Одноколыбельники - Цветаева Марина Ивановна. Страница 97
67. «Пять лет, как под гипнозом слушаем все тот же спор Керенского с Гессеном, Гессена с Милюковым, Павла Николаевича с Петром Бернгардовичем»:
– Керенский Александр Федорович (1881–1970) – государственный и политический деятель, юрист, публицист. В 1-м и 2-м коалиционном Временном правительстве (май – сентябрь 1917 г.) – военный и морской министр, с 8 июля – министр-председатель, с 30 августа – также Верховный Главнокомандующий. В какой-то момент Марина Цветаева поверила в него и написала прославляющие «молодого диктатора» стихи «…Повеяло Бонапартом / В моей стране» («И кто-то, упав на карту…»). На ее языке того времени это была высокая оценка. Много лет спустя при встрече в Париже (Керенский эмигрировал в июне 1918 года) Марина Цветаева прочла А.Ф. Керенскому эти стихи – он был польщен. С 1918 года А.Ф. Керенский в эмиграции (до оккупации Франции жил в Париже, после оккупации эмигрировал в США). Редактор газеты «Дни», издававшейся в Берлине и в Париже. В 1940 году после оккупации Парижа немецкими войсками Керенский переехал в Америку, где его жизнь закончилась в преклонном возрасте – в 1970 году. В 1942–1944 гг. написал неоконченную книгу «История России», охватывающую период с IX в. по март 1918 г. включительно. По заключению доктора исторических наук, профессора Г.Н. Новикова, подготовившего ее первую и до настоящего времени единственную публикацию (Иркутск, 1996. 504 с.), «История России» А.Ф. Керенского – это не труд профессионального историка, а прежде всего размышления политического деятеля – эмигранта о судьбе своего Отечества от его истоков до установления большевистской диктатуры. Это книга о мировой судьбе России. Писал мемуары, исторические исследования, готовил документальные публикации по истории российской революции. В 1936 году выступал в Париже с циклом лекций о гибели царской семьи, подробно вспоминая ход событий и уточняя свою роль и намерения (надежду спасти, выслав в Тобольск из опасного Петрограда). Марина Цветаева была на этих лекциях, задавала важные для нее вопросы (она готовилась к работе над Поэмой о Царской семье). После этого отзывалась о Керенском доброжелательно: «Невинен».
– Гессен Иосиф Владимирович (1866–1943) – юрист, публицист, общественно-политический деятель. Депутат 2-й Государственной думы, редактор журнала «Право», соредактор, совместно с П.Н. Милюковым, газет «Народная свобода» (декабрь 1905 г.) и «Речь» (февраль 1906 г.) В эмиграции с января 1919 года. С 1920 года председатель берлинского Союза русских писателей и журналистов, один из основателей издательства «Слово», издатель сборника «Архив русской революции», председатель берлинского комитета помощи русским литераторам и ученым. С 1935 года жил в Париже, в 1941-м эмигрировал в США.
– Милюков Павел Николаевич – см. Комментарии 45 к статье С. Эфрона «О добровольчестве».
– Струве Петр Бернгардович (1870–1944) – см. Комментарии 58 к письму М. Цветаевой к А. Тесковой от 21 февр. 1927 года.
68. «к сменовеховству» — Программным документом сменовеховцев стал сборник «Смена вех» (Прага, июль 1921 года.) В задачи этого движения входила переориентация интеллигенции по отношению к послереволюционной России – призыв к отказу от вооруженной борьбы и к признанию необходимости сотрудничества с новой властью. Сменовеховцы видели историческую миссию большевизма в восстановлении России как могучего государства, в котором постепенно станет возможным социально-экономическое и духовное развитие.
69. «полное незнакомство ни с Леоновым, ни с Фединым, ни с Всеволодом Ивановым, ни с Бабелем» – советские писатели, к творчеству которых Сергей Эфрон и его друзья проявляли интерес как к знаменательным новым явлениям. Думается, что особый интерес С. Эфрона мог вызвать сборник рассказов И. Бабеля «Конармия». Весной 1920 года по рекомендации Михаила Кольцова И. Бабель был направлен в 1-ю конную армию под командованием Буденного в качестве военного корреспондента Юг-РОСТа, был там бойцом и политработником. Сергей Эфрон, прошедший всю Гражданскую войну «с другой стороны» – и, как и Бабель, ведший подробный дневник, – мог читать «Конармию» с особым, не знакомым не воевавшим тогда, ощущением «узнавания» – и чего-то, что сам помнил, и многого нового, открывающегося ему при чтении этих рассказов, написанных так необычно, так талантливо, правдиво – и так далеко от «официальной» советской литературы о Красной армии в Гражданской войне. (Известно, что Буденный был очень недоволен этой книгой…)
Марина Цветаева – Наталье Гайдукевич
70. Гайдукевич Наталья – Об этой женщине и о сохранившихся цветаевских письмах к ней стало известно только в 2001 году, когда ее внук, живущий в Польше, приехал в Вильнюс и подошел к старому дому, где очень давно жила его бабушка. И хозяйка дома сказала ему, что обнаружила спрятанную за стропилами чердака пачку чьих-то старых писем, долго не знала, что с ними делать, но интуитивно почувствовала, что выбрасывать нельзя. Внук (писатель Владислав Завистовский) был потрясен, поняв, чьи это письма. Он рассказал об этом на цветаевской конференции в Доме-музее в Борисоглебском переулке, и его выступление стало поистине сенсацией. (Эти письма были опубликованы Л. Мнухиным с большим предисловием В. Завистовского, М. «Русский путь», 2002.) Оказалось, что Наталья Гайдукевич была дальней родственницей цветаевской семьи, хорошо помнила дом в Трехпрудном, но в те годы, когда бывала там, они не встретились с маленькой Мариной, бывшей в то время с больной матерью за границей. Но Наталья хорошо помнила Ивана Владимировича Цветаева и его старших детей. Общая память о Трехпрудном по-особому взволновала Марину Ивановну, и эти письма отличает необычайно – даже для Цветаевой! – доверительная интонация. Сохранились 12 писем 1934 года, хотя внук помнит рассказ бабушки, что длилась она до 1939 года, трагически изменившего всё в мире (в жизни Н. Гайдукевич – тоже: Польша была предана и разорвана…).
Марина Цветаева – Анне Тесковой (1937 г.)
71. «Словом, дорогая Анна Антоновна, будьте совершенно спокойны: ни в чем низком, недостойном, бесчеловечном он не участвовал». – Правота этого утверждения Марины Цветаевой доказана в подробном и убедительном расследовании, проведенном Ирмой Кудровой в названной выше книге (со многими именами и фактами, где в итоге исследования она называет имена реальных убийц И. Рейсса). В моей книге приводится много психологических доказательств этой правоты.
М. Цветаева – Л.П. Берии
72. П.А. Кропоткин (1842–1921) был соседом семейства Дурново по Старой Конюшенной – району дворянских особняков между Пречистенкой и Арбатом, он хорошо помнил дом Дурново, где бывал. В «Записках революционера» он написал о молодой Лизе Дурново (будущей матери Сергея Эфрона, что она «боролась два года с добродушными, боготворившими ее, но упрямыми родителями из-за разрешения посещать Высшие курсы, наконец девушка победила, но ее отправляли на курсы в элегантной карете под надзором маменьки, которая мужественно высиживала часы на скамейках аудитории вместе со слушательницами рядом с любимой дочкой. И, несмотря на бдительный надзор, через год или два она присоединилась к революционному движению, была арестована и просидела целый год в Петропавловской крепости» (Кропоткин П.А., Записки революционера… М., 1997. С. 535–536) П.А. Кропоткин написал много научных и публицистических книг, особенно знаменитой и признанной классической стала его «История французской революции». Многие труды П. Кропоткина посвящены вопросам этики революционера («Анархия, ее философия и идеал» (1896); «Нравственные идеалы анархизма» (1909). С молодых лет он одинаково активно занимался наукой и революционной деятельностью. Cтал инициатором «хождения в народ». На следующий день после сделанного им в Географическом обществе сенсационного доклада о существовании в недалеком прошлом Ледникового периода он был арестован за принадлежность к тайному революционному кружку и посажен в Петропавловскую крепость. Значимость его научного открытия была настолько важной, что по личному распоряжению Александра II ему предоставлена была возможность работать в тюрьме, где он написал большую работу «Исследования о ледниковом периоде». Тяжело заболев от напряженного умственного труда в тюремных условиях, был переведен в арестантское отделение военного госпиталя, откуда в 1876 году совершил побег и вскоре покинул Российскую империю. В многолетней эмиграции он много писал и вел огромную пропагандистскую работу: проводил лекционные туры в Англии, где жил, и в других странах (в США и в Канаде). Его выступления были посвящены и таким темам, как русская история и литература. На его лекции собиралось до 2400 человек. Активно выступал на рабочих и анархистских митингах – так, 25 июня 1903 года в Гайд-Парке, где собралось 25 тысяч человек, произнес пламенную речь против кишиневского погрома евреев в России. После Февральской революции страстно рвался в Россию и в июне 1917 года вернулся. Его торжественно встречали на Финляндском вокзале как легендарного великого революционера, «дедушку русской революции» – 60-тысячная толпа с флагами и цветами, почетный караул Семеновского полка с оркестром, приехали приветствовать министры Временного правительства (А.Ф. Керенский, П.Н. Милюков) и предлагали разные посты, от которых он отказался. Многое в происходящем в России ужаснуло его, особенно после Октября 1917 года и начала красного террора, он писал: «Полиция не может быть строительницей новой жизни, а между тем она становится теперь державной властью в каждом городке и деревушке. Куда это ведет Россию?» – писал он. Кропоткин предостерегал от последствий красного террора, ссылаясь на опыт французской революции. Пытался воздействовать убеждением – встречался с Бонч-Бруевичем, писал Ленину: «Если теперешнее положение продлится, само слово “социализм” обратится в проклятие».