Между Явью и Навью - Мазин Александр Владимирович. Страница 10

Одним скользящим движением Волшан метнулся к двери, и не успела Неждана оглянуться, как он уже втаскивал в слабо освещенную комнату тщедушного человечка, крепко зажимая тому рот.

– Дверь! – прошипел Волшан девке – и поволок свою жертву поближе к свету чадящей лампы.

– Вот те на! – ошарашенно пробормотал он, разглядев извивающегося и мычащего в ладонь ночного гостя. – Монах!

Тот вращал глазами, страшно выкатывая их из глазниц, елозил ногами по полу и непрерывно мычал.

– А что, монашек, по твоей вере подслушивать – не грех? – зло прошипел Волшан, пытаясь сообразить, много ли тот услышал и что им теперь делать?

Судя по тому, как яростно бился слабый телом монах, услышал он достаточно.

– Вяжи его! С постели тряпье рви и вяжи! – велел Неждане Волшан, а сам подумал, что монах, скорее всего, тишком в дом пробрался. Незаметно было, чтобы наместник его особенно привечал.

То, что, по сути, монах был прав в своем недоверии, ничего не меняло. Он был накрепко спеленат, как дите малое, да полосами льняной ткани поверх обвязан. Рот ему Волшан забил кляпом из того же льна.

Неждана так испугалась, что думать забыла о том, как не обернуться. Притиснулась к Волшану, дрожа и всхлипывая, будто девчонка обычная.

– Теперь нам ничего не поможет!

– Утри сопли-то, – вздохнул оборотень. – На рассвете цепь заберем и уйдем. Пока его хватятся да отыщут, от нас и след простынет.

Но в глубине души он вовсе не был в этом уверен.

Кузнец не подвел. Недовольно ворча и натирая красные глаза, ссыпал тугие звенья цепи Волшану в руки и показал, как хитрым замком пользоваться. Восхищенный, Волшан щедро с ним рассчитался и отметил, с каким достоинством, без жадности, принял кузнец оплату. Вздохнул, хоть напрасный был вздох. Когда-то ему хотелось жить так же – праведным трудом, не прячась по лесам, не стыдясь людей и не опасаясь. Вместо того стал он душегубом по чужим пожеланиям, скитался по свету от заказа к заказу, не спрашивая, в чем его жертва виновата и чем заслужила лютую ночную смерть… И теперь вот спасителем назначен, а в паре с ним нелюдь. Бредет к городским воротам, пряча лицо под платком.

Лтаву они покинули неспешно и только за стенами заторопились. Впереди лежала река, но ждать переправу не стали, двинулись вдоль, к лесу.

Иоанна нашли братья. Едва развязали, как он, отплевавшись, сбивчиво зашептал:

– Отец знает, что я в доме?

– Не, он и про нас не знает, – замотал головой младший. – Прознает – прибьет!

Старший мрачно кивнул, оглядывая разоренную постель.

– Что случилось? Где… эти?

– Слушайте меня, дети мои! Никакой он не княжий избранник! Нечистая сила в нем и в девке его! Изловить их надобно да отцу представить! Тогда и ваша правота подтвердится, и гнев на милость сменится!

Иоанна трясло, пересохший язык едва ворочался во рту, но мыслил он на удивление трезво. Такой случай показать ошибочность княжьего приказа! Сынкам наместника не обязательно знать, что амулет на шее беглеца настоящий – сам-то он дьяволом послан, не иначе. Вот до чего довело Киев якшанье с безбожниками-колдунами.

– Возьмите троих-пятерых воев, кому доверяете, велите молчать да бегите вослед! Торопитесь!

– А вы, отец Иоанн? – забеспокоился младший.

– Я сам до храма доберусь. Со мной Бог!

Учуяв погоню, Волшан обернулся зверем, но с Нежданы цепь не снял, как она ни молила. Были они на самой кромке леса и уйти уже не успевали. Конные догнали бы легко. Городище леса рубило много, и здесь он был редким – больше пней, чем дерев. Чувствуя, как дыбится холка, Волшан рыкнул на девку – беги, прячься – и встал мордой к погоне. За спиной захрупали сухие ветки под девкиными ногами – послушалась. Поволокла торбу с пожитками и одежей в овраг.

Первым вылетел десятник на давешнем рыжем коне и тут же едва не свалился на землю – распаленный конь при виде Волшана вздыбился, заржал, размахивая в воздухе передними ногами. Хороший конь. Такой и прибить может.

Вслед и еще трое подтянулись, вместе с другим братом. Там кони поплоше оказались – захрапели, заплясали. Двоих воев сразу опрокинули, одного вороной верхом унес в сторону реки.

– Га! – хлестанул рыжего десятник, напирая на ощерившегося Волшана.

Умный конь близко не шел, крутился вокруг. Волшан-то ненамного меньше его и страшен! У десятника лицо побелело от ужаса, но отступить перед младшим братом он не мог, пытался мечом до волкодлака дотянуться, а рука ходуном ходила. Младший с земли поднялся, меч из руки в руку перекидывает, в глазах – огонь. Не то смелый, не то глупый совсем. Волшан крутанулся волчком, отгоняя коня, да зарычал дико, аж самому страшно стало. На деревьях листья задрожали, у коня шкура пошла передергиваться. Взбрыкнул он как следует, десятник оземь грохнулся, а конь стреканул резвым галопом в сторону дома.

Оказавшись лицом к Волшановой оскаленной морде, братья сникли. Воинственный пыл куда-то подевался. Убивать их не хотелось, и не стоило. От остальных дружинников и следа не осталось. Волшан замер. Зверь мешал думать – он был голоден и зол. Мотнув башкой, Волшан прыгнул…

Расцарапанные и безоружные, сыновья наместника добрались до городских стен далеко за полдень. И никогда никому не признались, что приключилось с ними в то утро.

Они снова двигались вдоль дороги, не показываясь, но и не заходя далеко в чащу. Неждана молчала, хмурясь и покусывая губы, но не жаловалась. Волшан ее не жалел – шел привычным шагом, в меру широким, в меру скорым. Что делать с девкой в Киеве он так и не придумал, и ее присутствие тяготило все больше.

В полдень напились из холодного ручья и доели остатки козьего сыра, которого не хватило, чтобы насытиться ни ему, ни ей. Голодный и злой, Волшан обернулся к отставшей на пару шагов Неждане:

– Зря идешь. Там с тобой нянькаться не станут. Разом прихлопнут.

– Тебя, думаешь, не прихлопнут? – огрызнулась она.

– Говорил уже. На мне княжий знак…

– Сильно он тебе помог в Лтаве?

– Мстиславов знак, дура. Мстислав в Киеве сидит, – сердито отрезал Волшан.

Упрямая девка много дней ничего не желала слушать. Прицепилась хуже репья. И амулет на нее не серчал, постукивал по пузу, прикидывался обычным серебряным кругляшом.

– Скоро ночь. Обернемся, поохотимся. Ближе к Киеву уже не получится.

Она обрадованно подпрыгнула, сразу забыв про усталость. Двумя руками выпростала цепь из-за пазухи, и та легла поверх платья железным ожерельем.

– Дура ты, – вздохнул Волшан, осматриваясь в густеющих сумерках.

Заметил впереди прогалину и направился прямо к ней, не оглядываясь на отстающую Неждану.

Темнота упала резко. Волшан успел ступить на поляну, слабо серебрившуюся лунным светом по траве, когда боковым зрением увидел за Явью Навь. Там, в стране смерти, кто-то стоял, поджидая. Он догадывался кто.

Она была бы так же красива, как десять лет назад, если бы не несло от нее мертвечиной за версту да глаза, прежде сиявшие веселыми огоньками, не горели теперь угольно-черной злобой.

Вышагнула за грань Нави, будто и не было этой преграды, и встала перед Волшаном во плоти. Амулет заледенел, предупреждая об опасности, волчье чутье наружу рванулось – не то растерзать мавку, не то для того, чтобы бежать сподручнее было, а Волшан застыл на месте как громом пораженный.

– Здравствуй, любимый, – сладким голосом пропела мавка Ждана. – Не рад?

– Чему радоваться? – выдавил Волшан, едва шевеля языком.

– Ну, как же? Свиделись наконец. После стольких лет.

За спиной вскрикнула Неждана, послышалась возня и звериный рык, но он не оборачивался. Подумал, что убивать свою они не станут.

– С чем пришла? – спросил Волшан, мысленно примериваясь, как бы половчее успеть обернуться да мавку отправить, откуда пришла.

– Ой, какой ты стал! – изобразила она обиду. – Ну, раз хочешь сразу о деле, будь по-твоему. Сними медальку да поверни назад, любимый. Там дед Славко один совсем, помнишь? Тогда мы и его не тронем, и эту твою, – мавка кивком указала Волшану за спину, – в живых оставим. Обещаю. И сам ты тогда уцелеешь, а нет, – голос изменился, теперь она зашипела змеей, – так я тебя давно на этой стороне дожидаюсь.