Одержимые сердца (СИ) - Морион Анна. Страница 26

Я лежала в кровати, смотрела в потолок и отчаянно желала позвонить Брэндону. Просто услышать его голос. Пригласить к себе. Вновь испытать то блаженство, что я испытала с ним в ту ночь. Я была в таком отчаянии, что его просьба перекрасить волосы уже не казалась мне слишком уж оскорбительной. У него такой фетиш. Ничего странного. Может, я слишком вспылила… Я дошла до того, что отредактировала в фотошопе свою фотографию. Каштановые волосы. На два тона темнее каштановые брови. Карие глаза. Какие именно он любил? Темно-карие? Светло-карие? Пусть будут темно-карие. Они идут моему лицу намного лучше. И получилось не так уж плохо. Совсем неплохо. Может, мне и, правда, пора сменить имидж? Ведь за все свои долгие годы моей жизни я оставалась все такой же: золотоволосой, с серо-голубыми глазами.

Но я не желала подчиняться ему. Если я сделаю то, чего он требует, он поймет. Все поймет. Что я люблю его. А этого никогда не должно было случиться.

И, со злостью захлопнув макбук, я отбросила его от себя.

— Ну почему, почему, Брэндон, ты сидишь в моем мозгу и не даешь мне покоя? Почему я так хочу тебя? Почему тебе нужны от меня эти жертвы? — вырвался из моего сердца бессильный крик. А потом я упала лицом в подушку, и из моих глаз потекли слезы. Я отчаянно рыдала в первый раз за восемь лет. От жалости к себе.

***

Открытие моей первой собственной выставки репортажной фотографии. Замечательный уютный вечер. Огромный светлый зал, обставленный по моему вкусу, полон народу. Дамы и господа, в красивых вечерних платьях и костюмах с бокалами дорогого шампанского, оценивающим взглядом смотрят на фотографии, развешенные на стенах, и вполголоса обсуждают то, что видят. Играет тихая музыка: мажор сменяется минором замечательных чистых звуков фортепиано. Иногда в этой музыке слышится тихое женское меццо-сопрано, которое сменяется мужским тенором.

Да, я наняла живых оперных артистов. Они стоят, красиво одетые, рядом с фортепиано, за которым играет один из талантливых английских молодых пианистов.

Каждая фотография на стенах оформлена в неповторимом стиле. Каждая — индивидуальность, мое детище. Они тщательно отобраны для сегодняшнего вечера. Все вокруг идеально.

Я медленно прохаживаюсь по залу в элегантном белом брючном костюме и белых туфлях. Гости улыбаются мне, делают комплименты моему таланту и пытаются украсть у меня пару минут, но людишек так много, что я не желаю тратить на них этот вечер. Нет. С бокалом шампанского в руках, я молча наслаждаюсь своим триумфом. Я заявила о себе миру, в другой, серьезной сфере искусства фотографии, и мир пал к моим ногам. Именно этого успеха я и добивалась. Я отреклась от глянца и бессмысленности, и это стало началом нового, достойного пути. Никогда, ни за что не сверну на старый.

По залу тихо и почти незаметно снуют фотографы, а в углу, рядом с фотографией, которую я назвала «Вечер в корейской деревне», делает репортаж смазливая репортерша с одного из главных каналов Англии. Мой вечер стал местом высокой культуры и смысла. Даже миссис Оливецкая не побрезговала прийти и лично поздравить меня с успехом. Мистер Аттик тоже здесь — ходит от фотографии к фотографии, под руку со своей супругой. Милая пара. Ну, и, конечно, здесь находятся мои родители, — приехали специально, чтобы поддержать меня, в компании свекра и свекрови нашей Маришки. Сама же Маришка не только не приехала, но и с сомнением отнеслась к моей выставке, сказав: «Не думаю, что хочу тратить на это свое время». Но, честно говоря, ее отсутствие я приняла с пониманием. Она ненавидит меня, и я понимала, за что. Зато приехали Миша и Фредрик. Миша все-таки сумела притащить своего супруга, против его воли, разумеется. Мы обменялись приятными, вежливыми фразами, а затем к нам подошла Миша, и Фредрик, деликатно поздравив меня с триумфом, ушел бродить по залу, оставляя меня наедине с сестрой.

— Боже мой, Мария! Ты сменила имидж? — с восторгом спросила Миша, рассматривая меня с головы до ног.

— Да, и родители едва узнали меня сегодня! — хихикнула я. — Что скажешь, сестренка?

— О, тебе очень идет! Ты стала такой элегантной! Даже Маришка одобрила бы! — воскликнула Миша, на что я рассмеялась, подумав, что мнение ханжи Маришки меня как-то вообще не интересует. Но я не стала говорить это вслух, щадя чувства Миши.

— А как тебе мой вечер? Неплохо вышло, правда? — перевела я тему в другое русло.

— Отличный вечер! И столько людей! Я горжусь тобой! — ответила на это моя сестренка. — Но почему такая перемена?

— Нужно пробовать что-то новое, — улыбнулась я и шепнула на ушко Мише: — Когда тебе будет столько же, сколько мне сейчас, ты поймешь, о чем я говорю. Мне надоело быть той вульгарной девицей, которая занимается дешевой фотографией в глянцевых журналах. А для серьезного к себе отношения в этом бизнесе, нужно выглядеть соответствующе.

Миша понимающе кивнула.

— В любом случае, тебе очень идет, — вновь повторила она. — Как отреагировали родители?

— Что они могут мне сказать? Я взрослая девочка и сама решаю, как мне жить и как выглядеть! — тихо рассмеялась я. — Но мама, конечно, немного в шоке. Видела бы ты ее лицо!

— Неправда! Я просто сказала, что тебя теперь трудно узнать! — вдруг услышали мы слегка возмущенный голос матери, но в нем слышались и нотки смеха.

— И я полностью с ней согласен! — И рядом с нами, из ниоткуда, как черт из табакерки, очутился Мартин.

Мартин! Приехал-таки, сумасброд!

— Ты же заявил, что встреча с деловым партнером тебе важнее выставки сестры! — пожурила я своего непутевого брата и крепко обняла его.

— Меня замучила совесть. Я знаю, ты не простила бы мне моего отсутствия! — весело бросил на это Мартин. — Мсцислав тоже приедет, с минуты на минуту. Миша! Моя младшая сестренка! Как ты? — И он крепко обнял Мишу.

— У меня все прекрасно! А как ты? — улыбнулась Миша. — Так хорошо, что вы с Мсциславом тоже здесь! Я так скучаю по вам!

«Естественно, моя хорошая! Ты живешь в лесу, без интернета и электричества! Кому не было бы скучно?» — с легким сарказмом подумала я.

— Тогда я украду тебя ко мне на месяц в Гданьск… Так, где твой муж? Надеюсь, он будет не против? А вообще, приезжайте вместе! — бодро заявил Мартин.

— Мы приедем! Давай договоримся на ноябрь или декабрь? — живо откликнулась на его предложение Миша. — Пойду, обсужу это с Фредриком!

И она упорхнула от нас.

— И в чем причина такой резкой смены имиджа? — тут же обратился ко мне Мартин.

— Мне повторить то, что я уже сказала Мише? — с очаровательной улыбкой сказала я.

— Не стоит, я все прекрасно слышал. Слушай, а может мне тоже сменить имидж? Меня что-то потянуло на стиль 5 °Cent. Точно! Завтра же куплю себе широченные штаны, спадающие до колен, футболку XXXL и кепку. — Мартин, мерзавец эдакий, дразнил меня и забавлялся.

— Не забудь огромный крест, — подсказала я, с удовольствием поддразнивая его в ответ.

— Эх, точно! А потом мы с тобой вместе запишем альбом… Но, пардон, великий фотограф, я пойду оценю твои шедевры. Трепещи же! Главный критик идет на разгром!

— Иди уже, — отмахнулась я от брата. — Ты бы хоть причесался, что ли!

— И ты называешь себя творцом? Я оскорблен до глубины души! У меня может, стиль такой! — И Мартин, шутливо задрав голову вверх, скрылся в толпе гостей.

Наконец-то я одна. Могу спокойно вздохнуть.

Все прошло, как и было задумано. Гладко. Никто ничего не заподозрил.

Но мне нужно было сбежать. Хотя бы на минуту.

Вдруг я почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Такой пристальный, что мне показалось, кто-то физически скользит своими пальцами по моему телу, спрятанному под белым строгим костюмом.

Я обернулась вполоборота.

Брэндон.

Это был он. Его взгляд преследовал меня.

И в нем читалось восхищение.

Да. Конечно.

Теперь ты восхищен мной, мерзавец.

Я бросила на него равнодушный взгляд и направилась в дамскую комнату.