Родные и знакомые - Киекбаев Джалиль Гиниятович. Страница 50

И тут как раз подъехали к воротам Ахмадиевы заказчики — «мочальные начальники».

— Никак хозяйка умом тронулась? — удив ленно произнёс один из них.

— Похоже… — отозвался второй.

Откуда-то с другого конца улицы, завидев приезжих, пришёл Ахмади, обрадовано поздоровался, распахнув ворота. Его бодрый вид и радостный голос успокоили гостей: стало быть, у хозяйки в голове всё в порядке, решили они. Крикнув сыновьям, чтобы помогли кучеру распрячь лошадей и задали им корм, Ахмади повёл толстосумов в горницу. Бабка исчезла, будто ветром её сдуло. Факиха захлопотала в летней кухне, раздувая угли в самоваре…

Наутро, плотно позавтракав, заказчики съездили к пруду, осмотрели там уложенное скирдами мочало и остались довольны увиденным. Ахмади сообщил, какие он произвёл расходы. Предъявленный им устно счёт был принят без возражений. Договорились, что Ахмади создаст ещё запас колёсных ободьев и по зимнему первопутку начнёт отправлять заготовленное в город.

Глава четырнадцатая

Фатима выздоровела. Внешне она стала такой же, какой была: в запавших и потускневших во время болезни глазах появился живой блеск, миловидное лицо вновь расцвело. Но в душе её затаились боль и чувство одиночества. Прежде радостная, с гордым взглядом, Фатима старалась теперь прошмыгнуть по улице незаметна, ходила потупившись. С подружками виделась редко; те, с кем виделась, смотрели на неё с каким-то испугом.

Усиливали душевную муку Фатимы не смолкавшие в ауле разговоры о том, что Сунагат якобы скрывается поблизости в лесу. То были пустые разговоры. Сунагат давно ушёл из родных мест, и Фатима ничего не знала о нём. Любовь её не угасла, жила в сердце, обернувшись изнуряющей тоской. Фатиме хотелось сходить к Салихе, но отец с матерью и братья не спускали с неё глаз. Отчий дом превратился для неё в тюрьму, ни один её шаг не оставался незамеченным. Аклима следила за старшей сестрой не таясь, без всякого стеснения. Куда сестра — туда и она. Остановится Фатима на улице перекинуться словом с подружкой — Аклима, вытаращив глаза, смотрит ей в рот.

Главной заботой родителей стало — поскорей выдать Фатиму замуж. За кого угодно, лишь бы нашёлся охотник. Ещё во время её болезни приглашённый из Карана лекарь Амин, которого люди почтительно называли «духтыром», то ли в шутку, то ли всерьёз сказал: «Самое лучшее лекарство для неё — замужество». Ахмади с Факихой и сами понимали, что пора решить судьбу дочери. Но откуда ждать сватов после того, как по всей округе пошла о ней худая слава? Из своего аула и ближних селений никто не посватается. Вон Усман-бай теперь при встречах даже не здоровается. Ахмади, распалясь, уже не раз говорил жене, что готов отдать дочь без всякого калыма любому проезжему, а заартачится — связать ей руки-ноги и кинуть в сани…

Однако нашёлся в конце концов человек, решивший высватать Фатиму. Нух-бай из катайского аула Туйралы подыскивал жену для сына Кутлугильде.

Нуху не раз случалось проезжать через Ташбаткан — то на базар в Гумерово, то в степные края. По пути он останавливался у Ахметши, хорошо знал именитых ташбатканцев, в том числе «сальмановых парней», как он называл Шагиахмета, Ахмади и Багау, и слышал, что у Ахмади есть дочь на выданье.

Позвав на совет брата своего Абуталипа и жившего отдельно старшего сына Якупа, Нух сообщил им о намерении породниться с ташбатканским подрядчиком. Намерение это было одобрено. Поддержала абышку [87] и мать жениха Гульямал. Только сам жених и не подозревал, что его собираются женить.

Когда на Инзере окреп лёд, Нух по санному пути отправился в Ташбаткан. Как всегда, заехал к Ахметше. Сели вдвоём пить чай, Нух объяснил, зачем приехал, и попросил приятеля взять на себя сватовство.

На другой день они съездили на базар в Гумерово, а вечером Ахметша выпустил согласно обычаю из носка штанину, взял в руку посох и пошёл на переговоры с Ахмади.

Встретили его уважительно. Факиха тут же захлопотала с самоваром. Но Ахметша приступил к делу не сразу. За чаем нёс всякую чепуху, балагурил, что называется, искал то, чего не терял. Лишь дождавшись, когда молодёжь улеглась спать, закинул удочку: как хозяин и хозяйка посмотрят, если Нух предложит им породниться? Ахмади приличия ради ответил, что должен посоветоваться с братьями. Однако ясно дал понять: он согласен. Ахметшу стали потчевать с ещё большим рвением и проводили, как дорогого гостя, до ворот.

Фатима видела, как к ним пришёл Ахметша, но не заметила, что у него выпущена одна штанина. Длиннополый чекмень скрыл от неё этот знак сватовства. К тому же девушке и в голову не приходило, что сейчас, в таком вот состоянии, её могут выдать замуж. Поэтому на приход Ахметши она не обратила особого внимания, подумала — зашёл по какой-нибудь житейской надобности.

Нух, выслушав вернувшегося домой Ахметшу, удовлетворённо погладил свою козлиную бороду и толстый, как пчелиная колода с двойным летком, живот. Его бурое, лоснящееся от жира лицо расплылось в улыбке.

Шагиахмет и Багау, извещённые братом о сватовстве, восприняли новость благожелательно, против вступления в родственные отношения с Нухом они ничего не имели.

Утром Ахметша получил окончательный ответ. Разумеется, у Ахмади уже пропало желание отдать дочь даром, без калыма. Он запросил одну лошадь, четыре пуда мёду, пять фунтов чаю, пять-шесть пудов мяса и денег на свадебные расходы; ну и подразумевалось, что будут всякие мелкие подарки, полагающиеся в таких случаях.

Нух принял Ахмадиевы условия без возражений. Ему, человеку, имеющему табуны лошадей, известному в Катайском юрте своим богатством, скупиться было бы не к лицу. Если бы он нашёл, что калым чрезмерен и начал торговаться, то в Ташбаткане, и особенно в глазах свата Ахмади, его авторитет пострадал бы.

Договорились провести свадьбу на следующей неделе, и Нух уехал домой. Спустя пару дней Магафур с сыном Шагиахмета Гимраном отправились следом за калымом. В Ташбаткане в крепких бочонках забродила медовуха.

Фатима, узнав о предстоящем событии, отнеслась к нему безучастно. Ни сопротивляться, ни даже плакать у неё не было сил. Она жила словно бы в полусне, происходящее вокруг не задевало её.

В назначенный срок из Туйралов прибыл под девятью дугами санный обоз с гостями. Их разместили в приготовленных заранее домах. Нух остановился на этот раз в доме Ахмади.

Кутлигильде с братишкой, выполнявшим обязанности дружки, нарочно задержались и приехали в сутемень. Их ждали в доме Ахметши.

Решено было свести жениха с невестой у Багау в избе, в которой зимой держали телят и ягнят. Жена Багау прибрала в ней, на нарах за занавеской приготовила брачную постель.

По свадебному обряду невесту сначала полагалось спрятать, чтобы жених заплатил за неё выкуп. Как только по аулу разнеслась весть о приезде Кутлугильде, подружки увели Фатиму к Ахмади-кураисту. Туда потянулись и местные досужие парни, но отец невесты строго-настрого запретил пускать их в дом. Парни толклись у занавешенных окон, пытались лестью умилостивить девчат и проникнуть к ним, но напрасно. Из дому слышались причитания, всхлипывания: подружки прощались с Фатимой. Потом раздался дробный перестук каблуков — принялись плясать.

— Ну, откройте же! — умоляли парни. — Трудно вам, что ли, откинуть крючок?

— Не бойтесь! Тут нет Талхи. Невесту не умыкнёт…

Девчата не отвечали.

И вдруг с улицы донеслось:

— Сунагата тоже нет. Он в Идельбашы, опять в тюрьме сидит…

Безучастная ко всему Фатима, услышав этот злой выкрик, встрепенулась и впервые с тех пор, как не удалась её попытка уйти на завод, горько заплакала.

Прибежал с дрючиной в руке Гимран, нещадно обругал и разогнал назойливых парней.

Следом за ним подоспели самые близкие енгэ Фатимы. Женщины были подкуплены женихом, дабы помогли отыскать спрятанную невесту. В ответ на их требование открыть дверь в доме поднялся визг, несколько девчонок вцепились в дверной крючок: дескать, не дадут открыть. Девушки сдались лишь после того, как енгэ пообещали поделиться деньгами, полученными от жениха.