Казанова - Кестен Герман. Страница 94

Он был тем не менее достаточно самоуверен и предсказывал, что в будущем его мемуары будут читать на многих языках. Вероятно, он не был бы столь удивлен, как мы, этим поздним чудом. Вероятно, этот дерзкий и гордый венецианец сказал бы: Какое чудо? Разве я не великий писатель и даже гораздо больше — благодетель человечества? Благодетели человечества отнюдь не всегда моралисты. Оцивилизовывание сексуального влечения задает основу семьи, государства, общества и нашей цивилизации. Но эксцессы этого величественного развития ведут от упорядочения природного влечения к его осуждению и выматывающей нервы борьбе фанатиков против человеческой природы, против чувственных удовольствий и радости жизни, и к войне против земной любви, даже разрешенной законами, и тем более против любви свободной. Она ведет к истериям, к сексуальному безумию и всяческим извращениям, к зелотизму, религиозному помрачению и отчаянью перед жизнью, к онанизму в буквальном и переносном смысле. И если сегодня вы снова живете в условиях определенной сексуальной свободы, то мои мемуары принадлежат к великим освободителям и реформаторам, и я сам, венецианец Джакомо Казанова. Разве не помог я расширить знания сексуальных обычаев и сексуальной жизни моего столетия? Разве я не способствовал расширению знаний людей своими сомнительными, многими поносимыми и многих изумляющими воспоминаниями? Разве не был я со всей своей ложью и фальсификациями, со всеми пародиями и подражаниями верным другом, слугой, поощрителем правды? И Казанова вероятно сказал бы эти или другие похожие слова, но конечно с большим смехом, потому что этот остроумный писатель полон изысканности, комической игры слов и ума.

Конечно и я писал эти строки со смехом. Это ведь хорошая шутка причислить Джакомо Казанову, циника и шарлатана, бесстыдного литератора и бесстыдного соблазнителя, к благодетелям человечества, как было дерзким и комичным, когда он называл себя благодетелем женщин. Но иногда в шутке приоткрывается правда.

Конец

Послесловие

В журнале «Акцент» в 1971 году Герман Кестен заявил: «В том, что написано проявляется автор — закутанный и обнаженный». Разве не подходит это к его биографии Казановы? Но позволительно ли выуживать из книги ключи к истории жизни и своеобразию личности автора? Тогда можно было бы ожидать зачаровывающего, богатого событиями писательского существования.

Мы сразу натыкаемся на противоречие: в книге воспоминаний «Художник в кафе» Кестен изображает фантастическую встречу между собой и знаменитым соблазнителем, который набрасывает свой портрет и смеясь заключает: «Итак, вы не игрок, как я, не любовник, как я, не выпивоха, курильщик, искатель приключений, не бродяга или аферист.» И продолжает: «Очевидно, вам не хватает настоящих честных грехов, к тому же вы женились лишь в двадцать девять лет и слывете у друзей „деликатным женопоклонником“, а не ненасытным „женопожирателем“, как я»

Тем не менее Герман Кестен прожил волнующую, временами отважную жизнь. Прежде всего о самой ранней дате: родился 28 января 1900 года в Нюрнберге, сын торговцы; юношеская любовь к Шекспиру, Шиллеру, Гейне и сказкам братьев Гримм; в гимназические времена, проведенные в родном городе, сочинение любовных стихов и трех никогда не публиковавшихся театральных пьес. С 1919 по 1923 год учился в университетах, вначале юриспруденции и национальной экономике в Эрлангене с целью стать «защитником бедняков», позднее — германистике, философии, всеобщей истории и истории искусств во Франкфурте-на-Майне. Глядя назад, писатель замечает: «Я вел себя так, словно хотел стать uomo universale, человеком энциклопедическим». Когда Кестен признается: «Я хотел быть свободным от нравов, традиций, соглашений, обычаев, законов… Я хотел стоять и ходить, смотреть и слушать, думать и смеяться — в полнейшей бесполезности», — это тоже похоже на Казанову, который великие идеалы Возрождения очевидно воспринял лишь «комедийно». Соответственно, он и влюблялся «многократно» и объездил «пол-Европы» вплоть до Северной Африки, иногда сопровождаемый Тони Варовиц (1904—1977), с которой был в бездетном браке с 1929 года.

Связи с коллегами возникли лишь тогда, когда с 1927 по 1933 год он работал в лекторате издательства «Кипенхойер» и быстро стал литературным редактором. Так он способствовал появлению и редактировал сочинения Анны Зегерс «Восстание рыбаков Санта-Барбары», Арнольда Цвейга «Споры о сержанте Грише», Лиона Фейхтвангера «Успех», драматические «Опыты» Берта Брехта и «Марш Радецкого» Йозефа Рота.

Как многие художники-гуманисты антифашистский автор-еврей Герман Кестен с началом нацистского господства должен был эмигрировать. Он посвятил себя задаче «бороться против загрязнения немецкого языка, немецкой истории, немецкой мысли, … против крови и тирании», и в июне 1933 года вместе с Вальтером Ландауэром в рамках амстердамского издательского дама Аллерта де Ланча основал первое немецкое издательство в изгнании. Здесь он дал новую литературную родину Брехту и Брукнеру, Польгару и Кишу. В последующем он в основном находился в Париже, Брюсселе и Санари-сюр-Мер, где встречался с братьями Манн, с Фейхтвангером, Бруно Франком, Рене Шикеле, Эрнстом Толлером и др. Осенью 1934 года совместно с Генрихом Манном и Йозефом Ротом он снял дом в Ницце; на прогулках три писателя преимущественно говорили о «законах» исторического романа, все трое тогда писали: Г. Манн «Генриха IV», Й. Рот наполеоновский роман «Сто дней» и Г. Кестен испанский роман «Фердинанд и Изабелла».

Потом разразилась вторая мировая война и, после многонедельного интернирования и капитуляции Голландии, в мае 1940 года Герман Кестен совершает авантюристическое бегство через Париж в Нью-Йорк. Там он немедленно предоставляет себя в распоряжение только что созданного Emergency Rescue Committee (комитета чрезвычайного спасения), чтобы впоследствии (по его словам) «были спасены несколько тысяч европейских антифашистских и антинацистских интеллектуалов». Вместе с Томасом Манном он информирует эту организацию о подвергающихся опасности немецких или австрийских художниках, ученых и политиках; при его персональном и энергичном участии получили американские срочные визы Г. Манн, А. Деблин, Ф. Верфель, Б. Брехт и Марк Шагал. Он всегда выказывал солидарность и необычайную готовность к помощи, так что Стефан Цвейг называл его в связи с этим «отцом-защитником и почти-что святым-защитником для всех рассеянных по миру».

Высокое уважение он завоевал не только как хороший товарищ и коллега, но и как значительный автор. Его наследие включает более дюжины романов, почти тридцать новелл, шесть драм, восемь томов эссеистики, две биографии и собрание стихов. Уже в 1928 году Герман Кестен привлек внимание первым романом «Йозеф ищет свободу», где несентиментально, холодно и конкретно описывает жизненные обстоятельства и тщетный процесс эмансипации тринадцатилетнего мальчика Йозефа Бара. Известные критики хвалили книгу и следующие романы «Распутник» (1932), «Счастливчики» (1931) и «Шарлатан» (1932), как существенный вклад в «новую вещность» и пожимали руку автора за устранение иллюзий, соединение пафоса с иронией и «точность стиля». Позже он соглашался с остротой Андре Жида: «С красивыми чувствами делают плохую литературу».

Как эмигрант во Франции Кестен в основном занимался испанской историей. Как и другие писатели (например, Г. Брох в «Смерти Вергилия», Л. Фейхтвангер в трилогии об Иосифе, Б. Франк в «Сервантесе», Ф. Верфель в «Муса-Даге») он следовал духу времени и в печальной действительности вспоминал примеры или аналогии из прошлого. Так в «Фердинанде и Изабелле» он с большим подтекстом рассказал о бессовестной правящей паре, которая в конце XV века обескровила дворянство в объединенном андалузско-кастильском королевстве, провела грабительскую войну, ввела инквизицию, начала преследовать евреев и мавров. После этого (развивая Шиллера, Шарля де Костера и Г. Манна) он набрасывает грандиозный роман-портрет Филиппа Второго (1938), ортодоксального противника гугенотов, нидерландского Свободного Союза и среднеевропейской реформации. В исторических костюмах Кестен, этот «скептический моралист», дискутирует проблемы соотношения силы и духа, хаоса и порядка, свободы и необходимости.