Опер с особым чутьем - Шарапов Валерий. Страница 10

Горин поднялся, ноги дрожали. Еще недавно чистое белье было втоптано в грязь, за столбик зацепились роскошные женские панталоны, их трепал ветер. «Мумия», закутанная в пододеяльник, лежала неподвижно. Веревка обвивала то место, где предположительно находилась шея. Странно, теперь неизвестный действительно напоминал привидение… С треском распахнулась оконная рама соседнего барака.

– Что же вы творите, ироды?! – пронзительно вскричала женщина. – Как вам не стыдно! Я буду звонить в милицию! Ольга Самуиловна, вы спите? – Женщина застучала шваброй в окно соседней квартиры. – У вас еще работает телефон?! Немедленно звоните в милицию! Вы только посмотрите, что они натворили!

Павел без сил опустился на землю, приходя в себя. Хлопнула дверь подъезда, выскочила взбешенная соседка со шваброй наперевес. Полы ее халата развевались, немытые волосы торчали клочками. Дама была изрядно в теле, но это не влияло на ее подвижность. Она устремилась в атаку. Подбежала, встала как вкопанная, с ужасом уставилась на «мумию».

– Что-то не так, девушка? – Павел со скрипом повернул голову. – Ольга Самуиловна уже позвонила в милицию? Пусть снова звонит и сообщает об убийстве. Не стойте, гражданка, действуйте.

– О боже, меня сейчас вырвет, – прошептала женщина и стала пятиться. Потом развернулась, побежала в дом. Двор просыпался, голосили женщины. Матерился хриплым басом старый алкаш, которому не дали поспать. Из ниоткуда возникла бродячая собака, она выбрала безопасную дистанцию и стала пронзительно лаять, стимулируя острую головную боль…

Милиция прибыла через полчаса – явно не рекорд. Небо посветлело, город просыпался. Во дворе 14-го дома по улице Кленовой ничего особо не происходило. Мирные граждане старались не выходить во двор – пробегали по дорожкам, прижимаясь к баракам, и исчезали. Павел сидел на том же месте, но уже на деревянном ящике, караулил тело. За истекшие полчаса он извлек из пятки осколок, обмотал ногу обрывком простыни. Наступать на пятку пока не хотелось. Другой обрывок пошел на окровавленную ладонь. Он слизал кровь с раны, туго замотал. Организм «всеядный», до заражения не дойдет. Во двор лихо влетела раздолбанная «эмка», дала полукруг и встала. Первым выскочил невысокий широкоплечий парень в клетчатой куртке – молодой, но какой-то морщинистый и с торчащими ушами. Визитной карточкой отдела он явно не являлся. Парень выхватил из кобуры под мышкой пистолет, наставил на Горина. Фамилия у него, если память не отшибло, была Саврасов, а имени Горин не знал.

– Леонтий, осмотрись! – прозвучал окрик.

Оперативник кивнул и побежал по двору, озираясь на странную личность, оседлавшую ящик от помидоров. Из машины появлялись знакомые лица. Долго в этом городе оперативники не спали. Куренной сверлил Павла колючим взглядом. Он тоже вынул пистолет – на всякий случай, стал зачем-то осматривать окна второго этажа, остановился на распахнутом. Местный контингент проявлял благоразумие – на дачу свидетельских показаний очередь не выстраивалась. Подошла, поигрывая пистолетом, Кира Латышева:

– О, наш пострел в своем репертуаре. Прислушайся, Вадим: звучит торжественная элегия… И почему я нисколько не удивлена?

– Я тоже про него подумал, – кивнул Куренной. – Какой еще псих может проживать на улице Кленовой? Смотри, он кажется, пострадал. Занимаемся любимым делом, Павел Андреевич? Другого места, конечно, не нашли? – Куренной покосился на реющие по ветру панталоны.

Кира проследила за его взглядом, подавила улыбку.

– И снова не ты убил? – спросила она. – Ты же никого не убиваешь, а только по волшебству оказываешься на месте преступления, так?

– На этот раз я, – вздохнул Павел. – Убить меня хотел, забрался в квартиру, махал ножом. Погнался за ним, ну и…

– Перестарался, – понятливо кивнул Куренной, – бывает.

Кира подошла поближе, нагнулась.

– Фу, ну ты и воняешь, Горин… Вадим Михайлович, он же с вчера нажрался как поросенок…

– Горе у него, – объяснил Куренной. – Зато сейчас вроде трезвый.

– Кто это, Горин? – Кира кивнула на закутанное в простыню тело.

Павел пожал плечами. Женщина удивилась:

– Тебе не интересно, кого ты убиваешь? Хотя молодец, ничего не трогал, так и дальше делай.

– Мы посмотрим, не возражаешь? – Куренной нагнулся, размотал веревку и вопросительно уставился на Горина.

– Да пожалуйста…

Подошел озадаченный Леонтий Саврасов, встал в стороне. Куренной, соорудив сложную гримасу, стащил с мертвеца пододеяльник. Это был малорослый худощавый мужчина лет тридцати пяти – не красавец, плешивый, какой-то плюгавый, с носом, напоминающим отросток на картофелине. Физиономия его исказилась, имела причудливый коричнево-землистый цвет, мутные глаза едва не вылезли из орбит. «Коричневый карлик», – почему-то подумал Горин. Личность погибшего была смутно знакомой. Не сказать что сталкивались с нею, но где-то мелькала. То ли на улице, то ли в очереди за водкой…

– М-да, тот еще натюрморт, – констатировала Кира. – И зачем ты это сделал, Горин? Что у нас по поводу «не убий»? Мог бы придушить, и мы бы сейчас наслаждались беседой с этим гражданином. Тебе смешно, а у нас весь морг переполнен.

Павел пожал плечами. Вопрос был интересный.

– Знаешь его?

– Он ходил вчера за мной хвостом. Но точно не уверен.

– Знакомая личность, Вадим? – спросила Кира.

Куренной всмотрелся.

– Так сразу и не скажешь. Было что-то в работе… Распухший весь, поди пойми… Наколка на запястье, точно наш клиент… Рассказывай, Горин, во что опять вляпался. Только не расписывай, как напивался в одиночку.

Рассказ отнял всего минуту. Действительно, чего тут рассказывать?

– Вадим Михайлович, не узнаете, что ли? – удивился Леонтий Саврасов. – Это же Глиста – яркий представитель блатного мира нашего города. У него и фамилия такая же… как его… Глистов Иннокентий Александрович. Хотели Кешей наречь в качестве погоняла, да больно уж Глиста напрашивалась. Он такой и есть по жизни – сущая глиста, вернее, был…

– Точно, – хлопнула себя по лбу Кира.

И Куренной крякнул от досады: старею, мол…

– Тридцать четыре года, родом из Пскова, – продолжал Леонтий. – Детдомовский, с юных лет ступил на нелегкую воровскую стезю. Дважды отбывал наказание за хищение личных вещей граждан. Перед войной мог загудеть по полной программе – за грабеж с убийством, но что-то не сел, дело развалилось. Содержался в следственной тюрьме за драку, вдруг война, побег… На немцев не работал, отсиделся во Владимире, а когда фронт ушел, быстро сюда переместился – на историческую родину, так сказать. Ушлый, кстати, тип. Когда схлестнулись банды Лазаря и Вальтера, только он, считай, и выжил, ушел на дно, потом приклеился к блатным, у которых блат-хата в подвалах кремля… Последние полгода о нем ни слуху ни духу – оттого и не узнали вы его, Вадим Михайлович. Возможно, выполнял втихушку чьи-то указания…

– Даже догадываюсь чьи, – буркнул Павел.

– И почему он меня так тяготит? – всплеснула руками Кира. – Признайся, Вадим, тебя тоже? Может, проведем наконец воспитательно-разъяснительную работу? Годков на пятнадцать, без права переписки?

– Можно. Ты вроде обещал уехать, Горин? – напомнил Куренной. – А уговор дороже денег, нет?

– Дороже, – согласился Павел. – Похороню Екатерину – и уеду. Или ты хоронить будешь?

– Ладно, вечный арестант, собирайся, – вздохнула Кира. – Завсегдатай ты наш. Но ничего, скоро окончательно закроем. Сейчас подъедут криминалисты, а ты топай в дом, одевайся, Леонтий покараулит тебя. Не в таком же виде тебя везти.

– Не могу, – признался Павел, – разве что пожарных с лестницей вызовете.

– Ну что еще? – разозлилась Кира.

Пришлось объяснять. И про ключ от квартиры, спрятанный непонятно где, и про то, что из дома уходил нестандартно – да, собственно, и не один. Куренной издал желудком подозрительный звук и поспешил отвернуться.

– Переумничал, – констатировала Кира. – Не соскучишься с тобой, Павел Андреевич. Что делать будем, Вадим? В прошлом месяце кошку снимали с дерева – иначе та безумная мадам нас бы просто загрызла. Но тогда ладно, кошка была героическая, оккупацию вместе с хозяйкой пережила. А сейчас что?