Александр Суворов. Первая шпага империи - Замостьянов Арсений Александрович. Страница 9

К туртукайскому подвигу Суворов готовился неистово, желая закрепить репутацию, заработанную в Польше, придунайскими победами. Александр Васильевич начинал изучать психологию турок и понимал, что восточный люд восприимчив к легендам и боится противника, овеянного ореолом непобедимости. Пришло время продемонстрировать туркам этот ореол во всей красе, чтобы врага охватил панический ужас. Помогла первая стычка с турками, когда тысячный отряд напал на казачьи пикеты, выставленные Суворовым, на отряд есаула Сенюткина. Генерал послал на выручку казакам эскадрон карабинеров Астраханского полка с полковником Мещерским. Атака карабинеров неумолимо рассеяла турецкую кавалерию, и, как писал Суворов, «неприятель, будучи прогнат до судов, с крайней робостью метался на оные, где потонуло немалое число». А в схватке было порублено 85 турок. О русских потерях Суворов сообщает досконально: они фантастически малы. При нападении турки убили двоих казаков, в дальнейшем ранили ещё пятерых карабинер и двоих казаков. И это чистая правда, а точнее, результат тщательной подготовки и грамотного управления войсками. В плен попали Бин-паша, два аги и шесть рядовых. От них-то Суворов и получил сведения о туртукайском гарнизоне: свыше четырёх тысяч конницы и пехоты.

После такого сражения турки вряд ли рассчитывали на скорый штурм со стороны небольшого суворовского отряда. А зря. Суворов без промедления начал готовиться к наступлению на Туртукай. Расчётливо устроил переправу через Дунай — и… Сам Суворов в итоговой, обстоятельной реляции Салтыкову так рассказал о сражении:

«И как переправа началась, то неприятель с главной своей батареи делал беспрестанную стрельбу из пушек по лодкам и когда приближаться стали к берегу, то стоящие на супротивном берегу неприятельские пикеты произвели жестокую из ружей стрельбу по лодкам, но удержать не могли предприятия нашего. И как переправились на неприятельский берег, господин полковник Батурин с первою колонною прямо пошёл на упоминаемую их большую главную батарею, где было больших четыре пушки, бросился сам со всею колонною и ударил в штыки, несмотря на их жестокую пушечную и оружейную стрельбу, где я сам был и видел всё сие наших солдат мужественное происшествие. Батарея же была на вышине и обрыта валом, и крутизна того места была превеликая, где я и сам чрез то место лез и прямо он же, господин полковник Батурин, при мне, напав на первый стоящий их лагерь, который был позади их батареи, начал колоть и гнать. В то же время подполковник Мауринов, бросившись со своею колонною в левый фланг того лагеря и прошёл неприятельский лагерь, ударяя на их состоящую батарею на левом фланге лагеря, где было также 4 больших орудиев и обрыта большим рвом, взошёл на оную и, разив неприятеля, батареею овладел. В то ж самое время господин полковник Батурин, отрядя от себя подполковника Мелгунова с ротою гранадерскою, велел напасть на батарею, закрывающую суда на берегу реки Дуная, которую он, подполковник, сорвав и поразив неприятеля, взял; на ней было пушек три. Майора Ребока командировал я с резервом на левый фланг бывшего города Туртукая, к стороне Рущука, где была сделана батарея для прикрытия их третьего лагеря, а батарею неприятельскую сбил и стал на ней. Я ж господину полковнику Батурину приказал изо всех мест внутри города гнать неприятеля, где, что я сам видел, вышеписанное нападение во всех местах свой успех сделало с неустрашимым духом. Неприятель пришёл в отчаяние и страх, бежал, куда только глаза путь давали. Могу ваше сиятельство уверить: во вверенном мне корпусе как о штаб-, обер— и унтер-офицерах и солдатах, о их храбрости, что крайне страшна была неприятелю, хотя они и сами по батареям держалися долго, но противу быстроты нашего нападения держатца не могли, и урон с его стороны простираетца пехоты и конницы до полутора тысячи человек. Солдаты ж, рассвирепев, без помилования всех кололи, и живой, кроме спасшихся бегством, ни один не остался».

Похвалил Суворов солдат и за то, что они стремились именно поражать неприятеля, выполнять боевую задачу, а не зарились на его пожитки, на трофеи.

Мирных обывателей Суворов эвакуировал и, не мудрствуя лукаво, дотла сжёг городок. Весть об этом быстро распространилась среди турок, чего и добивался Суворов. В разбитом Туртукае русский генерал чувствовал себя триумфатором: дело получилось, как он и предполагал, быстрое и победное. Подтверждался польский опыт, укреплялись суворовские воззрения на войну! В тот же день в пылу сражения карандашом начертал первую записку Салтыкову — подобные лаконичные первые рапорты в будущем победитель не раз будет отправлять Потёмкину: «Ваше сиятельство! Мы победили. Слава Богу, слава Вам!» (известен и стихотворный экспромт Суворова: «Слава Богу, слава Вам! Туртукай взят — и я там!»). А в следующей записке позволил себе пооткровенничать:

«Милостивый государь граф Иван Петрович!

Подлинно мы были вчера veni, vedi, vince, а мне так первоучинка. Вашему сиятельству и впредь послужу, я человек бесхитростной. Лишь только, батюшка, давайте поскорей второй класс». Речь здесь идёт, разумеется, о Георгиевском ордене II степени — и в августе Суворов его получит. А слово «первоучинка» так и закрепится в истории за Туртукаем — за первой победой Суворова над турками. При штурме батарей и в бою за Туртукай было убито шесть русских солдат. Раненых оказалось около сорока. И это в бою с сильным четырёхтысячным гарнизоном! Состав суворовского корпуса был невелик: около пятисот астраханцев да двести конников (из них полсотни — казачки). От взрыва турецкой пушки Суворов получил контузию и запросил у Салтыкова разрешения «съездить в Бухарест на день-другой попарицца в бане».

Среди трофеев кроме двенадцати пушек имелась и речная флотилия в полсотни судов.

Турки не желали расставаться с Туртукаем: вскоре они снова стянули туда войска и укрепили разбитый лагерь. Суворов следил за их действиями, ставил в известность Салтыкова и ждал команды. В июне он начал готовить второй поиск на Туртукай, провёл разведку. Но военный совет отменил новый поиск, и тогда Суворов написал Салтыкову страстное, полное обиды письмо, в котором то сетовал на лихорадку и другие несчастья со здоровьем, то требовал разрешить штурм турецких позиций в сожжённом Туртукае! Суворов противопоставлял паркетных генералов боевым — эта тема проявлялась у него во всякой конфликтной ситуации. Как и в Польше, Суворов стремился воевать на свой лад, тем более будучи уверенным в успехе. Он не считал боевую задачу выполненной, пока в Туртукае существовал турецкий укреплённый лагерь с многочисленным войском. И видел важность нового поиска в контексте всей войны. В нескольких стычках кавалерия Суворова (в том числе казаки) попробовала противника на прочность. Корпус готов был бить турок — и Суворов понимал, что упускать возможности на войне нельзя.

Александр Суворов. Первая шпага империи - i_007.jpg

Бой на перевале Сен-Готард. О. В. Калашникова «Альпийский поход»

30 мая Суворов с воодушевлением рапортовал Салтыкову о победе над турками корпуса генерал-поручика Потёмкина. Это был не кто иной, как Григорий Александрович Потёмкин, в недалёком будущем — всесильный муж императрицы и администратор России. 27 мая большой турецкий отряд напал на пикеты Потёмкина. Генерал подкрепил их гусарами и запорожцами и отбросил противника к Силистрии. Суворов и Потёмкин были в то время генералами-соседями, сражались с турками плечом к плечу, бдительно охраняя позиции. В конце донесения Суворов сообщает: «На супротивном берегу неприятельских действий и его вновь обращений моими пикетами в прошедшие сутки ничего не примечено, команда здешняя впрочем благополучна».

На Дунае Суворову пришлось идти на жёсткие меры, утверждая в войсках дисциплину и субординацию. Герой первого туртукайского сражения полковник Батурин был на пять лет моложе Суворова, они быстро сошлись. Александру Васильевичу понравился его боевитый нрав. И вот вышла щекотливая ситуация: на радостях Суворов доверил Батурину должность коменданта в Негоешти. А потом полковник самовольно отбыл в Бухарест — лечиться. Суворов понимал, что с таких нарушений дисциплины начинается разложение офицера. Он сообщил о провинности Батурина Салтыкову, требуя учинить сатисфакцию. А потом получил подтверждение своим тревогам: во время болезни Суворова в ночь на 8 июня сорвалась попытка переправы астраханцев через Дунай. Приметив турецкие войска, Батурин проявил малодушие и отступил. Узнав об этом, Суворов пришёл в ярость. В очередном письме Салтыкову звучат отзвуки той бури: «Какой это позор. Все оробели, лица не те… Боже мой, когда подумаю, какая это подлость, жилы рвутся». Он просит отозвать Батурина и прислать вместо него «смелых, мужественных офицеров». И всё-таки гнев Суворова не имел для полковника тяжёлых последствий, и за первый поиск на Туртукай он вскоре был награждён «Георгием» IV степени. Заслужил — значит, заслужил.