Портрет дамы с жемчугами - Кикути Кан. Страница 43

И Синъитиро, покраснев, обратился не то к жене, не то к шоферу:

– В таком случае едемте, только скорее! Я сейчас же вернусь!

От волнения Синъитиро била дрожь.

– Слушаю-с! – ответил шофер. – Мигом домчу вас до дому, тут и езды минут семь, не больше.

Шофер и его подручный легко вскочили в машину. За ними последовал Синъитиро. Стараясь не смотреть на жену, он виновато сказал ей:

– Я сейчас же вернусь!

Машина уже готова была сорваться с места, но тут Синъитиро спохватился и, высунувшись из машины, крикнул:

– Эй, Сидзуко! В правом ящике моего книжного шкафа лежит записная книжка. Принеси ее мне!

– Сию минуту!

Взяв у жены дневник Аоки Дзюна, Синъитиро подумал: «Это будет моим оружием!»

Синъитиро не заметил, как они домчались до Гобантё. Он не отдавал себе отчета в своем поступке, перед ним лишь с лихорадочной быстротой проносились образы госпожи Рурико, жены, брата Аоки Дзюна и всех, кого он видел сегодня в салоне. Но в этом хаосе, царившем у него в голове, одна мысль была четкой и ясной: он должен во чтобы то ни стало уличить госпожу Рурико во лжи.

В этот момент машина въехала в те самые ворота, в которые Синъитиро решил никогда больше не входить. Он поднялся по той же самой лестнице, по которой решил никогда больше не подниматься, но уже не испытывал, как в первый раз, восторга и трепета. Гнев и ненависть целиком завладели его душой.

Его встретил не мальчик-слуга, а совсем молоденькая служанка, лет шестнадцати.

– Госпожа давно ждет вас! Проходите, пожалуйста! Синъитиро был так взволнован, что не поблагодарил

девочку даже приветливой улыбкой, и молча последовал за ней. Служанка повела его не в салон, а в комнату, находившуюся сразу за лестницей. Это был кабинет госпожи Рурико.

Однако Рурико там не оказалось, и, когда служанка постучала, никто не ответил.

– Госпожа вышла куда-то, подождите ее немного, – сказала служанка, открывая дверь в комнату.

Синъитиро нерешительно переступил порог роскошного кабинета госпожи Рурико. Бледно-розовый ковер, занавеси нежно-голубого цвета, ваза с цветами на пианино, книжный шкаф красного дерева с французскими романами в дорогих переплетах, пейзаж, висевший на стене, видимо, принадлежавший кисти Курбэ, бронзовая статуэтка девочки на камине, – все говорило о тонком, изысканном вкусе хозяйки.

Казалось, здесь витала ее душа, и ненависть Синъитиро стала заметно слабеть. Но он тут же подумал: «Эта комната – сад, полный ядовитых цветов, в который госпожа Рурико завлекает мужчин». Из окон кабинета как раз виден был сад, залитый лучами июльского солнца.

В ожидании госпожи Рурико Синъитиро сидел в кресле с мягкими зелеными подушками, предаваясь размышлениям. Служанка принесла ему сладкий напиток со льдом, а госпожа Рурико все не появлялась. От нечего делать Синъитиро разглядывал комнату. Случайно взгляд его упал на письменный стол красного дерева, где лежало женское стило с изящным золотым рисунком и были разбросаны листки почтовой бумаги. Именно на таком листке было написано полученное от госпожи Рурико письмо.

«Должно быть, она писала его за этим столом», – решил Синъитиро. Вдруг он увидел написанные на одном из листков не то французские, не то английские слова, наклонился и стал с любопытством читать. Каково же было его удивление, когда он прочел написанное по-английски свое собственное имя.

Однако удивление его возросло еще больше, когда он прочел следующие два слова: «Shinichiro, my love!» [51]

Этой фразой был исписан вдоль и поперек весь листок бумаги.

От этой короткой фразы у Синъитиро помутилось в голове, и он почувствовал, к своему великому стыду, что покраснел, словно шестнадцатилетний юноша. Ненависть к госпоже Рурико в любую минуту могла исчезнуть из' его сердца, но внутренний голос кричал:

«Это западня, госпожа Рурико нарочно исписала листок этими сладкими словами, в расчете на то, что я их прочту». Но эту мысль тут же сменяла другая: «Госпожа Рурико слишком умна и тонка, чтобы прибегать к таким грубым приемам. Она не лгала, когда это писала».

Стоило Синъитиро так подумать, как в нем заговорила присущая почти всем мужчинам самоуверенность.

«Быть может, в письме она хотела излить душу и он заблуждался, обвинив ее в низости. Разве не могла она разочароваться в своих поклонниках, играющих с ней в любовь и летящих к ней, словно бабочки на огонь? Быть может, она и в самом деле жаждет любви настоящего, сильного мужчины, готового отдать ей всю свою душу и всю свою жизнь? Ее наверняка тяготит общество всех этих великосветских волокит, лишенных и капли искренности, похожих на марионеток. Почему же она не могла предпочесть им пусть не очень опытного, но серьезного человека, такого, как он?» Враждебность к госпоже Рурико наполовину рассеялась у Синъитиро.

Как раз в это время в комнату бесшумно вошла госпожа Рурико и радостно вскрикнула – Синъитиро показалось, что зазвенел колокольчик. Госпожа Рурико, видимо, только что приняла ванну, и прозрачная кожа ее лица казалась сотканной из белого шелка. Сквозь шелковый с узорами халат угадывались линии ее безупречно стройной фигуры.

Синъитиро встретился с ней глазами и снова почувствовал себя в ее власти.

– А! Очень рада, что вы приехали! Вы ушли такой рассерженный, что я не надеялась больше увидеть вас в своем доме.

Синъитиро хотел встать при ее появлении, но Рурико остановила его, села напротив и стала говорить:

– Простите, что мы невольно причинили вам огорчение. Я так ждала, когда разойдутся гости, чтобы поговорить с вами. Вы прочли мое письмо?

– Да, прочел, – стараясь сохранять самообладание, твердо проговорил Синъитиро.

– Что же вы мне ответите? – как бы испытывая его, спросила госпожа Рурико со своей обычной очаровательной улыбкой.

– Я не знаю ваших истинных чувств и потому затрудняюсь что-либо ответить.

– По-моему, я все достаточно ясно изложила в письме: и свои чувства, и свое отношение к вам.

Все это Рурико говорила очень серьезно.

В этот момент Синъитиро вспомнил Сидзуко, вспомнил трагическую гибель Аоки Дзюна и, собрав все свои силы, сказал:

– Госпожа, я женат и поэтому не вправе затевать с вами опасную игру в любовь.

Лицо госпожи Рурико приняло напряженное выражение.

– Вы думаете обо мне так же, как и все остальные, считаете, что я хочу разрушить вашу семью. Но поймите же наконец! Мне надоели все эти люди с их ложью, с их игрой в любовь. Мне не нужен любовник, мне нужен искренний друг, настоящий, сильный мужчина. Встретив вас, я думала, что нашла такого. Но вы истолковали мои намерения совсем по-другому. О, какой это позор для меня! – В гневе госпожа Рурико стала еще прекраснее.

Видя ее возмущение, Синъитиро было заколебался, но тут же решил: «Не только ради себя, ради Аоки Дзюна, чтя его память, я должен бороться с этой коварной женщиной до конца». И, стараясь не смотреть на нее, Синъитиро сказал:

– Весьма польщен, что вы оказали мне честь, выбрав среди ваших многочисленных поклонников именно меня, – резким тоном произнес Синъитиро. – Но, признаюсь, мне страшно. Я человек заурядный и довольствуюсь своим маленьким семейным счастьем. Оставьте же меня в покое, прошу вас!

– Что это значит? Вы боитесь меня? Но я ведь не бомба и не взорвусь, если даже прикоснуться ко мне.

Шутка не удалась, потому что госпожа Рурико была раздосадована: Синъитиро даже не скрывал своей неприязни к ней.

– Нет, госпожа! Я не хочу обижать вас, но я знал одного человека, такого же серьезного и неопытного, как я, который дорогой ценой заплатил за ваше внимание. Мне не хотелось бы очутиться на его месте. – И Синъитиро как-то натянуто рассмеялся. Он произнес эти слова с большим трудом и даже изменился в лице.

Госпожа Рурико тоже слегка изменилась в лице, но не растерялась. Какое-то время она пристально смотрела на Синъитиро, потом насмешливо улыбнулась и, нажав кнопку звонка, сказала: