Бесконечная война - Кьеза Джульетто. Страница 5

В этом стратегическом контексте Афганистан, опустошенный и находящийся на грани полного распада, неожиданно приобретает интерес в глазах крупных закулисных игроков мирового масштаба. Если взять за точку отсчета 1993 г., то мы сразу увидим, что многое – большая часть – из того, о чем говорили около 20 лет назад, сегодня или просто исчезло, или изменилось до неузнаваемости. Но целый ряд новых факторов обусловливает важную роль Афганистана в глобальной партии. Попробуем их детально проанализировать.

Во-первых, распад Советского Союза – это уже неопровержимый и необратимый факт. Крах СССР не могли предвидеть ни в Вашингтоне, ни в Исламабаде, ни в Эр-Рияде, ни в Москве. На месте СССР вдоль северной афганской границы появились три бывшие советские, а ныне независимые республики: Туркменистан, Узбекистан и Таджикистан. Еще две республики, вышедшие из чрева СССР, расположены чуть дальше к северу: Казахстан и Киргизия. Правящие круги этих стран говорят на русском языке и придерживаются современных взглядов (в рамках той современности, что была привнесена в Азию советской властью). Они поддерживают идею светского государства, хотя долгое время – в советский период – им приходилось руководить населением, которое в подавляющей массе следовало исламу. Они не демократы, но связывают свои надежды на будущее с Западом, в первую очередь с Соединенными Штатами Америки. Они мечтают о притоке американских капиталов. В целом не питают особых симпатий ни к Пакистану, ни к Китаю, ни к Ирану. С Россией их связывают традиция и конкретные сегодняшние интересы, обусловленные близостью и похожестью социально-экономических структур, доставшихся в наследство от советской системы. Совершенно очевидно, что они боятся угрозы исламского фундаментализма, который – с учетом бедственного положения экономики в республиках – может быстро пустить корни среди сельского населения, которое сохранило верность восточным традициям и религии. Понятна и та озабоченность, с которой в Душанбе, Ташкенте, Ашхабаде, Бишкеке и Астане следят за маневрами Исламабада. С их южных границ доносится артиллерийская канонада и молитвы Аллаху.

Все эти республики – за исключением Туркменистана, возглавляемого Сапармурадом Ниязовым, – довольно быстро приходят к единодушному вместе с Москвой мнению, что необходимо бороться с угрозой, исходящей от афганской границы. Да, в тот период Россия – с Ельциным на месте президента, Черномырдиным – премьером и Козыревым – министром иностранных дел, которые лишены какого-либо представления о национальных интересах России, – была не в состоянии проводить никакой внешней политики в данном регионе. Но под давлением бывших братских республик, неспособных в одиночку противостоять возможным угрозам, Кремль приходит к выводу о необходимости создания системы коллективной безопасности. Формируются коллективные вооруженные силы в 25 тыс. человек (большинство – российские военнослужащие) для охраны таджико-афганской границы.

Однако каждая из этих вновь образованных республик вынуждена в первую очередь заниматься своими внутренними проблемами, связанными с переходным периодом в экономике и вхождением во власть новых правящих элит. Этим объясняется отсутствие серьезных политических и дипломатических инициатив, не говоря уже о военных мерах для оказания влияния на развитие ситуации в Афганистане. В то же самое время каждая из этих республик прекрасно понимает, что раздираемый войной Афганистан является препятствием для развития торговли с востоком, для выхода на обширные рынки Пакистана, Индии и стран Юго-Восточной Азии. Несмотря на свое горячее желание прорваться в сферу влияния доллара, бывшие советские республики Средней Азии, вопреки своим мечтам, вынуждены опираться на Россию, которая сама находится в кризисе без перспектив на будущее. Россию нерадивую и бестолковую, которая зачастую предстает для бывших братских республик конкурентом в «гонке на Запад», а не в качестве внушающего страх центра притяжения с целью воссоздания прежнего Советского Союза. Лишенные своих выходов к морям, бывшие советские среднеазиатские республики вынуждены использовать далекие российские порты в то время, как совсем недалеко от них Индийский океан.

Стремления у всех государств, расположенных вокруг Афганистана, надо сказать, отличаются взаимностью. Первыми подали сигнал к сотрудничеству пакистанцы, установившие тесные контакты с бывшими республиками СССР, которые были заинтересованы в скорейшем открытии наземных торговых путей через афганскую территорию. Символический эпизод, с которого мы начали книгу, о караване с товарами, «отбитом талибами у бандитов», иллюстрирует намерение Исламабада предстать перед бывшими советскими азиатскими республиками в роли покровителя торговых связей и гаранта их безопасности. Жест более чем уместный, особенно в тот момент, когда Тегеран – с молчаливого одобрения Москвы – начинает подписывать ряд транзитных договоров с большинством стран СНГ. Таким образом, вырисовывается альтернативный торговый маршрут из Средней Азии через Иран (порт Бандар Аббаз) в Индию, то есть на тот рынок, который еще помнит давние традиции индийско-советского экономического сотрудничества.

Этот альтернативный маршрут вызывает крайнюю обеспокоенность в ведущих западных странах, прежде всего в США, для которых Иран все еще враг номер 1. Позволить Ирану овладеть торговыми путями в Среднюю Азию и из нее представляло бы угрозу негативных и даже опасных последствий по всем направлениям: уменьшение американского влияния на СНГ; возможность установления Ираном контроля над нефтяными потоками с месторождений Каспия до западных потребителей; сужение пространства для политического маневра, как в отношении Индии, так и в отношении России (что вполне устроило бы Тегеран). При желании список неприятностей можно было бы продолжить. Для Вашингтона такой поворот событий означал бы полное стратегическое поражение.

Для Саудовской Аравии это также был бы чувствительный удар. Иран уже на протяжении ряда лет претендовал на роль лидера в исламском мире. Одной из причин, по которым Саудовская Аравия начала помогать джихаду моджахедов, стала необходимость поправить в глазах миллионов мусульман во всем мире свой авторитет, пошатнувшийся из-за союза с неверными американцами. Надежды в 80-е гг. противопоставить шиитскому Ирану исламский фундаменталистский режим суннитского толка, финансируемый из Эр-Рияда, похоронен под развалинами Кабула. А Ирану, казалось, ничто не мешало погреть руки на транзите новой нефти, которая скоро должна была хлынуть мощным потоком из каспийских месторождений. Такая перспектива еще больше сплотила США и Саудовскую Аравию в их противостоянии с Ираном.

Третья сторона, которая могла бы пострадать от возвышения Ирана, – Пакистан. Тому было много причин, но остановимся на той, о которой на сегодняшний день едва упоминают и которая заслуживает самого подробного рассмотрения. Это контроль над производством и сбытом наркотиков, в частности опиума, то есть героина.

По данным, которые приводит в своей книге «Талибан. Ислам, нефть и новая Большая Игра в Центральной Азии» Ахмед Рашид (Taliban. Islam, Oil and the New Great Game in Central Asia. London 2000), в период с 1992 по 1995 г. в Афганистане ежегодно производилось от 220 до 240 тонн опиума. В этот период Афганистан мог наравне с Бирмой претендовать на первое место в мире по объему производства опиума-сырца. Чтобы составить представление о доходах от этого бизнеса, необходимо иметь в виду, что крестьянин, который выращивает опийный мак, получает менее 1 процента из общей прибыли (согласно исследованиям UNDCP – Программы ООН по борьбе с наркотиками). Еще 2,5 процента остаются в Афганистане или в Пакистане в руках первых посредников – перекупщиков товара. Еще 5 процентов распределяется на всем маршруте доставки героина на западные рынки. Остальные 91,5 процента получают наркоторговцы именно на этих рынках, где сосредоточена организованная преступность всего цивилизованного мира.