Сумерки грядущего (СИ) - "Шлифовальщик". Страница 42

— Ты куда это нас забросил, умник? — услышал меморист сдавленный шёпот оперативника. — Почему жарища такая?

— Что за курорт? — уточнил вопрос Холодов.

Некоторое время Юшечкин озадаченно молчал, а потом ответил:

— Это ведь финитум, ребята! Страна мечты. Тут нет определённых географических привязок. Просто абстрактный курортный город в абстрактной стране. Но не бойтесь, языкового барьера не будет: автопереводчик работает.

— И куда нам идти?

— Прищурься, — посоветовал инструктор и выждал пару секунд. — Видишь, стрелка перед глазами появилась? Это направление, куда вам надо двигаться. Она указывает предполагаемое местонахождение Бурлакова.

Только сейчас Виктор заметил, что собеседник часто употребляет в речи канцеляризмы.

— А далеко идти? — осведомился он.

— Я за полкилометра обычно высаживаю от места. Или чуть ближе.

Меморист обречённо вздохнул. Приятного мало: топать полверсты по такой жарище! Да ещё и не в курортном прикиде, а в джинсах и тёмной рубахе. Надо хоть рукава засучить…

— Пойдём? — обратился Виктор к напарнику. — Нам туда.

Он указал как раз в сторону людского шума. Кто его знает, по какому поводу там шумят. Может, митинг или, ещё хуже, восстание какое-нибудь началось. Примут их протестующие за сотрудников спецслужб и искалечат под горячую руку!

— Ты чего остановился? Людей испугался? — Догадливый Кудрявцев обернулся к Виктору. — Не бойся, вряд ли это опасно. Мы же в мире мечты находимся. Какой дурак будет мечтать о бунтах и потрясениях!

— Кто его знает… — продолжал сомневаться Виктор. — Мало ли какие мечты у человека… Вон Бурлаков как раз о таком и мечтает. Может, мы с первого раза в его пропос попали?

— Бунты обычно в столицах происходят, — резонно заметил оперативник. — На курортах редко бунтуют: тела и мозги от солнца в кисель превращаются, тут не до восстания.

— Да не скажи, — упрямился меморист. — В южных странах как раз чаще перевороты разные происходят. Это на северах тела и мозги в сосульки превращаются…

Так, давя друг друга аргументами и временами посматривая по сторонам (ничего интересного — тихие переулочки, обвитые диким виноградом, домики с палисадниками, небольшие уютные отельчики), напарники дошли до источника шума.

Перед ними во всём великолепии открылась шикарная набережная. Словно сошедшее с рекламных буклетов, неестественно синее море, крик чаек, белоснежный теплоход у горизонта, мраморный парапет, толпы галдящего праздничного люда — всего здесь было в изобилии.

— С обезьянкой не желаете сфотографироваться? — подскочил к друзьям прыткий молодой человек.

— Нет, спасибо, — вежливо отказался Виктор.

— А с попугайчиком?

— Спасибо, нет!

— А ваш товарищ?

— У него хроническая нефотогеничность с детства. Болезнь есть такая. Заразная.

Отвязавшись от назойливого фотографа, Виктор не спеша окинул взором набережную:

— Я понимаю Бурлакова. Неплохие у него мечты. Слегка быдловатые, правда, но красивые.

— И зачем он в собственные мечты отправился? — задумчиво произнёс Кудрявцев.

— Разве не понятно? Отдохнуть, расслабиться, вдохновиться на подвиги в реале…

— Так и оставался бы тут навсегда! На кой чёрт нужно в серый реал возвращаться! Да ещё и рискованными делами там заниматься, антигосударственными, переворот готовить.

И правда, почему? Виктор на некоторое время задумался над ответом. Как бы это получше объяснить напарнику. Представь, что тебе снится сон, в котором ты император, властелин Галактики, покоритель женских сердец или пятидесятикратный олимпийский чемпион. Захочешь ли ты навсегда остаться там, зная, что это — всего лишь сон? Может и захочешь, но тебя будет постоянно терзать мысль, что всё это не по правде, а иллюзия.

Холодов только хотел озвучить аргумент напарнику, но тот вдруг толкнул его в бок:

— Смотри-ка! Не всё в порядке в этом раю!

Виктор присмотрелся повнимательнее к отдыхающим на набережной и содрогнулся от омерзения. Почти все курортники ели. Точнее, обжирались. Стоящие у парапета уписывали хот-доги, гамбургеры, луковые колечки и шаурму, запивая газировкой и соками, обсыпая крошками одежду, громко чавкая и издавая другие неприятные звуки. В летних кафе более приличная публика уничтожала креветок, омаров и другие деликатесные морепродукты, обильно политые майонезом и кетчупом, под коньячок и водочку. С изумлением Холодов увидел, что вдоль набережной вместо скамеек установлены мягкие кожаные диваны, на которых валялись отдыхающие с бокалами пива, зажёвывая пенный напиток тоннами чипсов, сухариков и вяленой рыбёшки. Брошенную упаковку тут же подбирала курортная обслуга.

Одежда курортников не отличалась изысканностью. Мужчины носили майки с дурацкими надписями, шорты и шлёпанцы, надетые на носки. Одежда женщин была чуть разнообразнее: просторные платья, парео, надетые на купальник, топики и шорты в обтяжку. Самое удивительное — отдыхающие постоянно меняли свой облик. Красавцы-мачо могли на миг словно забыться и плавно перетекали в пузатых небритых мужланов типично провинциального вида. А у стройных тощеватых женщин вдруг резко толстели ляжки и прочие проблемные части тела, а в гламурном мяуканье проскальзывали грубоватые нотки хамоватых базарных торговок. Впрочем, отдыхающие быстро спохватывались и восстанавливали прежние соблазнительные формы.

На детей мало кто обращал внимание, поэтому их облик соответствовал обывательскому среднестатистическому. Почти все толстые, малоподвижные и нагловатые, они, некрасиво развалясь на диванах, утопали в смартфонах.

Содрогаясь от случайных прикосновений прохожих, напарники начали пробираться вдоль набережной, ориентируясь на стрелку-указатель перед глазами. Виктор уже догадался, что этот гадюшник — вряд ли предел мечтаний Бурлакова. По всей видимости они попали в обывательский рай, о котором рассказывал Юшечкин — ведь о курортах и жратве мечтает девять десятых населения нашей страны. Да и не только нашей, в каждой стране есть подобная публика. Обывательщина — явление интернациональное.

С первого раза попасть в нужный пропос ни у кого не удаётся, что и произошло сейчас. Но стоять на месте не хотелось, поэтому друзья шли вперёд по стрелке мимо обжирающейся и валяющейся публики, мимо огромных экранов, по которым транслировались бесконечные сериалы и футбольные матчи, мимо забегаловок и шаурмячных, встречающихся буквально через десяток шагов. Снующие тут и там весёлые аниматоры пытались расшевелить непритязательную публику доступными развлечениями. Это были либо «спортивные» игры, кто больше выпьет пива за минуту, или интеллектуальные, а-ля расставьте правильно буквы в слове «окрова» — крупное рогатое домашнее животное, умеющее мычать и дающее молоко.

Беседы тут велись о простых и понятных вещах. Публика обсуждала еду в ближайших закусочных, последние серии мыльных опер, одежду соседей, снова еду… Рассказы курортников были тягучими, рассказчики с трудом вели тему, продираясь сквозь частоколы слов-паразитов вроде «короче», «реально», «конкретно» и англоязычного сленга, слегка разбавленного уголовной феней.

На пляже, расположившемся за парапетом, тоже было полно народу. Купались мало, плавали плохо, поэтому большинство народу загорало, параллельно успевая поедать с больших тарелок снеки и фрукты, разбрасывая косточки и огрызки по всему пляжу.

Неожиданно появилось странное ощущение лёгкости в теле. Виктор опустил глаза вниз и остолбенел. Его привычная одежда превратилась в курортную. На нём была надета майка с надписью «Супербой», длинные шорты камуфляжной расцветки и неудобные сланцы. Поглядев на напарника, Холодов невольно улыбнулся, видя с какой ненавистью тот рассматривает своё облачение — его одежда тоже превратилась в униформу отдыхающего.

— Не пугайтесь, ребята! — раздался в голове жизнерадостный голос Юшечкина. — Тут тоже можно одежду моделировать, как в мемориуме. Только есть некоторая инерция — новый наряд не сразу материализуется, а через некоторое время.