Транс - Кесслер Ричард. Страница 26
А пока Драммонд решил сделать еще одну попытку и затем прекратить сеанс. Но этот тест надо было провести очень медленно и осторожно.
– Том, я хочу, чтобы ты еще глубже погрузился в сон. Представь, что ты находишься в прекрасном доме, стоишь на самом верху длинной золоченой лестницы... ты спускаешься по ней... и с каждым шагом все глубже и глубже погружаешься в сон... все глубже и глубже погружаешься в мир и спокойствие. Спуститься тебе надо на двадцать ступенек... и сейчас ты уже начал спускаться... девятнадцать... восемнадцать... семнадцать...
Дойдя до "пятой ступеньки", Драммонд произнес:
– Остановись здесь на минуту. В конце холла из белого мрамора ты видишь двери. В дверях стоит человек. Он пришел навестить тебя. Это человек, голос которого ты слышал по приемнику... человек, которого ты видел и слышал вчера вечером по телевизору...
У Кигана появились первые признаки возбуждения, судорога прошла по его телу.
– Ты знаешь этого человека?
Тяжелое дыхание, непроизвольное дрожание головы.
– Ты когда-нибудь встречался с этим человеком?
– Нет!
– Ты знаешь, как его зовут?
Молчание, но за этим молчанием Драммонд ощутил утвердительный ответ.
– Том, так как же его зовут?
Снова задрожала голова, крепче сжались губы.
Том, назови его имя.
Тишина и усиливающийся ужас.
– Пойди к нему и поздоровайся.
– Нет!
– Том, это очень важно... ты когда-нибудь встречался с Джеком Крейном?
– НЕТ! НЕ ЗНАЮ! ОСТАВЬТЕ МЕНЯ В ПОКОЕ! – истерично закричал Киган.
– Хорошо, Том. Больше никаких вопросов. Этот человек ушел. Ты в безопасности. Ты стоишь на лестнице... теперь ты поднимаешься по ступенькам наверх, туда, где твой ум спокоен и безмятежен. Шесть... семь... восемь... ты успокаиваешься с каждым шагом, с каждой ступенькой.
При счете "двадцать" Киган открыл глаза, обернулся к Драммонду и холодно улыбнулся.
– Все нормально? Гипноз кончился?
– Что ты помнишь?
Киган пожал плечами.
– Так себе, ничего особенного. Помню, что очень расслабился. Вы мне задавали какие-нибудь вопросы?
– Это был пробный сеанс. Хотел проверить, как ты будешь реагировать на гипноз.
– Ну и как?
– Вполне естественно, – улыбнулся Драммонд.
С Диком Гейджем удалось связаться около шести. Лейтенант тяжело дышал в трубку, издавая нечленораздельные звуки, и, смеясь, с кем-то переговаривался.
– Гейдж слушает.
– Я смотрю, в полицейском участке Лос-Анджелеса не жизнь, а сплошная вечеринка.
– Привет, Драм. Издеваешься? Нам разрешают смеяться раз в неделю. Это как раз тот самый случай.
– Узнал?
– Что? Все шутишь?
– Послужной список Кигана. Он был в армии?
– Да-да. Я все узнал. Собирался позвонить тебе вечером. Слушай. Томас Коннор Киган четыре года прослужил в армии, из них три – во Вьетнаме, обычным клерком в хозчасти. Пришел в армию рядовым и рядовым демобилизовался. В семьдесят втором году после нервного срыва он был подвергнут психиатрическому лечению. Все сходится, а?
– Да, почти.
– Ну и как там? Дела идут?
– С трудом. Но очень интересно. В машине, когда я спросил Кигана о прошлой жизни, он сразу запаниковал. Конечно, я спрашивал не напрямик – иначе бы он просто взорвался. Ну а потом начались довольно странные вещи. Киган заснул, а когда вдруг проснулся, начал рассказывать о ком-то, кто "стоит наверху, рядом с богами", у кого "магический взгляд" и что этот некто – "целитель". Потом он сказал, что "их там много", и еще: "вы думаете, что они дураки, а они не дураки", полагая, видимо, что именно я считаю их таковыми. Затем стал рассказывать о каких-то двух "отцах", один из них "дряблый", а другой "золотой", и говорил о каких-то негодяях, которые украли у него одежду.
– Боже мой! Ну и что ты думаешь об этом, Драм?
– Возможно, шизофрения уже добралась до его мозга. Отсюда – психическая неуравновешенность, разбросанность мыслей. Но я в этом не уверен. Думаю, его разбросанность мыслей имеет под собой основу.
– Это как понимать?
– Если у него был нервный срыв, то его наверняка положили в госпиталь. Хотелось бы знать, в какой именно, надолго ли и в чем заключалось лечение. В послужном списке ничего нет об этом?
– Нет, конечно. Там только указывается, в каком звании он служил, кем работал, когда демобилизовался.
– Меня это не удивляет. Разумеется, они не станут сообщать интимные сведения о состоянии здоровья в ответ на обычный полицейский запрос. Готов поспорить, что он довольно долго пробыл в психиатрической палате. И как раз этим-то и можно объяснить разбросанность его мыслей.
– А конкретнее?
– Меня настораживают слова, которые то и дело проскакивают в его разговорах: "магический взгляд", "целитель", "огромная толпа людей, которых считают дураками, а они не дураки". Думаю, он говорит о враче, возможно гипнотизере, который работал с ним, а огромная толпа людей – это, вероятно, его соседи по палате. Они пытаются спрятаться друг от друга, им кажется, что все считают их дураками, а они не дураки и поэтому возмущаются.
– А как насчет украденной одежды?
Драммонд улыбнулся.
– В палатах психические больные делают это постоянно: берут без спроса вещи, носят их по очереди. Так они подбадривают себя.
– По-моему, ты до чего-то докопался, а? Что же еще произошло? Ты говорил про какие-то два момента...
– А следующий случай совсем из ряда вон. Киган внезапно вышел из своего состояния и попросил меня найти по радио какую-нибудь музыку. Потом он снова заснул. Чувствовалось, что мозг его сильно истощен. После музыки стали передавать новости: транслировали выступление Джека Крейна в Детройте. Кандидат в президенты разразился пространной речью, обвиняя Бёрна во всех грехах. И Киган вдруг впал в неистовство. Моментально вышел из своего сонного состояния, словно в него ткнули ножом, резким движением выключил радио и схватился руками за голову, как будто опасаясь, что она вот-вот лопнет.
– Ну и что ты, братец, об этом думаешь?
– А то, что причиной его вспышки был голос Джека Крейна.
– Крейна? Почему именно Крейна? То есть я хочу сказать, что он, конечно, не идеальный кандидат в президенты, а некоторые, в том числе и я, считают его просто амбициозной скотиной, но...
– Потерпи минутку, Дик... у тебя есть время?
– Давай продолжай. На сегодня я все закончил, собираюсь заехать к Дюку.
– Мне нужно рассказать тебе это, потому что я хочу просить тебя об одной услуге.
– Ну давай, давай. Не упускать же мне три банки холодного пива, они меня уже ждут.
– Хорошо. Как знаешь, я собирался поместить Кигана в мотеле, но из-за его состояния решил поселить у себя в гостевой комнате, что за гаражом. Усадил его в кресло и стал показывать, как пользоваться дистанционным управлением. Включил телевизор, и как ты думаешь, кто появился на экране?
– Джек Крейн.
– Точно. Ты прирожденный детектив, Гейдж.
– Льстец. Ну и что дальше?
– Абсолютно то же самое. Киган просто взорвался. Я спросил его, в чем дело, не знал ли он Крейна раньше?
– Ну и?..
– Он не знает.
– Ты хочешь сказать – не помнит?
– Совершенно верно.
– Да, в этом что-то есть, а? Иначе бы он не взорвался.
– Верно. Ты ухватил самую суть этой сцены. Как бы ни воздействовали на человеческую психику – а в случае с Киганом, я уверен, поработали на славу, – в нашем мозгу есть какое-то ядро, нечто такое, что борется не на жизнь, а на смерть, чтобы сберечь целостность разума. Ты понимаешь, что я имею в виду?
– Разумеется. Мозг Кигана борется за свою жизнь, выбрасывая наружу какие-то нити, которые, возможно, ведут к разгадке...
– Верно. Сначала реакция на Джека Крейна. Затем – сны. Он видит два сна. Один в доме, объятом пламенем, – это сон о нем самом, а второй сон – о хохочущих людях в саду. И этот второй сон – я в этом уверен – имеет отношение к солдатам в защитной форме, находящимся в джунглях.