Гуль (СИ) - Кочеровский Артем. Страница 34

Сунув руку во внутренний карман, я достал коробочку. Внутри лежала всего одна железа. Последняя. Время охоты приближалось, хотел я того или нет. И хоть место было тихим, я сомневался. Все предыдущие разы я тщательно готовился и… Да и хер с ним! Я вернулся к переулку, посмотрел по сторонам и растворился в его темноте.

Запах был непостоянным, а долетал отдельными потоками. Я прошел два дома, в которых горели всего несколько окон. По левую руку впереди стояло муниципальное здание, по правую — не первой свежести стадион с распахнутыми настежь воротами, а дальше — место для выброса мусора, огороженное тремя бетонными плитами. Справа от баков он и сидел. Черная спина вздрагивала и шевелилась. Он над чем-то склонился. Чем ближе я подходил, тем отчетливее слышал запах пищи.

Когда между нами оставалось метров двадцать, он вскочил и обернулся. Было темно. Я разглядел блеск влаги на его лице, шее, руках, груди. Во рту у него торчал кусок чего-то очень вкусного. Оно было аппетитным. Даже с расстояния казалось свежим и чуть сладким. И ещё оно было на косточке…

Некоторое время он смотрел на меня светящими красными глазами. Если бы он не учуял мой запах, то жизнь случайного свидетеля тоже была бы предрешена. Затем он склонился, несколько раз быстро и резко дернулся. От кучи изорванной одежды, переломанных костей и смятого тела отделился кусок. Он посмотрел на меня через плечо, рыкнул и швырнул. Еда упала в нескольких метрах от моих ног. Я поднял её и почувствовал, что то-то промочило кофту и майку насквозь. Опустив голову, я увидел поток слюней. Уже долгое время они стекали по бороде и заливали грудь. Я укусил себя за язык, но боли не почувствовал. Присмотрелся, но ничего не увидел. Помотал головой — бесполезно. Как бы я не старался, не мог рассмотреть то, что держал в руках. Я видел лишь свежий и сочный кусок пищи. Тогда я принялся мотать головой так сильно, что заболела шея. Слюни полетели в стороны. Я разжал руки и отступил. Если во мне ещё было сердце, то оно билось со скоростью не меньше трехсот ударов в минуту. На земле лежала оторванная ступня. Плоть с поломанной костью торчала из кроссовка, точно фастфуд в салфетке, чтобы не запачкаться. Ублюдок… Он или я? Оба!

Ноги понесли меня. В ушах засвистел ветер. Я разогнался, толкнулся и сбил его. Вцепился ему в одежду. Мы сделали несколько кувырков и проскользили по траве. Вскочив на ноги, я поднял его и ударил о столб. Гуля выгнуло, глаза расширились. Он продолжать жевать, а я видел всё то, что перемалывали его красно-желтые зубы. Я схватил его за голову и дважды ударил о столб. В голове чвякнуло, а затем я отлетел в сторону. Он дожевал и посмотрел на меня с невероятным удивлением:

— Я же тебе дал!

С виду это был обычный, незаурядный мужичок — работяга, спешащий принести жене получку.

— Плохо себя ведёшь! — крикнул он и пошел к телу. — Больше не получишь!

— Сука плотоядная! — крикнул я и снова прыгнул.

Я вцепился ему в руку и потащил следом. Перевернул его в воздухе и ударил лопатками об землю. Под ним раскололся бордюр, а сам он взвыл, делая красные глаза ярче. Я уселся сверху и ударил четыре раза в морду — по два с каждой руки. Его окровавленная харя мялась. Полетели капли крови и слюна. Затылком он проломил асфальт. Я сделал ещё несколько ударов и почувствовал хруст в костях — поломал пальцы. Гуль выгнулся, подбросил меня и схватил за ребра. Сжал. На шее у него проступили вены, глаза выкатились из глазниц. Его пальцы впились в торс. Одни залезли под рёбра, другие — просочились между. Внутри что-то щелкало и…

— А-а-а, бля!

Я схватил его руки и оттянул в стороны. Сил хватило, чтобы ослабить напор. Тогда он неведомым образом изогнулся. Сложился во внутрь и ударил меня головой в грудь. Плечи и голова остались впереди, а грудь и тело унесло назад. В нелепой позе, будто сидел на стуле с вытянутыми ногами, я пролетел метров десять, коснулся задницей земли и ушёл в неконтролируемое падение с вращениями. Асфальт сдирал одежду, оставлял ссадины на голове и руках. В некоторых местах одежда протёрлась до дыр, асфальт срывал с меня кожу. Гуль приземлился рядом почти в ту же секунду. Рывком поднял меня за плечи и дважды ударил головой. Стало плохо видно. Глядя на его смятое и окровавленное лицо, я на миг представил, на что же сейчас похоже моё, после того, как его усиленный гулий лоб разломал лицевые кости.

Мне хватило мозгов присесть перед третьим ударом. Тот прошел по касательной. Я вытянул руку и рванул первое, что попалось. Раздался треск. В ладони у меня осталось что-то теплое и мокрое. Гуль взревел и схватился за огрызок, оставшийся от его уха. Воспользовавшись моментом, я схватил его за горло. Сжал. В ответ он напряг шею, и я понял — что сил не хватит. Я рванул назад, но теперь он схватил меня за шею. Его рука была теплая и липкая. Кровь, что только что сочилась из его уха, теперь стекала мне под майку. Бежать! Бежать! Я сделал несколько рывков и почувствовал, как его толстые ногти рвут кожу на шее. Я пнул его в голень. Он чуть ослабил хватку, наклонил меня вперед, скривился и ударил с большим замахом снизу-вверх.

От апперкота в живот мои внутренности сотряслись, а ноги потеряли опору. Я подлетел метра на полтора вверх и на чертову долю секунды завис над ним. Вдохнул свежего воздуха, завел руки за спину и сложил в замок. Приземляясь, я ударил, будто рубил топором из-за головы. Хрустнули все пальцы. Я почувствовал боль от множественных переломов. Гуля сложило пополам. Он сел на задницу и со звонким шлепком ударился мордой об тротуарную дорожку у себя между ног. По асфальту пошла трещина. От удара морда гуля отрикошетила и стала похожа на… Да не на что, бл*ть! Черное-влажное месиво с вкраплениями непонятно где распложенных зубов. Пошатываясь, я вырвал из земли бордюрный камень и ударил с размахом во второе ухо. Гуля снесло. Камень рассыпался и обдал его цементной крошкой. Я вскрикнул и выпустил оставшийся в руках кусок. Вспухшие и окровавленные пальцы смотрели в разные стороны. Гуля прибило к забору. Он истекал кровью и дышал рывками. Красные фонари его глаз сделались тусклыми и крохотными, точно затухающие лампочки гирлянды на новогодней ёлке.

— Сосать… мудила…, — сказал я и вытащил ещё один бордюрный камень.

— Да пошёл ты нах…

Гуль оборвался на полуслове. Он изменился в лице и снова выгнулся. На этот раз намного сильнее, чем обычно. Выгнулся в спине так сильно, что хрустнул позвоночник. Затем его грудная клетка разъехалась и стала шире. Гуль взвыл от боли. На его мясном лице пузырились кровь и сопли. Только по этим пузырям я и мог примерно разобрать — где ноздри, а где рот. Каким-то непонятным способом он вдруг поднялся на ноги. Словно его подняли невидимыми канатами. И тут он снова сломался. Передо мной стояли его широко расставленные ноги, а торс лежал заломаным на сто двадцать градусов назад. Он хрипел, кряхтел и отдавал концы. Или…

И вдруг, словно выкидной ножик, он снова раскрылся. Встал передо мной ровно и твёрдо. Но уже не он… Он стал выше, плечи шире, часть изуродованной морды покрылась серой тканью, лишь отдаленно напоминающей кожу. Руки стали длиннее, несколько пальцев покрылись окаменелостями, вместо ногтей выросли толстые когти.

— Ё-ё-ё-ё…, — выдавил гуль. — Неужели. Так долго… И вот сейчас, когда смерть так близка я…

— Что?! — я замахнулся бордюром. — Что, твою мать, происходит?!

— Альгуль…, — прошептал он через боль. — Я стал альгулем…

— Поздравляю! Стоп… Так это получается, что мне сейчас… Бля-я-я…, — я бросил бордюр и побежал.

Через пять секунд после старта, я обернулся. Полугуль-полуальгуль шатался, припадал на колени, но улыбался и смотрел на меня. Я решил, что больше не буду оглядываться. Едва я поравнялся с мусоркой, как она взорвалась. Гуль пробил её насквозь, смёл бетонные плиты-ограждения, снёс контейнер и сотворил нефиговый мусорный конфетти. Он не рассчитал свои силы, а у него теперь их было дох… Пролетел мимо клубящимся сплетением рук и ног. Пролетая мимо, он клацал клыками и тянулся длинной нечеловеческой рукой. По счастливой случайности, он зацепил когтем лишь рукав кофты и утащил его с собой.