толстой так стыдился этих «наслаждений», что показал будущей жене свои дневники, которые в мельчайших подробностях описывали его похождения и венерическое заболевание, к которому они привели. Аналогичный эпизод разыгрывается между Левиным и Кити в «Анне Карениной». Спустя много десятилетий жена Толстого написала уже в собственном дневнике, что так и не смогла прийти в себя от того потрясения.
Информация о характере Толстого всегда была доступна тем, кому она была интересна. Однако в России интерес к Толстому как реальному человеку (а не Толстому как великому гению) возрос лишь в последнее десятилетие — благодаря «Бегству из рая», удивительной биографии Толстого, написанной Павлом Басинским [5]. Это неортодоксальное исследование о последних днях жизни Толстого получило в России премию «Большая книга». До недавнего времени в России — и испокон веков в академических кругах вообще — к слишком глубокому изучению биографии писателя относились неодобрительно. Cчиталось, что это мешает по-настоящему понять самое важное — его произведения. Но в книге Басинского было что-то такое, что смогло снять это проклятие для русского читателя, и все сошли по ней с ума. Вся страна как будто задалась вопросом: «А что, если увидеть в Толстом обычного человека, который плохо справлялся с эмоциями, ужасно сердился на жену и имел очень непростые представления о том, как следует готовить яйца?» Именно такого Толстого показал Басинский, и русским это страшно понравилось. У меня нет доказательств того, что потребление яиц от Архангельска до Владивостока резко выросло, но мне нравится так думать.
Перед нами человек с тяжелым характером, умеющий взбесить, порой довольно жестокий по отношению к близким и страдающий от собственной натуры. Этим можно объяснить множество противоречий и сложностей, с которыми мы сталкиваемся по ходу прочтения его произведений. Например, с тем, как непросто однозначно описать основные мысли Толстого в «Анне Карениной». Басинский в своей книге также пытается найти объяснение тому, что можно назвать, пожалуй, самым шокирующим случаем самоуничижения в истории литературы. Почти сразу после завершения работы над «Анной Карениной» Толстой отказывается от художественной прозы в пользу, как он это называл, «духовного перерождения». Как указывалось выше, я знаю, что делать слишком далеко идущие выводы из биографии писателя считается моветоном. Но мне правда кажется, что невозможно не обращать внимания на эту историю. Человек пишет роман, полный эмоций и страсти, который приобретает славу одного из величайших произведений всех времен и народов, а потом поднимает голову и говорит примерно следующее: «Ну что ж, я потратил кучу времени на какую-то бессмысленную ерунду. Теперь, пожалуй, стану пацифистом-вегетарианцем».
Можно с полной уверенностью сказать, что новая репутация Толстого способствовала лучшему пониманию и признанию его творчества. Теперь он воспринимается не просто как литературный полубог, а как всесторонне развитой человек, который ел вареные груши для улучшения пищеварения (неудивительно, если есть столько яиц). Я уж точно понимаю гораздо больше, зная, что восьмидесятидвухлетний Толстой ходил в двух шапках, потому что у него «зябла голова», что он любил фасоль и брюссельскую капусту (когда ему изредка надоедали яйца) и что однажды жена настолько рассердилась на него за уход из дома без предупреждения, что стала колоть себя ножами, ножницами и булавкой [6]. (Отношения Толстых отличались чрезвычайной изменчивостью, особенно в последние годы, и это усугублялось — что несложно понять — стремлением Толстого отречься от тех произведений, которые поддерживали семью финансово. Не говоря уже о закрепленной за Софьей Андреевной должности Главной Переписчицы романов Толстого.)