Когда плачут драконы (СИ) - Эн Вера. Страница 74

Вот только чем дольше Кедде пребывал в образе дракона, тем меньше в его мыслях оставалось места человеческому. Ненависть к предателям, отвернувшимся от своих собратьев, накрывала медленно, но верно, и, когда толпа презренных людишек обступила золотого дракона, Кедде сорвался.

Он напрочь забыл о существовании Вилхе и Хедина и без единого сомнения бросил бы их на растерзание стенбиргцев. В тот момент его интересовала только месть, и он с небывалым удовольствием снимал вражеские редуты с городских стен, чтобы потом заняться остальными богомерзкими людишками. И лишь пробитое крыло не позволило ему закончить начатое.

Боль еще сильнее отравила кровь, но в то же время отрезвила настолько, что Кедде вспомнил о намучившейся девчонке, которую должен был спасти, а не подставлять под новые пытки. Он пообещал себе навестить Стенбирг в самое ближайшее время и направился в сторону Драконьей долины.

Лететь было тяжело: Кедде даже не думал, что какая-то дыра в крыле может настолько сломать полет и в итоге совершенно лишить сил. Он тянул до последнего, пока внутренний голос не потребовал обеспечить безопасность несчастной пленнице, и тогда Кедде наконец приземлился. И только тут заметил двух парней, сжимающих мечи и явно собирающихся его атаковать.

Кедде, может, и посмеялся бы над их самомнением, поиграл немного да и выбросил где-нибудь на дороге, но девчонка позади него хрипло застонала, и разум затянуло ненавистью.

Кедде убил бы без всякого зазрения совести. Сначала проломил бы грудину первому противнику, заставив его задохнуться в грязи, куда когда-то с удовольствием тыкали мордой и Кедде. Потом добрался бы до второго — того, что стоял на коленях, закрывая ладонью кровоточащие раны от драконьих когтей. Ах, какой сладкой была бы месть!

Но яркая вспышка света ослепила, оглушила и словно вывернула наизнанку. Кедде забыл себя и всю свою прошлую жизнь, а потом как будто родился заново.

И осознал, что натворил…

Отдернул руку, задышал рвано, почти утонув в накрывшем с головой ужасе. Он… Хедина убил?.. И Вилхе… отравил драконьим ядом?..

Обернувшись ящером, не дав им даже шанса?

Единственных своих друзей — лишь потому, что поддался ревности?

— Хед… — совсем жалко пробормотал он, истово молясь, чтобы тот даже не поднялся, а просто шевельнулся, позволив понять, что не все еще потеряно и что Кедде все-таки не такая тварь, какой себя показал. Он же не хотел, он…

Да собственную жизнь бы отдал взамен Хединовой! Говорят, боги соглашаются на такой уговор. С теми, кто заслужил...

— Сгинь! — раздался над ухом жесткий, но совершенно бесцветный голос Вилхе. Он даже не взглянул на Кедде, только снова опустился на колени, наклонился к Хедину, пытаясь уловить его дыхание, и Кедде замер, не зная, позволено ли ему надеяться.

Никогда он себе гибели друга не простит!

Энда с ним, пусть насмешничает, издевается, превосходит Кедде во всем, только живет! У Хедина же душа такая, до какой Кедде — как до Долины пешком! Он Арве себе в команду взял и мальчишек его пристроил, и Кедде, несмотря на его норов, по-человечески принял.

Да неужели?..

Вилхе поднялся с совершенно серым лицом. В глазах у него полыхнула такая ненависть, что у Кедде сердце внутри прожгло. Не в силах этого выносить, он вскочил и бросился бежать.

Куда, зачем — теперь не имело никакого значения. Кедде в отчаянии путался в голых ветках, хлеставших его в ответ на обиду; вспугивал заснувших лесных обитателей, оскальзывался и падал в рыхлый подтаявший снег, и в одно из таких падений просто перевернулся на спину, уставился в отвратительно яркое ночное небо и в голос себя проклял.

Из-за чего? Просто из-за девчонки, которая не ответила взаимностью, он испортил жизнь себе и отнял ее у двух, наверное, самых достойных людей на свете? Просто из ревности перестал замечать доброе к себе отношение и позволил драконьей ненависти взять верх? Просто из собственной слабости нашел себе оправдание и так разочаровал богов, что те отняли у него последнее утешение?

Кедде не испытал бы и толики нынешних мучений, останься он драконом. Потому что драконы враждуют с людьми и никого это не удивляет. Кедде отправился бы в Долину и прожил всю жизнь с осознанием того, как правильно поступил, и гордостью за сегодняшние преступления.

Энда, так не наказанием это вовсе было, а великим даром Создателей! Их милостью, позволившей Кедде осознать свою подлость и сохранить в душе хоть что-то человеческое! Нет, он не хотел упиваться убийствами! И радоваться гибели невинных, иначе чем он лучше тех извергов, с которыми они так долго боролись? Пусть лучше будет больно — даже так, как сейчас; пусть до конца дней он испытывает муки совести, но только не становится зверем!

А крылья — не такая уж и большая плата за возможность хоть что-то исправить.

Кедде подскочил как ужаленный и по своим же следам бросился обратно.

Только бы успеть, только бы отсрочить хоть немного приговор! Даже если Хедину уже не помочь, Вилхе-то еще можно спасти! Драконья отрава не убивает мгновенно, и Кедде знал отличное противоядие. Если Вилхе примет… и если еще не стало слишком поздно…

Дорога назад показалась в десять раз длиннее предыдущей. Кедде все ругательства в свой адрес использовал и даже по кругу их пустил, а поляны с друзьями и золотым драконом все не было видно. И только следы, четко отмечаемые почему-то не утраченным драконьим зрением, хоть немного придавали духу: дойдет, не собьется. Зубами вцепится в последний шанс.

И все же у самой поляны на мгновение замешкался. Никогда еще не было так страшно. Только бы не опоздать. Только бы…

Энда!

Предатель и трус!

И снова на те же грабли!

Кедде зажмурился и прямо так ступил на поляну. Выдохнул, сжал кулаки и заставил себя распахнуть глаза.

Ошарашенно заморгал, не веря тому, что видит.

Рядом с воткнутыми в землю факелами спинами друг к другу сидели Хедин и Вилхе — вряд ли здоровые, но уж точно живые — и стоически строили планы на будущее.

— Если Джемма утром в путь отправится, к полудню может досюда и добраться, — хрипло рассуждал Хедин, обхватив самого себя руками и стараясь лишний раз не двигаться. — Мои ребра и не такое видали, а в тебе драконья кровь, Вил, тебе эти царапины вообще нипочем должны быть. Так что давай, кончай заваливаться: нам еще девчонку откачивать!

— Я не заваливаюсь, — слабым, но старательно спокойным голосом отозвался Вилхе, и Кедде понял, что на деле ему очень плохо. Может, даже хуже, чем Хедину. А может, и тот тоже храбрился. — Тебя подпираю, бугая неугомонного, а это, знаешь ли, не так-то просто. Вернемся — у отца твоего награду потребую за подобные усилия.

— Лишь бы не посмертную, — не удержавшись, хмыкнул Хедин и тут же зашелся болезненным кашлем. Энда, неужели Кедде еще и легкие ему повредил? Тогда совсем беда.

Он шагнул вперед и снова замер, не зная, что сказать. Кто ему теперь поверит? После таких-то гнусностей?

— Я… помочь хочу… — часто дыша от снедающего волнения, выговорил Кедде. — Правда…

Вилхе даже головы не повернул в его сторону, и Кедде, сколько бы этого ни ожидал, сжался, как от удара. Но разве мог он осуждать? Если б Вилхе камнем в него кинул, и это бы заслуженным ответом считал. И терпел. Теперь до последнего.

— Раны… — заставил он себя продолжить. — От когтей которые… Их обработать надо срочно. Противоядием.

— Угу, как раз выбираем, что пахнет повкуснее, — откашлявшись, съязвил Хедин. — Вил, ты какое предпочитаешь: с яблочным ароматом или все-таки с земляничным?

— С цикориевым! — буркнул Вилхе, припомнив человеческий рецепт настоя от драконьего яда. — Сейчас под камнями поползаю, в снегу поковыряюсь — может, и разыщу пару стебельков.

— Не надо цикория, — умоляюще выдавил Кедде. В другой раз за подобный тон презирать бы себя начал, а нынче только зубами скрипнул. Ничего уже не способно было унизить его сильнее, чем он сам это сделал. Растоптал все, за что его можно было уважать. И выжег дружескую привязанность каленым железом. — Драконья слюна на раз раны заживляет. Даже человеческие. Надо только, чтобы дракон сам захотел этой силой поделиться.