Александр Суворов. Первая шпага империи - Замостьянов Арсений Александрович. Страница 26

Нарушая установленный властями порядок, почитатели Суворова искали встреч с ним. Имеются свидетельства о визитах боевых соратников, переодетых мужиками (об этом вспоминал соратник Суворова полковник С. А. Талызин).

В столице продолжались интриги недоброжелателей опального фельдмаршала. Сразу с нескольких сторон недруги принялись атаковать Суворова. Начались тяжбы. Сначала — дело майора И. Ф. Чернозубова, отчаянного храбреца, командовавшего казачьим полком. Майор Чернозубов спасовал перед бумажными орудиями 6 мая и выступил с претензией к Суворову, якобы удержавшему крупную сумму, которую Чернозубов по устному распоряжению полководца израсходовал на фураж. Павел приказывает президенту Военной коллегии Н. С. Салтыкову удержать с Суворова «восемь тысяч двадцать один рубль… за счёт его имения». Суворов именно по этому поводу раздражённо писал Хвостову: «Обманет меня всякий в своём интересе, надобна кому моя последняя рубашка — ему её дам, останусь нагой». Взимали с Суворова и другие суммы, истраченные командирами на провиант: так, пришлось фельдмаршалу платить и по счетам покойного полковника Шиллинга.

Одновременно от Суворова требовали увеличить пенсион давно чужой ему супруги. Фельдмаршал отвечал горделиво: «Мне сие постороннее». Кто-то шибко грамотный написал от имени Варвары Ивановны письмо, переданное Суворову: «…воспитывала нашего сына в страхе Божием, внушала почтение, повиновение, послушание, привязанность и все сердечные чувства к родителям, надеясь, что Бог приклонит и ваше к добру расположенное сердце к вашему рождению; что вы, видя детей ваших, вспомните и про их несчастную мать». Она жаловалась, что скитается по углам, что брат её разорён и у самой ныне 22 тысячи долгов… За годы, проведённые врозь, Суворов выплачивал жене сначала полторы тысячи ежегодного пансиона, а в последние годы — три тысячи. Увеличивать эту вполне солидную сумму он наотрез отказался. Прозоровские жили не по средствам, угробили огромное состояние и не научились беречь копейку, находясь на скромном попечении бывшего мужа. По совету Куракина Варвара Ивановна дала делу официальный ход. Было повелено увеличить ежегодное содержание до восьми тысяч, а также передать бывшей жене дома в Москве и Рождествене с убранством и прислугой. Варвара Ивановна просила Куракина и о выплате 22-тысячного долга за счёт Суворова, но этот вопрос не решался в два счёта, а со временем закончилась царская опала и тут же отпала необходимость в разорении графа Рымникского.

Наиболее циничными были требования возместить польским магнатам убытки, причинённые во время войны, которую Суворов вёл по высочайшим приказам, от имени России…

В трудную годину Суворова неблаговидно повёл себя и историограф Антинг, досаждавший близким Суворову людям настойчивыми просьбами материально вознаградить старания биографа. Он писал и камердинеру Прошке, и Хвостову, жалуясь, что так и не был одарён за честную службу Суворову. Хотя за несколько лет нахождения при фельдмаршале Антинг получил от Суворова не менее шести тысяч рублей…

От финансовых взысканий и угроз рачительный, экономный Суворов приходил в ужас. И впрямь было недалеко до полного разорения. Лишь одни кобринские имения должны были приносить пятьдесят тысяч в год, однако в условиях опалы весь годовой доход Суворова не превышал сорока тысяч. Между тем у Суворова накопилось уже 55 000 долгов, а ещё обязательства перед зятем Зубовым, перед бывшей женой… Пришлось сократить даже содержание сыну с 2,5 до двух тысяч. На собственное содержание прославленный фельдмаршал и граф отводил скромные 3–4 тысячи.

Все беды рассеялись, когда переменчивый император призвал Суворова под свои знамёна. Сначала император вызвал фельдмаршала в Петербург. Суворов прибыл, но проситься на службу не стал и вернулся в Кончанское. А 4 февраля Павел составил рескрипт: «Сейчас получил я, граф Александр Васильевич, известие о настоятельном желании венского двора, чтобы вы предводительствовали армиями его в Италии, куда и мой корпус Розенберга и Германа идут. И так по сему и при теперешних европейских обстоятельствах долгом почитаю не от своего только лица, но от лица и других предложить вам взять дело и команду на себя и прибыть сюда для отъезду в Вену…». Рескрипт доставил в Кончанское флигель-адъютант государя Семён Иванович Толбухин.

На этот раз граф Рымникский без промедлений согласился вернуться на службу. Он услышал голос боевой трубы! Суворов быстро отслужил молебен и дал весьма оригинальный приказ: «Час собираться, другой отправляться. Поездка с четырьмя товарищами. Я в повозке, они в санях. Лошадей осьмнадцать, а не двадцать четыре. Взять денег на дорогу двесьти пятьдесят рублей. Егорке бежать к старосте Фомке и сказать, чтоб такую сумму поверил, потому что я еду не на шутку. Да я ж служил за дьячка, пел басом, а теперь я буду петь Марсом!». Да, деньги на дорогу пришлось занимать у Фомки…

Павел повелел поселить фельдмаршала в Шепелевском дворце, лично проверил, чтобы в парадных покоях не было зеркал, а ложе устроили из соломы. Правда, Рымникский остановился в доме Хвостова на Крюковом канале. Столичная публика, включая высшую знать, устроила ему восторженный приём. Явился к Суворову и Николев… Фельдмаршал не сдержал мстительной иронии: назвал своего недавнего надсмотрщика благодетелем, выставил его на смех, посадив на «подобающее» высокое место — на шаткий стул, водружённый на диван.

По просьбе Суворова восстановили в звании штабс-капитана Семёна Христофоровича Ставракова (1763–1819) — сына обрусевшего грека, боевого офицера, поселившегося в Кременчуге. Он долго служил в нижних чинах, приобретая уникальный боевой опыт. Участвовал в Польском походе 1794 года, в штурме Праги. Суворов приблизил его к себе в 1796 году, сделал своим ординарцем и, предположительно, именно ему диктовал в Тульчине «Науку побеждать». Когда Суворова уволили из армии, Ставраков оказался в числе тех офицеров, которые в знак протеста подали прошения об отставке. Вскоре он был арестован и заключён в крепость в Киеве, но держался молодцом и не дал показаний против Суворова. В трудные дни опалы Суворов назначил «честному человеку Семёну Христофоровичу Ставракову с юными братьями» ежегодный пенсион в 300 рублей «по смерть». И вот теперь штабс-капитан Ставраков вошёл в штаб фельдмаршала, которому предстояло действовать в Италии и Швейцарии. Сохранился любопытный рассказ о том, как император, проверяя компетентность офицеров суворовского штаба, спросил Ставракова: «Какими языками владеешь?». Ответ был простодушный до казусности, зато честный: «Великороссийским и малороссийским!». Когда Павел попросил Суворова заменить «этого дурака», фельдмаршал то ли в шутку, то ли всерьёз ответил: «Помилуй Бог, это у меня первый человек!». За шутовством и на этот раз скрывалось счастливое прозрение: отныне Ставраков стал своеобразным талисманом российской армии и её штаба. Он не просто прошёл рядом с Суворовым все сражения Итальянского и Швейцарского походов, вернувшись в Россию майором и кавалером, но и в 1805–1814 годах участвовал едва ли не во всех сражениях Наполеоновских войн, в которых принимала участие Россия. В армии даже возникла поговорка — шутливая, однако лестная для заслуженного ветерана: «Без Ставракова воевать никак нельзя».

А возглавил адъютантскую команду Суворова подполковник (затем после Нови — полковник) Сергей Сергеевич Кушников (1765–1839), офицер из числа тех, кто невозможное делал возможным. Надёжный, бесстрашный исполнитель приказов полководца, который не раз скакал под огнём от генерала к генералу с приказами Суворова.

14 марта 1799 года Суворов прибыл в Вену, встречавшую его как героя. Въезжая в Вену, по легенде, Суворов изо всех сил кричал: «Да здравствует Иосиф!», когда же его прервали и объяснили, что императора зовут Францем, старик изобразил удивление: «Видит Бог, что я этого не знал». Стремительному фельдмаршалу было не до мелочей, а покойного императора Иосифа он уважал с екатерининских времён.

И всё-таки ему пришлось потратить драгоценное время на аудиенцию у императора Франца, на светские беседы с императрицей и французскими принцессами… Приёмов могло бы быть значительно больше, но Суворов отказался от них, сославшись на Великий пост. Зато встретился со старыми боевыми друзьями — принцем Кобургским и бароном Карачаем.