Жена для престижа (СИ) - Смирнова Юлия. Страница 14
- Интересно! Спасибо, что показал-рассказал, - откликнулась я. - И ты бы это... Завтра зашёл всё-таки к тому дядечке, которого сегодня оперировал. Извинился за свой ор. Зачем нервировать больного - тебе нужна ятрогения в период восстановления?
- Хорошо. Конечно, завтра зайду во время обхода и всё объясню, - согласился Евсей. - Устала подниматься? Всё, больше подъёма не будет, Краунридж драйв - улица ровная.
- А кто он – твой друг? – полюбопытствовала я.
- Работал у нас на отделении много лет, гениальный нейрохирург. Сейчас с возрастом и по состоянию здоровья оставил работу, уже года три как на пенсии. Но я до сих пор с ним советуюсь по поводу сложных случаев. Валерий Исидорович Зеленцов. Ну! – с сожалением цокнув языком, Барбаков остановился у небольшого дома. – Огни погашены. Уже спать, наверное, лёг.
- Как спать – ведь только полдевятого? – удивилась я.
- Пожилой он уже, да и нездоров.
- Может, просто отъехал?
- Он у нас такой, что кукухой бы не отъехал! Э-э… - Барбаков огляделся в тусклом свете редко расставленных фонарей. - Нет – вон машина стоит. Ладно, пойдём обратно.
Я удержала его за руку.
- Нет, постой. Раз пожилой… Может, зайдём, проверим?
- Да ты что, перестань. Неловко беспокоить. Познакомишься завтра вечером - куда торопиться? Это ведь не к спеху. - Барбаков потянул меня за собой. - Дай отдохнуть пожилому человеку. Нам вообще-то тоже спать скоро ложиться, учитывая завтрашний день.
От спокойствия этого дома веяло чем-то мрачным. Я называю это «темнотой» и отпускаю на волю интуицию. Дважды в жизни я видела «темноту» - и списала её на случайное, ничем не подкреплённое ощущение. В третий раз я совершать ту же ошибку была не намерена – и поэтому решительно, не успел фиктивный муж и слова сказать, полезла через низенькую, в полметра высотой, символическую оградку. Барбаков, вздохнув и покачав головой, был вынужден последовать за мной.
- С чего это он оставил дверь открытой, если лёг спать! – я ускорила шаги, вбежала в дом и включила свет.
Хозяин лежал на полу; рядом валялись пустые упаковки из-под таблеток и записка на английском: “Time to pay” (“Время расплаты").
- Твою мать! – бросился к нему Барбаков; я вызвала девять-один-один – и скоро мы уже ехали в нашу больницу, ту самую, где работали мы с Барбаковым и этот несчастный когда-то давно: ведь она была ближе всего.
Пока мы ехали, я вспоминала два случая, когда уловила вопреки кажущемуся благополучию: что-то не так. И дважды ничего не предприняла...
Первый раз – это случилось на втором курсе… Во Вконтакте у меня в друзьях была приятельница из параллельного класса, с которой мы со дня выпуска из школы общались только дистанционно. Она вдруг сменила аватарку; и, хотя на свежей фотографии она выглядела прекрасно и улыбалась, я ощутила то, что назвала «темнотой». Это было странно: ведь новое фото было снято в яркий солнечный день. Но мне оно отчего-то показалось мрачным, от него повеяло «тьмой». Так сформулировать я смогла гораздо позднее – уже на похоронах. Через несколько дней после размещения этого фото Юля покончила с собой от несчастной любви, о которой никто из нас не догадывался.
Тогда я не придала этому значения; но полтора года назад история повторилась. Я пришла в гости к своей знакомой, которая была на три курса младше; девчонка умная, толковая, мы с ней общались, хотя я уже училась в ординатуре. Недавно Тамара родила, выписалась из роддома и пригласила меня посмотреть на малышку; я помню её счастливого мужа, довольных родителей, помогавших ей с младенцем, и её саму – сияющую от гордости и удовольствия. Но что-то мне не понравилось в её глазах; когда я смотрела в них, то видела и ощущала «темноту». От этого неоправданного, ничем не подкреплённого и, как я тогда себя уверяла, ложного ощущения мне даже начало казаться, что глаза у неё не светло-серые, а чёрные, словно две дырки не пойми куда. Тогда я списала это на нервы – мерещится чёрт знает что, возможно, я ещё не оправилась от самоубийства Юли, своей школьной подружки; и теперь придумываю всякое. Я хотела спросить у Тамары, всё ли с ней в порядке, но побоялась обидеть; всё-таки даже осторожно спросила – не нужна ли помощь, может, приходить к ней почаще? Она отказалась весело и легко, со смехом; а через несколько дней убила себя – послеродовая депрессия, которую никто даже не подозревал.
С тех пор я внимательно вглядываюсь в пациентов, психическое состояние которых кажется мне лабильным, - ищу признаки этой «темноты»; до сих пор ничего такого уловить мне не случалось, все живы-здоровы. И вот сегодня… Этот мужик попытался свести счёты с жизнью. А я-то думала, «темноту» можно ощутить, только если глядишь на человека; но нет – оказывается, я способна определить её на расстоянии, чутьём, по каким-то неведомым и невидимым признакам.
Зеленцова спасли и стабилизировали; когда нам это сообщили, было уже около полуночи. Мы покинули клинику; на сон оставалось совсем немного времени. Назад пришлось ехать на автобусе - ведь сюда мы прибыли в машине скорой помощи; Барбаков всю дорогу молчал. Наконец спросил:
- И как ты это поняла? Что нужно... проверить?
- Тебе не понравится, - отмахнулась я. - Это ненаучно. Просто уже дважды я почувствовала, что человек планирует самоубийство, - но не поверила себе, мало ли, фантазии... и ничего не предприняла. В третий раз решила больше доверять себе и не допускать такого.
Я думала, Барбаков на смех меня поднимет, - но он удивился:
- Похоже на Зеленцова. Но у него это пошло ещё дальше. Может, ты тоже со временем такие способности разовьёшь - удивишь нас всех, а?.. Он, ты знаешь, умел почти безошибочно ставить диагнозы только на основании того, как человек ходит, сидит, двигается, смотрит. Как выглядит в целом. Всегда мог указать, что за орган страдает, и даже с определением болезни редко ошибался. Это ещё до всяких УЗИ, МРТ и рентгенов. Сразу знал, куда человека направлять по страховке. Сэкономил нашему отделению кучу времени, ресурсов и нервов. Я уж не говорю о том, сколько пациентов спас.
- А у него откуда такая способность? - заинтересовалась я.
- А у тебя откуда?
- Просто случайность. Такой вот дар, если это можно так назвать. В кои-то веки прок от этого дара...
- Ну а у него после сильного стресса. Пережил удар, - нехотя пояснил Барбаков. Мы уже вышли из автобуса и пешком брели в гору домой. - В молодости он был карьеристом, каких свет не видывал. Не знаю, что в его рассказах правда, а что - старческие выдумки; но он рассказывал, будто проигнорировал жалобы своей беременной невесты, когда она сюда с ним приезжала сто лет назад. Посадил её на самолёт - зачем-то ей надо было ещё вернуться перед окончательным переездом; она прилетела в Россию и почти сразу умерла. Он очень себя винил, даже в полицию пытался сдаться - мол, посадите по статье "оставление в опасности"; его, понятное дело, никто не стал слушать... И...
- Он и раньше пытался покончить с собой? - догадалась я.
- Было дело, - непривычно вздохнул Барбаков. - Год назад. Я думал, он через это перешагнул; убедил его, что он всё ещё нужен науке, да и нам, молодым коллегам - для консультаций. И он обещал... Но он, понимаешь, вбил себе в голову, что, раз на пенсии - то ни на что больше не пригоден. Его все эти десятилетия удерживала эта самая его способность. Он решил, что пусть невесте не помог - но, раз в нём такое открылось, он должен успеть помочь стольким людям, скольким сможет. Отработать свой "долг" за "оставление в опасности". Горел на работе, работал до последнего, потом уволился - исчерпался, здоровье уж не то; и вот - опять эти мысли вернулись. Теперь надо следить за ним попристальнее.
Мы зашли в дом; Барбаков вдруг обнял меня, прижал к себе - и, зацеловывая, забормотал:
- Спасибо... Я готов был уйти домой, лечь и заснуть. У меня самого с интуицией беда, честно тебе признаюсь... Предпочитаю опираться только на факты.