Одноколыбельники - Цветаева Марина Ивановна. Страница 92

– Соловьева Поликсена Сергеевна (псевдоним Allegro, 1867–1924) – русская поэтесса, переводчица и художница; издатель детского журнала «Тропинка». Дочь историка Сергея Соловьева, сестра философа и поэта Владимира Соловьева.

40. Петрова Александра Михайловна (1871–1921) – одно время преподавательница женской гимназии в Феодосии, занималась живописью, хорошо играла на рояле, увлекалась антропософией. Близкая знакомая М. Волошина и К. Богаевского, оба они считали ее незаурядной личностью. В архиве М. Волошина был обнаружен набросок неопубликованной статьи «Памяти А.М. Петровой» – «Киммерийская сивилла»: «Влияние таких талантов, лишенных дара личного воплощения, бывает очень глубоко и плодотворно (…). Личность Александры Михайловны далеко превышала ее труд, и хочется, чтобы она была увековечена. В развитии моего поэтического творчества, равно как и в развитии живописи К.М. Богаевского, А.М. сыграла важную и глубокую роль. Она послужила не только связью между нами, но и определила своим влиянием наши пути в искусстве».

М. Цветаева – А.К, В.А. и О.Н. Богенгардтам 29 октября 1923 года

41. «…а профессору 87 лет» – профессор Кондаков Никодим Павлович (1844–1925) – выдающийся историк византийского и древнерусского искусства. Позднее – 19 февраля 1925 года – М. Цветаева написала О.Е. Колбасиной-Черновой подробное письмо о его смерти, взволновавшей ее и Сергея (Стоит убрать слово «по-разному»: «17-го ночью от разрыва сердца умер Кондаков. А сегодня, 19-го, Сережа должен был держать у него экзамен. Ближайшие ученики в страшном горе. Вчера Сережа с еще одним через весь город тащили огромный венок. Недавно был его юбилей – настоящее торжество. При жизни его ценили как – обыкновенно – только после смерти. Черствый, в тысячелетиях живущий старик был растроган. Умер 80-ти лет. Русские могилы в Праге растут. Это славная могила. Умер почти мгновенно: “Задыхаюсь!” – и прислушавшись: “Нет, – умираю”. Последняя точность ученого, не терпевшего лирики в деле. Узнав, – слезы хлынули градом: не о его душе (была ли?), о его черепной коробке с драгоценным, невозвратимым мозгом. Ибо этого ни в какой религии нет: бессмертия мозга. (…) Я рада, что вы с Адей его слышали: он останется в веках». Как видно из этого письма, М. Цветаева знала, что возраст профессора в ее письме Богенгардтам был «преувеличен» – такое часто происходит в цветаевской прозе, когда она стремится «усилить впечатление». Такое «преувеличение» имеет место и в «Доме у Старого Пимена», где профессору Иловайскому дан более преклонный возраст, чем было в жизни.

Сергей Эфрон – М.А. Волошину (конец 1923-го – начало 1924-го гг.):

42. «…почувствовал, что Марине я дать ничего не могу. Несколько дней до моего прибытия печь была растоплена не мной. На недолгое время». – Речь идет о «Геликоне» – таково было шутливое прозвище Абрама Григорьевича Вишняка (1895–1943) – по названию литературно-художественного издательства, владельцем которого он был. И.Г. Эренбург познакомил их с Цветаевой в первые же дни ее с Алей приезда в Берлин (летом 1922 года). В «Геликоне» были изданы две книги стихов М. Цветаевой: «Разлука» (Берлин, 1922) и «Ремесло» (Берлин, 1923). «Геликону» посвящено несколько цветаевских лирических стихотворений 1922 года. М. Цветаева создала на основе своих девяти писем к А. Вишняку (того же 1922 года) и единственного его ответного – эпистолярную повесть, сначала и не предлагаемую ею к публикации. В 1932 году попыталась опубликовать, переведя повесть на французский язык, но ее не приняли, и при жизни М. Цветаевой она так и не была опубликована. Впервые повесть вышла в 1985 году в Париже (по-французски), а затем был предпринят «обратный перевод» на русский язык (Р. Родиной), и в России она была опубликована в «Новом мире» (1985, № 2) под названием, данным Ариадной Эфрон, – «Флорентийские ночи» (она помнила, что А. Вишняк предлагал М. Цветаевой взяться за перевод «Флорентийских ночей» ее любимого Гейне). И повесть эта, как каждая открывающаяся в 70-е – 80-е годы «новая проза» М. Цветаевой, стала сенсацией. Существует еще один вариант «обратного перевода» (с другим названием) – Ю. Клюкина: «Девять писем с десятым не вернувшимся и одиннадцатым полученным и Послесловие» (опубликовано в Болшеве: Литературный историко-краеведческий альманах, 1992, № 2). Это увлечение М. Цветаевой было недолгим, и она не преувеличивала его даже в разгар отношений, впрочем, во многом односторонних. В воспоминаниях Ариадны Эфрон дан яркий образ Вишняка – Геликона, это написано ею с опорой на свои детские дневники. В 1924 году издательство «Геликон» было закрыто: экономические условия в Германии изменились – российское правительство ввело запрет на ввоз в страну заграничных изданий, и это сильно ударило по эмигрантским издательствам. А. Вишняк с женой переехал в Париж (маленького сына родители отправили к бабушке в Бельгию, и это в дальнейшем спасло ему жизнь). Издательской работой А. Вишняк в Париже занимался только в качестве редактора. В годы немецкой оккупации они недооценили опасность и не уехали из Парижа. Оба были арестованы (с разрывом в один год) и погибли в немецком концентрационном лагере.

43. «…с моим другом по Константинополю и Праге» – Родзевич Константин Болеславович (1895–1988) – герой цветаевских поэм («Поэма Горы» и «Поэма Конца»). В его жизни было много бурных событий, резких перемен и не до конца проясненных тайн: во время Гражданской войны он был одним из командиров красной Нижнеднепровской флотилии, затем недолгое время комендантом Одесского красного порта. Попал в плен к белым. Ему грозила смертная казнь, от чего его спасло буквально чудо: приговор был отменен генералом Слащевым (прототип изувера Хлудова в пьесе Михаила Булгакова «Бег»), который знал его отца – военного врача царской армии, которого с благодарностью вспоминали многие спасенные им раненые. На «другой стороне» Родзевич был заочно приговорен к смертной казни. В дальнейшем воевал на стороне белых и вместе с другими белогвардейцами попал в Константинополь. Оттуда поехал в Прагу, откликнувшись, как и Сергей Эфрон, на приглашение Чехословацкого правительства (видимо, в Константинополе они встретились и подружились). Учился в том же, что и Сергей Эфрон, Карловом университете, но на юридическом факультете. Летом и осенью 1923 года происходили события, легшие в основу цветаевских поэм. В 1926 году переехал в Париж, где какое-то время учился в Сорбонне на юридическом факультете. Но бросил, не закончив. Женился в 1926 году на Марии Булгаковой (дочери известного философа – богослова), родилась дочь, но брак этот был недолгим – через год Родзевич надолго уехал в Ригу. Затем вернулся в Париж и при создании во Франции правительства Народного фронта сотрудничал в «Ассоциации революционных писателей и артистов», куда входило много известных писателей и художников (Барбюс, Арагон, Пикассо…). В 1936 году воевал в Испании (командовал батальоном «подрывников» интербригады под именем Луиса Кордеса Авера – об этом упомянуто и в Дневнике Георгия Эфрона. (Некоторые исследователи считают, что это одна из самых неясных и в чем-то темных страниц биографии Родзевича, требующая отдельного расследования.) После крушения Испанской республики он вернулся в Париж. В годы фашистской оккупации Франции был участником Сопротивления, в 1943 году был арестован и прошел через гитлеровские концентрационные лагеря. После освобождения лагеря советскими войсками вернулся в Париж и долго лечился. Через какое-то время начал работать как скульптор, выставлял свои скульптуры (по дереву) в нескольких французских галереях под псевдонимом Луи Корде (видимо, этот псевдоним был известен и раньше – под этим именем Родзевич упоминается в дневниках Мура). Написал несколько портретов Марины Цветаевой. Эти основные события его жизни описаны К. Родзевичем в «Кратком биографическом очерке» (кроме года жизни в Риге, о котором по каким-то причинам умолчал), который он прислал Анне Саакянц – одной из первых в СССР исследовательниц жизни и творчества Марины Цветаевой – в ответ на ее вопросы. (Эти сведения приводятся в 3-м томе трилогии Ариадна Эфрон. «История жизни. История души» – в обширном комментарии Р.Б. Вальбе). В шестидесятые годы, когда это стало возможным, К. Родзевич приезжал в Советскую Россию (туристом) и встретился с Ариадной Эфрон, он привез ей адресованные ему глубоко лирические письма Марины Цветаевой. Ариадна Эфрон закрыла их в архиве на 40 лет. Этот срок недавно прошел, и они открыты. Она подробно рассказала об этой волнующей встрече в своих воспоминаниях. В 6 томе собр. соч. в 7 томах опубликовано несколько писем Марины Цветаевой Константиану Родзевичу.