Волчий Рубин (СИ) - Гребнева Ольга. Страница 51

— О, пришёл в себя! Быстро! Я думал, до полудня минимум проваляешься, — фраза прозвучала едва ли не похвалой, будто раненый сам мог выбирать, когда ему очнуться.

Парень не ответил, обрадовавшись, что амулет-переводчик непонятно почему не привлёк внимания обыскивавших и остался на шее. Видать, мутновато-серый камешек не выглядел достаточно дорогим. Священник, абсолютно не опасаясь пленного, приблизился, присел рядом на соседний матрасик и, не обратив внимания на удивлённо-протестующий возглас Влада, принялся разматывать повязку. Рана выглядела не столь страшно, как должна была, если судить по болезненным ощущениям. Почти аккуратный порез от кинжала, конечно, глубокий, но уже не кровоточащий, да и края повреждённой плоти словно тянулись друг к другу, желая вновь стать единым целым. Лекарь извлёк из своей сумы пару пузырьков и чистую тряпицу, вылил на руку Владу добрую половину содержимого первой скляночки, от чего раненый громко выматерился. Жгло снадобье немилосердно.

— Это у вас новый способ пыток, что ли?! — возмутился он, смаргивая выступившие слёзы.

Священник укоризненно глянул на парня, когда услышал ругань, но после вопроса взор смягчился. Похоже, с чувством юмора у лекаря всё было нормально.

— Можно и так применять, — кивнул он, пряча улыбку. — Но вообще-то это ускорит заживление и регенерацию тканей.

«О, какие тут слова умные в ходу», — про себя изумился Влад.

Руки лекаря порхали над пострадавшей конечностью, промакивая выступившую кровь, от пальцев, казалось, исходило приятное тепло и чуть щекотавший кожу ветерок.

— Тут зашивать надо, — буркнул парень, следя за процессом обработки раны.

— Он меня ещё учить будет! — священник откровенно потешался. — Знаешь поговорку, «когда работает санатор, воин молчит»?

Влад нахмурился, задумавшись над значением диковинного слова, и не сразу вспомнил, что так называют инквизиторских лекарей, которые, если верить Конраду, умеют заговаривать даже очень тяжёлые ранения.

Добродушие и весёлость врача вызывали непрошенную симпатию. Комольцев пытался напомнить, что он в руках врагов и не следует расслабляться, но этот священник являл такой разительный контраст с тем образом инквизитора, который сложился в мозгу, что где-то в глубине души родилась мысль: «Может, и вправду стоит выслушать противоположную сторону?» Но тут в мозгу возник образ любимой магички, которую здесь не считали даже за человека, и все положительные чувства рассеялись. «Конечно, лечит. Я ведь тут живой нужен. А опять порезать — дело недолгое». Настроение резко упало.

Лекарь завершил свои полуколдовские действия, наложил новый бинт и, чуть поклонившись Владу, направился к выходу из шатра. Влад поспешно поинтересовался, делая невинные глаза:

— Э-э-э… послушайте, я хотел спросить. А где я?

Вот теперь священник не смог удержаться и действительно захихикал, но это почему-то не прозвучало обидно.

— А сам как думаешь? — он подмигнул. — Вижу, что верно думаешь. Так чего зря языком молоть? Ты спрашивай о том, чего не знаешь. И предугадывая твой вопрос, отвечаю: кардинал весь истомился уж от ожидания, когда самочувствие позволит тебе с ним побеседовать. Пребывать в неизвестности тебе осталось недолго.

И удалился, оставив Влада обалдело чесать в затылке.

«Вот тебе и ужасные застенки… Вроде вполне культурно общаются. Люди как люди». Парень осознал, как в течение всех этих дней скучал по простому человеческому общению. Без пафосных фраз о спасительной миссии и помощи, какую только он может оказать, без непонятных непосвящённому законов стаи и без бесплодных попыток понять психологию оборотней, то ли звериную, то ли всё-таки не совсем, без лекций по сущности магии, которые Конрад читал с таким выражением лица, что становилось ясно — и не надеется, что Влад поймёт хоть половину из сказанного. Вот, казалось бы, и перемолвился с лекарем всего-то парой фраз, а на душе полегчало.

— Монсеньор, может, мне лучше присутствовать? — спросил Лоренцо во время завтрака с кардиналом. Трапеза вышла поздней, потому что после вчерашних событий — битвы и пленения нужного человека — инквизиторы долго обсуждали и совещались, как лучше обрабатывать пришельца из другого мира. Время близилось к полудню, и двое предводителей Святой Палаты кушали под открытым небом, неподалёку от шатра кардинала.

Гаэтано, обсасывая перепелиную косточку, ответил:

— Не надо. Он наверняка узнает тебя. Не стоит сразу вызывать негативные воспоминания о римской тюрьме.

Санктификатор пожал плечами:

— По-моему, пленник и так чувствует себя достаточно неуютно. Моё лицо вряд ли сильно накренит чашу весов не в нашу пользу. Есть у меня предчувствие, что Влад не выразит желания сотрудничать в любом случае, кто бы с ним ни говорил и кто бы при этот не присутствовал. А я в силах оказать лёгкое, почти незаметное давление на его сознание, чтобы вызвать доверие к вашим словам.

— В прошлый раз у тебя не получилось пробиться, если помнишь…

— Тогда я был измотанный, во-первых, а во-вторых, не знал, кто он. У людей из Мира без Бога существует некая естественная… защита от ментального воздействия. Но обойти её элементарно, если заранее подготовиться, — глаза у Лоренцо азартно засверкали. Он сейчас говорил о том, что знал и умел в совершенстве.

Кардинал отодвинул опустевшую тарелку, и её тут же забрал слуга, зорко наблюдавший за завтраком господ с другой стороны поляны. Неторопливо промокнув губы салфеткой, Гаэтано проговорил:

— Лоренцо, ты ведь можешь использовать божественную силу, — почему-то последнее словосочетание прозвучало чуть-чуть иронично, — и не стоя лицом к лицу с объектом.

— Это вряд ли осуществимо, ваше высокопреосвященство. — Голос был сух и бесстрастен.

После битвы, после своего поединка с белокурой ведьмой Лоренцо старательно, но тщетно гнал из головы размышления о магии. То, что произошло с ним в ловушке, не поддавалось логическому объяснению. Если опираться на стандартные, канонические представления о способностях санктификаторов, то инквизитор должен был оставаться запертым в «колодце», пока магичка не сняла заклинание или пока бы не умерла. Вероятность прямого вмешательства божественных сил тоже не исключалась, но освобождение Лоренцо не тянуло на явленное чудо. И единственной жизнеспособной версией становилось то, что была применена истинная магия, за использование которой люди расплачивались длительным заключением, пытками и мучительной смертью в огне. Санктификатор упорно не желал смиряться с такими выводами, однако был слишком умён, чтобы отрицать их.

На воре, как говорится, шапка горит. От слов кардинала Лоренцо продрал морозный коготок по спине. «Неужели он знает? Или догадывается?» По чёрным глазам Гаэтано невозможно было понять: действительно ли он непостижимым образом раскрыл тайну подчинённого или понимающая усмешка только чудится.

— Я считаю, что у тебя получится, — настаивал на своём кардинал, пряча выражение лица за бокалом с вином.

— Монсеньор, — вздохнул Лоренцо, — санктификаторы могут с Божьей помощью воздействовать на людей только с близкого расстояния и находясь в прямой видимости. В этом отличие от накладываемых колдунами проклятий, которые можно сотворить над символическим изображением объекта. Например, используя восковую фигурку, чучело из соломы, рисунок на земле или, в случае с особо способными магами, мысленное представление о человеке.

— Спасибо за лекцию, — насмешливо склонил голову Гаэтано. — Что ж, значит, обойдёмся без твоей помощи.

— Ваше высокопреосвященство! — в проходе между тесно стоящими шатрами появился спешащий изо всех сил толстенький лекарь. Он на ходу промокал обильно потеющий лоб.

Кардинал обернулся, нетерпеливо вскинул бровь, ожидая, пока священник подбежит и отдышится.

— Пленник… очнулся… только что… — Санатор перевёл дух.

— Отлично, — Гаэтано тут же начал давать указания.

Лекарю:

— Спасибо. Пойди, помоги с нашими ранеными, санаторы не справляются.