Сумерки грядущего (СИ) - "Шлифовальщик". Страница 19

На слове «майдан» Холодов вздрогнул, поняв, что дядя Митяй употребил его не в значении «площадь». Потом вспомнил, что мемлингвисты часто адаптируют старые эпохи, чтобы мемтуристы чувствовали себя комфортно, и им не резали слух постоянные «гой еси», «житие мое» и разные «аки-паки». Но часто специалисты молодого поколения при адаптации перебарщивают, и прошляки начинают вворачивать в речь современные термины и жаргонизмы.

Заметив, что беглец зашагал вдоль торговых рядов в сторону роскошного торгового дома, стоящего на краю площади, Виктор осторожно двинулся следом. За торговым домом ближе к горизонту высилось колесо обозрения чудовищной высоты, выглядящее в этой эпохе странно и сюрреалистично.

Жара стояла ужасная. Страшно мучила жажда, тем более что вокруг Виктора покупатели то и дело дразняще пили: хлебный квас, клюквенный морс или воду со льдом на бруснике. Меморист прекрасно знал, что в далёком реале его тело, лежащее в мемкапсуле, исправно подпитывается водой и питательными смесями, и жажда вызвана скорее привычкой, но от этого пить хотелось не меньше. Пьющие же, влив в себя щедрую порцию освежающей жидкости, удовлетворённо крякали, ухали и крестились, тем самым раздражая и без того нервного мемориста.

Ближе к торговому дому стали появляться мемтуристы. Лето тринадцатого года пользуется популярностью: желающих посмотреть «Россию, которую мы потеряли», очень много. Вообще вероятность столкнуться в мемориуме двум группам туристов крайне мала. Если их разделяет одна тысячная доля секунды, то они друг друга не увидят. А Виктору попалось на глаза уже трое. Значит, плотность туристического потока в этой эпохе велика: есть такие популярные времена, куда мемтуристы лезут как мухи на варенье. Ещё следует учесть тех погруженцев, которые сейчас незримо присутствуют в режиме бога. Любого начинающего мемтуриста пугает, что его в любой момент могут увидеть невидимые погруженцы. Ему потом и в реале начинает казаться, что за ним незримо следят тысячи глаз. Это называется синдромом боязни всевидящего ока.

В голове Виктора неожиданно раздался голос оператора мемсвязи. Холодов спрятался за широкими спинами трёх мирно беседующих празднично одетых рабочих, только что отоварившихся в торговых рядах, и вполголоса отозвался.

— Витя, это Бурлаков, — раздался в голове голос майора. — Догнал стукача? Группа захвата готова к погружению…

— Почти, — уклончиво ответил меморист. — Ты мешаешь.

Майора было плохо слышно, потому что рядом стоящие рабочие громко разговаривали. Самый рослый разглагольствовал:

— Эх, жизнь пошла, братцы, просто сахарная! Сроду не думал, что можно так хорошо жить на Руси!

— Царю-батюшке скажи спасибо! — отвечал другой с двумя здоровенными балыками под мышкой. — Разве в какой другой стране рабочий ест каждое утро на завтрак осетринку?

Третий жизнерадостно засмеялся:

— Каждый день осетрина надоест! Я вот по утрам лёгкий завтрак предпочитаю: креветки или омлет из страусиных яиц.

Виктор, досадливо покосившись на гурманов, зажал уши, чтобы лучше слышать Бурлакова.

— В общем, я отправляю группу на то же место, куда тебя высадил, — сообщил майор. — Ты далеко ушёл от места?

— Не очень. Преследую нарушителя, движущегося в сторону торгового дома, — подражая сыщикам из старых детективов, отчитался вполголоса Холодов.

— Ясно. Не теряй его из виду. Сам ничего не предпринимай, только следи! Конец связи.

Меморист вздохнул с облегчением: ребята из группы захвата обучены действовать в мемориуме, они умеют задерживать беглецов и силком вытаскивать их в реал. Вот пусть и проявят свои профессиональные качества и умения!

Виктор отнял ладони, и разговор рабочих снова потёк в уши.

— Приходил надысь один, говорит, хозяев надо скинуть, — бубнил под ухо рослый. — А зачем мне их скидывать, если я нашего мастера, Фрола Кириаковича, уважаю?

— И заводовладелец Кейних, тоже редкой души человек, — вторил ему рабочий с осетрами. — Кормилец наш, Карл Оттович. Дай ему бог здоровья и процветания!

— Все эти марксисты — пьяницы и неудачники, — разглагольствовал третий. — Если жизнь не сложилась, так пойди в церковь, помолись, свечку поставь… Зачем же смуту устраивать? Нам не нужны великие потрясения!

И тут Виктор заметил, что незнакомец подошёл почти к самому торговому дому, на котором висели огромные плакаты «Мы кормим российской пшеницей всю Европу» и «Покупайте коров, цена — три рубля». Добежав до сквера перед торговым домом, Виктор чуть не потерял доносчика в толпе. Потом, разглядев его в конце площади, Холодов, извиняясь направо и налево, быстрым шагом двинулся следом. Мельком он успел заметить, что публика изменилась. Теперь в толпе преобладали гимназистки с нежным румянцем, подтянутые юнкера, бравые офицеры и солидные господа в сюртуках. Разговоры здешней публики были уже другими:

— Ах, вчера мы у Мими играли в фанты. Серж, такая душка! Когда мне ручку целовал, так занятно краснел!..

— У Таточки на именинах мы вальсировали с Анатолем. Он меня ангажировал, проказник!..

— …Он мне, я ненавижу царя! А я ему, не смей, подлец! И хлоп по мордам!

— Как вы грубы, Алексис! Не уподобляйтесь, голубчик, хамам! Негоже русскому подпоручику такими словами…

— После дня ангела мы с маман и папа поедем на воды…

Колесо обозрения, казалось, возвышалось прямо над головой. По мере приближения становилось видно, что оно совершенно фантастических размеров. Высота его достигала километра, а то и больше.

Виктор продолжал настойчиво пробираться сквозь толпу под звуки военного духового оркестра. Увидев впереди огромный рекламный щит «Посети единственный в эпохе луна-парк!», Холодов разглядел под ним преследуемого. Тот направлялся прямо к воротам парка, и Виктор понял его замысел: тут место развлечения мемтуристов, совров, поэтому беглец рассчитывает затеряться среди них. Едва не сбив с ног торговку французскими булками, Холодов рванул к парку развлечений.

Многие меминженеры приукрашивают неинтересные эпохи, чтобы повысить посещаемость: вносят элементы приключений в жизнь исторических персонажей, повышают эпичность битв и сражений. Есть даже профессионалы меманиматоры, задача которых — развлекать мемтуристов в какой-нибудь скучной эпохе, устраивать разные интересные мероприятия вроде королевской охоты или гладиаторских боёв. Видать, тринадцатый год в России — эпоха и без того интересная, если организаторы решили обойтись тривиальным луна-парком.

Единственное, что выдавало преследуемого — одежда. Холодов попробовал поставить себя на место беглеца и понял, что сделал бы следующее: по луна-парку ходит большое количество порожденцев от мемтуристов, нужно заманить жертву поглупее в укромное место и заставить поменяться одеждой. Мемтуристы в большинстве своём не используют мемобразники из экономии, поэтому они при погружении имеют свой реальный облик и современную одежду. Если беглец наденет универсальную туристическую экипировку всех времён и народов — шорты, бейсболку и сандалии, то совершенно растворится в толпе совров. Про то, что он помечен, преследуемый вряд ли догадывается.

У входа в луна-парк толпились мемтуристы, часть которых стала уже порожденцами. Большинство из них были соотечественники, но попадались и иностранцы-европейцы. Они натолкнули Холодова за очень простую мысль, до которой он почему-то не додумался сразу. Виктор активировал мемобразник и моментально превратился в мемтуриста, точнее (военная хитрость!), в мемтуристку, едва не забыв удалить надоевшую бороду. Пусть теперь беглец попробует распознать в жирной тётке в шортах и мемфотоаппаратом на груди преследователя!

Хозяева луна-парка не скупились на развлечения. Да ещё какие! В реале вряд ли в каком парке появятся километровое колесо обозрения, двухсотметровой высоты американские горки и катание на живых мамонтах. В мемориуме возможно всё, как гласила реклама. Но, помимо аттракционов, в парке были и стандартные развлечения, призванные удовлетворить непритязательные вкусы мемтуристов: боулинг, несколько баров, ресторан, бильярдная и зал игровых автоматов. Всюду виднелись логотипы крупнейших российских и международных мемоператоров: «Трансмем», «Ист-тур», «Пэрэдайз мемо», «Хист-логистик».