Сумерки грядущего (СИ) - "Шлифовальщик". Страница 29

А ещё какой-то писака с особо изощрённой фантазией придумал мендациум — мир, построенный на ошибках, ложных теориях и парадоксах. Этим самым он вдохновил коллегу Виктора на разработку собственной теории мемориума. Учёный предположил, что мемориум двухмерен; одно измерение — это обычное время, движущееся от прошлого к будущему, а другое — «отмершие» ветки, в которых нет надобности. В этих ветках остались Мировой эфир, теплород, плоская Земля и миазмы. Коллега Холодова предполагал, что все опровергнутые сущности и явления в действительности существовали в прошлом, а потом перестали существовать, когда надобность в них отпала. То есть наш мир не онтологический, а гносеологический: что человек придумает, то и существует. Отсюда следовал странноватый вывод, что если все будут долго и упорно думать о чём-то несуществующем, то оно обязательно материализуется.

Бывшая жена Виктора, с которой он развёлся три года назад, очень увлекалась подобными теориями и постоянно читала рубрики разных научных фриков. А потом рассказывала об этом мужу, который моментально заводился от пещерного невежества блогеров и прочих «экспертов». Он доказывал, что дамнума не существует, потому что забытые вещи и так «запротоколированы» в мемориуме, не нужно плодить для них отдельную сущность. Тем более, состоятельные люди позволяют себе оплатить погружение в мемориум, чтобы найти потерянные ключи, кредитки или водительские права. А замыслы непризнанных гениев так и остаются замыслами; мир, где эти замыслы воплощены — не более чем красивая легенда. В анимолиуме нет необходимости, поскольку «мысли» животных и так отражены в «обычном» мемориуме. Романтичный артемум с ожившими картинами и литературными героями был бы неплох, но, увы, в пределах известной части мемориума он не обнаружен. Да и литературных героев иногда инициируют на Основной линии, как в случае с французским д'Артаньяном.

Больше всего слухов и домыслов ходило о Безвременье. Эта загадочная область мемориума своим фантастическим названием притягивала стаи альтернативных теоретиков и псевдоучёных. Одни считали, что там находится легендарный сомниум — шизофреничный мир с постоянно меняющимися законами, порождённый спящими, сумасшедшими и вывертами подсознания. Другие утверждали, что в Безвременье живут универхроны, способные видеть не только настоящее, но и прошлое с будущим. А третьи вообще считали, что в области мемориума с таинственным названием смешались все времена в кучу; там на аренах Рима гладиаторы бьются с динозаврами, а улицы городов озеленяются гигантскими папоротниками и хвощами из каменноугольного периода.

На самом деле, конечно, ничего такого в Безвременье не было. В настоящий момент там находилась международный научный субальтернариум, где учёные со всего мира занимались моделированием различных физических и химических процессов, выращиванием штаммов микроорганизмов, реконструкцией вымышленных исторических событий и прочими интересными вещами. Ведь гораздо проще и дешевле сконструировать какой-нибудь коллайдер или установку для термоядерного синтеза в мемориуме, нежели искать на него финансирование в реале. Да и эксперименты проводить безопаснее.

В Безвременье, среди этой вольной учёной братии должен находиться тот самый профессор Воздвиженский, к которому посоветовала обратиться Алевтина Сергеевна. Холодова уже приняли в университет на старую должность (с трёхмесячным испытательным сроком, правда), поэтому особой нужды в протекции загадочного Воздвиженского Виктор не испытывал. Но он всё же решил разыскать профессора по другой причине: может, этот учёный муж подскажет, как помочь задержанной Мемконтролем Завьяловой. Жалко тётку: она ведь согласилась взять Виктора на работу, помочь человеку, несмотря на его судимость.

Воздвиженский погрузился сюда надолго, заняв единственную университетскую мемкапсулу. В реал он должен выгрузиться из мемориума только на следующей неделе, поэтому Виктор решил не мешкать и побыстрее закрыть вопрос с Алевтиной, чтобы не мучила совесть. Удивительно, ему не удалось побывать ни разу в Безвременье, пока он работал в университете, хотя коллеги-мемористы сюда погружались довольно часто. Возможно даже чаще учёных других областей — профессионалы как-никак, в своей стихии!

Здесь было тихо и уютно, в центральной научной альтерне. Придя в себя после погружения, Виктор увидел идиллическую картину. Перед ним открылся чудный пейзаж: заливные луга с густой травой, небольшие берёзовые рощицы, чистые озёра, соединённые речушками и протоками, поросшими по берегам густым кустарником. Луга пересекали извилистые дорожки, отсыпанные гравием, по которым неспешно прохаживались учёные мужи, погружённые в глубокие размышления. Иногда они усаживались на деревянные лавочки, стоящие вдоль тропинок, и над мыслителями нависали плакучие ивы. Молодые учёные предпочитали улечься прямо на травке с книгой либо удобно расположиться на берегу озера, свесив босые ноги в воду.

За спиной Холодова возвышался купол цвета светлого ореха. Похожие купола, окрашенные в цвета разных пород деревьев, были разбросаны то тут, то там по всему пространству альтерны. Самый дальний купол виднелся в лёгкой туманной дымке у горизонта возле высоких холмов, поросших хвойным лесом. На ближайших куполах виднелись таблички с надписями: «Биофизика», «Химия», «Топология». Здешние учёные, интернационалисты до мозга костей, разделились не по национальным признакам, а по областям знаний. Да и то условно, потому как по дорожкам между куполами постоянно сновали мудрецы из одного здания в другое.

Свою лепту в здешнюю дружбу народов вносила мультилингвальность альтерны. Очень удобный сервис для интернациональных коллективов, который ускоряет общение и не требует содержать штат переводчиков, причём специализированных, отдельно для каждой научной области. Даже текст на вывесках переводился!

— Извините, мудрейший, можно вас спросить? — учтиво обратился Виктор к пробегающему мимо чернявому учёному.

— Наверняка, — ответил мудрец, сверкнув белоснежными зубами в вежливой улыбке. — Взыскивай.

Да, мультилингвальность тут работала не шибко!

— Где находится корпус мемористики?

— Обозреваешь свод у заокольных возвышенностей? — Собеседник показал, как назло, на самый дальний купол у холмов. — Это тот случай, который тебе востребован.

Боже мой, как они тут друг с другом общаются?! Свихнёшься ведь на каком-нибудь иностранном научном докладе!

— Спасибо! — снова проявил вежливость Холодов и отправился к «востребованному» куполу.

— Не стоит твоего извинения, — донеслось ему вслед, и Виктор едва сдержался, чтобы не выругаться.

До далёкого корпуса мемористики было километров пять — час ходу средним темпом. Видимо, здесь, в этом раю, учёные никуда не спешили — для великих идей и глубоких размышлений спешка вредна. В отличие от Основной линии и «политических» альтерн в Безвременье хроноскорость была постоянная, её не нужно было подбирать и регулировать из мемкапсул. Неделя в реале соответствовала здешнему веку, поэтому тут никто никуда не торопился. По поводу вреда высоких хроноскоростей до сих пор не утихают диспуты среди врачей. Одни говорят, что время от них никакого, другие считают, что они приводят к сердечно-сосудистым заболеваниям.

Пешие прогулки в этом элизиуме — одно удовольствие! На улице солнечно, но не жарко, температура комфортная — градусов двадцать, и лёгкий ветерок. Идёшь себе по дорожке, а вокруг летают безобидные бабочки, опасные насекомые вроде ос и шмелей отсутствуют. Транспорта тут тоже нет никакого, тебя не обгоняют зловонные автобусы, дребезжащие трамваи и опасные электросамокаты.

Постепенно приближаясь к цели, Виктор на всякий случай уточнял у редких прохожих, правильно ли он идёт к мемористическому корпусу по этой дорожке. И получал такие ответы:

— Ты вышагиваешь должным образом.

— Вы ступаете в уверенной ориентации.

— Эта стезя пролегает к мемористическому строению.

Продравшись через дебри синонимов, Холодов успокаивался, понимая, что «вышагивает» в правильном направлении. Интересно, что тут не встречалось ни прошляков с красной аурой, ни жёлтых порожденцев — только одни зелёные совры.