Девушки по вызову - Кестлер Артур. Страница 34

— Значит, самое время добавить гормонов или ферментов в водопроводную водичку, чтобы превратить всех нас в ягнят, кастрированных баранов!

— Наоборот, — заметил Блад, — так мы, чего доброго, превратимся в кентавров — существ, в которых сочетается мудрость греческого жреца и страсть племенного жеребца.

Нико представил себе Блада за отправлением функций названного жеребца и повеселел.

— Мне кажется, — изрек он, — что эмоциональные речи Хальдера о водопроводной воде являются современным преломлением архитипического страха перед отравлением воды в колодце. Валенти очень своевременно напомнил, что мы бы давно перемерли от эпидемий, если бы не начали хлорировать воду. Одновременно мы успешно отравляем реки и озера ртутью, серой, кадмием, ДДТ и прочими ядами. Но стоит обмолвиться о том, чтобы добавить к этому достойному списку полезное вещество, не транквилизатор, а, так сказать, умственный стабилизатор, — как поднимается визг.,.

— Собираетесь ли вы спросить мнение населения, прежде чем пускаться в такие рискованные предприятия? — спросил Уиндхем неожиданно тонким голоском.

— Разве кто-нибудь спрашивает у населения, стоит ли объявлять войну? Или вести переговоры о мире? Может, мы консультируемся с детьми, прежде чем давать им витамины?

Вместо ответа Уиндхем покачал головой. Его огорчало легкомыслие Нико — или глубина его отчаяния, А может, то и другое вместе взятое.

Зато Блад откровенно веселился.

— Как я погляжу, мы собрались здесь, чтобы выслушать проповедь о пользе демократии! В таком случае смею вам напомнить, что в 1932 году нация Гете и Рильке в обстановке образцовой демократии проголосовала за приход к власти Адольфа Гитлера. Нет, демократия — слишком серьезная штука, чтобы доверить ее избирателям.

Фраза произвела впечатление на Бурша.

— Чье это изречение? — спросил он.

— Мое! — гордо ответил Блад. — И все же я готов согласиться, что это меньшее зло в сравнении с другими вариантами. Главное, не превращать девицу Демократию в фетиш.

— Так или иначе, — нетерпеливо продолжил Нико, — вы перепрыгиваете через несколько ступенек за один раз. Никто не предлагает с завтрашнего дня подмешивать к поваренной соли или питьевой воде умственные стабилизаторы, независимо от того, порекомендуем мы что-то в этом духе или нет. Первый этап — эксперимент на большом количестве добровольцев. Вчера вечером Валенти поведал мне о задуманном им пилотном проекте. Может быть, он сам расскажет, о чем речь?

Валенти встал и поправил галстук-бабочку.

— Все очень просто, дорогие коллеги. Собираем тысячу добровольцев, платим им, но не говорим, в чем будет состоять эксперимент. Пусть думают, что таблетки просто навеют им сладкие сны. В опытный период подстраиваем различные происшествия. Скажем, испытуемому грубит начальник, “провокатор” толкает его в метро, жена начинает флиртовать с лучшим другом.,. Меню ситуаций, провоцирующих агрессию и насилие, бесконечно. Ну, несколько роковых женщин для вящего соблазна, молитвенное собрание в ашраме калифорнийского гуру… Если испытуемые стоически прореагируют на все эти провокации, продукцию можно будет выбрасывать на рынок. Стоит показать по телевизору ее действие, как спрос превысит все ожидания. Не устоят ни “железный занавес”, ни Китайская стена. Вот вам вариант, как добиться общественного согласия на “манипуляции”, как вы это называете. Иначе манипулировать придется втихую.

— Вы это серьезно? — не поверила Харриет, Валенти ослепил ее свой фирменной улыбкой,

— Возможно, вам трудно поверить, что о таких вещах можно говорить всерьез, но я изложил традиционный способ тестирования нового препарата — так называемое “двойное ослепление”. Контрольная группа получает препараты плацебо. Ни врач, ни испытуемые не знают, кому что досталось.

Внезапно Петижак, до того слушавший обмен мнениями молча, с презрительной усмешкой, обрел дар речи.

— Мне эта идея нравится! Она сюрреалистична, абсурдна и потому хороша.

— Как вы понимаете, — снова заговорил Нико, — Валенти сознательно спародировал собственный проект, сознавая, видимо, что говорить серьезно — все равно, что метать бисер… В порядке исключения я готов согласиться с Петижаком: в созданном нами сюрреалистическом мире необходимы сюрреалистические мероприятия. В биологическом смысле, человек — это искусственное изделие, и существовать он может только в искусственной среде. По-моему, единственный выход — сделать эту среду еще более искусственной в положительном смысле. Чтобы выжить как вид, нам придется изменить химию, весь метаболизм планетарной биосферы. Все остальное не поможет, проповеди в том числе.

— Нет-нет, — замахал руками Хальдер, — именно побольше проповедей — вот что нам нужно! Только не про подушечки для булавок, алхимию и дантов ад, а про мир, образование, абреакцию, сотрудничество. Как жаль, что Бруно покинул нас в трудную минуту! Не пора ли садиться за послание граду и миру? Калецки его одобрил бы…

Хальдера так возмутило отрицательное отношение к его “терапии ненавистью”, что он даже забыл, что на дух не переносит Бруно. Воздев руки в привычном для себя пророческом воодушевлении, он вскричал:

— Ах, если бы люди прислушались к голосу разума…

— Вся штука в том, что этого никогда не произойдет! — резко напомнил Нико. — В противном случае мы бы не собрались здесь и не тратили бы время на хождение по кругу. Довольно этой философии по принципу “если бы…” Если бы лев согласился на трогать ягненка, все бы шло как по маслу… Вспоминается старая поговорка: “Будь у моей бабушки колеса, она бы стала автобусом”.

— Господин председатель, — ответил на это Хальдер, дрожа от волнения, — предлагаю вам закончить резюме. Пора переходить к обсуждению резолюции или послания, ради которого все это и было затеяно. Нико попытался взять себя в руки. Почему он сошел с привычных рельсов, в какой момент увлекся идеей “биологического манипулирования”? ЕСЛИ путь к выживанию существует, то он ведет в эту сторону. Но верит ли он сам в это ЕСЛИ? У него снова защемило сердце, и он сделал жест, словно снимая паутину с лица.

— Должен попросить прощения, — заговорил он спокойным тоном, — если слишком настойчиво подчеркивал один-единственный, гипотетический путь выхода из тупика, в который загнало себя человечество. Другие участники предлагали другие способы, так хорошо нам запомнившиеся, что я не стану утомлять вас их повторением. С некоторыми, например, с предложениями Хальдера и Бурша, я не могу согласиться, другим — например, предложениям Уиндхема и брата Тони, симпатизирую. Однако и то, и другое — способы долгосрочного воздействия, а историческое время обманчиво: оно не течет с одинаковой скоростью, а ускоряется, как река с приближением к порогам. Понадобилось две тысячи лет, чтобы осуществилась мечта Икара о воздухоплавании, а полет на Луну отделяют от братьев Райт какие-то шестьдесят пять лет! Если угроза, нависшая над нашим видом, столь серьезна, как это нам видится в моменты просветления (потом мы расслабляемся и предпочитаем об этом не думать), то мы обязаны набраться смелости, призвать на помощь воображение и постараться нащупать способ выживания планетарного масштаба.

Все решили, что это финал выступления, но Соловьев, сделав короткую паузу, сказал скороговоркой:

— В заключение позвольте еще раз напомнить вам о знаменитом письме Эйнштейна, о котором я говорил в своем вступительном слове, как о примере, способном нас вдохновить. — Наступил самый ответственный, пугающий момент. — Посему готов выслушать ваши предложения, каким может быть наше коллективное послание.

Он откинулся на спинку кресла. Он сделал все, что мог. В тишине снова стал слышен колокольный звон за окнами. Сейчас он казался ироничной строчкой восклицательных знаков. Небо над горами слепило безупречной голубизной, ледники, как обычно, не имели ни малейшего отношения к заботам рода человеческого.

Первой заговорила Харриет.

— Господин председатель, я предлагаю вообще отказаться от идеи послания.