Счастье момента - Штерн Анне. Страница 27
Публика одобрительно загудела, а Хульде с каждой минутой становилось все больше не по себе. Что за атмосфера царит в этом Далльдорфе? Почему никто не жалеет несчастных больных? Хульда беспокойно заерзала на стуле. Другие девушки сидели на своих местах с бесстрастным выражением лица и явно не следили за разговором.
«Рита Шенбрунн работала в жестких условиях», – решила Хульда. Интересно, что Рита думала о таком бесчеловечном отношении к больным? Может, она воспротивилась происходящему, потому что относилось к своей работе не так, как того хотело руководство? Может, она поссорилась с директором? Может, кто-то хотел, чтобы Риту уволили, или даже желал ее смерти?
Но Хульда знала, что дальше предположений она не продвинется.
Процессия во главе с директором лечебницы направилась дальше, прошла мимо ряда стульев и вышла в парк. Неужто сейчас начнется официальная экскурсия по территории лечебницы? Хульда с удовольствием бы присоединилась, вот только незаметно сделать это не получится…
Внезапно дверь распахнулась, из нее выскочила заплаканная блондинка. Дракониха выглянула в коридор, указала на Хульду толстым пальцем и сказала:
– Теперь вы.
Хульда встала и, проходя мимо блондинки, сочувственно погладила ее по плечу. Девушка всхлипнула и побежала к выходу.
Хульда глубоко вздохнула и вошла в логово драконихи. Было бы здорово, будь у нее с собой копье или меч, как у рыцаря…
– Садитесь! – прорычала медсестра, указывая на неудобный на вид стул.
– Спасибо, я лучше постою, – отозвалась Хульда.
Пожилая медсестра ответила пронзительным, как удар ножа, взглядом, но Хульда только выпрямилась во весь рост.
Медсестра помрачнела еще больше, но потом, похоже, поняла, что встретила достойного противника, пожала округлыми плечами и продолжила:
– Имя?
– Хульда… Шмидт.
– Адрес?
– Берлин, округ Шенеберг, улица Винтерфельдтштрассе.
– Образование?
– Я дипломированная медсестра.
Хульда сама удивилась тому, с какой легкостью ложь слетает с языка. Видимо, ее вдохновляло желание узнать что-нибудь о Рите Шенбрунн. Она все больше и больше сочувствовала этой незнакомой ей женщине, о которой столько думала последние несколько дней. Как, наверное, трудно было работать здесь с людьми, которые давно потеряли человечность! С людьми, которые распоряжаются жизнями бедных, всеми забытых и всеми презираемых больных, оказавшихся на самом дне и не имевших другого дома, кроме этого.
Во взгляде медсестры сквозило недоверие, поэтому Хульда прибавила:
– Я прошла обучение в школе Святой Виктории. – Тоже ложь, но звучит хорошо. Выпускницы этой школы пользуются хорошей репутацией, их считают нещепетильными и хваткими. – Я умею работать с детьми, особенно с детьми из бедных семей. – А вот это было правдой.
Впервые Хульде показалось, что она увидела искорку уважения в глазах собеседницы. Но слова ее были угрюмы, как и прежде:
– Нам все равно, где вы учились, милочка. Здесь, в лечебнице для душевнобольных, дела делаются иначе, чем вы привыкли. Наши больные – больные не в общепринятом смысле слова. К ним следует относиться как к животным, которых нужно приручить. Надо отдать вам должные, госпожа Шмидт: выглядите вы крепкой. Не то что хрупкое создание до вас. Да ее же порыв ветра снесет! Нет, такие нам не нужны.
Хульда и глазом моргнуть не успела, как медсестра принялась ощупывать ее руки, словно проверяя наличие мышц. Потом она хмыкнула – как Хульде показалось – одобрительно.
– Для работы с девочками вы, может, и сгодитесь.
Хульда улыбнулась, лихорадочно думая, как бы завести речь о Рите.
– Медсестры обычно работают в одном отделении или в несколько? – неловко спросила она.
– Как придется, – неопределенно ответила медсестра, отвернулась и что-то записала на листе бумаги, лежавшем на простом деревянном столе. – А что?
– Просто любопытно. Одна моя знакомая раньше здесь работала. – Хульда глубоко вздохнула. «Закрой глаза и вперед», – подумала она. – Возможно, вы даже знакомы. Ее зовут Рита Шенбрунн.
Дракониха резко обернулась и пронзила Хульду взглядом.
– Как я слышала, госпожа Шенбрунн умерла.
Хульда покраснела.
– О… Правда? – пробормотала она, прекрасно понимая, как неправдоподобно звучат ее слова.
– Да, и вам это прекрасно известно, – сказала медсестра и встала перед Хульдой. – Хватит ломать комедию. Директор предупреждал, что в Далльдорф приедут ищейки. Вы ищейка, милочка?
– Нет! – воскликнула Хульда, поднимая руки. – Я правда не понимаю, о чем вы говорите. Да, меня интересует судьба Риты… Как я уже сказала, мы старые знакомые. Но мой интерес носит сугубо личный характер!
– Расскажите это своей бабушке. В любом случае, от меня вы ничего не услышите. И ни от кого другого тоже. А теперь убирайтесь, пока я не вызвала охрану. – Медсестра снова смерила Хульду взглядом. – Какая жалость, – сказала она, и в ее голосе действительно слышалось легкое сожаление. – В кои-то веки появилась толковая девушка… С каждым днем сумасшедших становится все больше, и с каждым днем нам все сложнее позаботиться обо всех. Кроватей у нас уже нет, больные спят на полу. Мир становится все безумнее…
Медсестра с головой ушла в свои невеселые мысли, ее обвисшие щеки грустно задрожали, и она, казалось, напрочь забыла о присутствии «ищейки». Но потом вспомнила.
– Чего вы здесь встали? – сердито спросила она. – Ноги отказали?
– Нет, они прекрасно меня слушаются, – ответила Хульда и сделала книксен. Колени у нее подрагивали, но она надеялась, что дракониха этого не заметит.
Не оглядываясь, она выскочила в коридор. Побледневшие девушки испуганно уставились на нее – видимо, понимали, что им тоже придется несладко.
– Ну что? – тихо спросила брюнетка.
– Удачи, – пожелала Хульда, сама понимая, как саркастично звучат ее слова.
Она боялась, что медсестра выйдет за ней следом. Но этого не случилось. Судя по всему, медсестра полагала, что никто не осмелится ослушаться ее указаний.
В мыслях у Хульды царил хаос. Получается, здесь, в Далльдорфе, ждали, когда кто-то явится с расспросами… Но, похоже, пока никто не приходил. Разве не странно? О чем комиссар Норт вообще думает?! И что скрывают работники лечебницы?
Ветерок погладил Хульду по щеке, и ей снова показалось, что вдалеке слышатся крики.
Она знала, что ей не поздоровится, если ее снова застанут за разнюхиванием здешних секретов, но любопытство взяло верх. Она зашагала вперед – нарочито спокойно, но быстро, словно держа в голове четкую цель.
Она прошла мимо администрации и направилась на север. Там стояло несколько украшенных башенками желтых зданий разной высоты. За ними на прилегающих к территории полях виднелись рабочие цеха. До Хульды донесся визг пилы. На скамейках под неусыпным надзором медсестер сидели обитатели лечебницы. У одних были стеклянные взгляды, у других – странно изогнутые конечности. Дети среди них тоже были – с деформированными черепами или необычными раскосыми глазами, безучастно смотрящими прямо перед собой. Некоторых, похоже, навещали родственники, они с чопорным видом стояли вокруг, одетые в воскресную одежду, и на лицах у всех застыла смесь скорби и отвращения.
От представшей перед глазами картины Хульду проняло до самых костей. «Столько стыда и горя в одном месте», – подумала она.
Не сбавляя шаг, Хульда пошла дальше. Крики прекратились, но раньше они доносились из здания на самом краю территории. Неужели она одна их слышала?
Хульда огляделась – убедиться, что никто не обращает на нее внимания, – ловко нырнула под куст сирени и подкралась к задней стене здания. Высокое окно было открыто, словно поджидая ее. В следующую секунду словно по команде снова раздались крики, отчаянные и пронзительные.
Хульда нащупала ногой выемку между кирпичами и сунула в нее носок туфли. Потом изо всех сил подтянулась, держась за подоконник, и заглянула в окно.
Она увидела тесную комнатушку, в которой находилось по меньшей мере десять мальчишек. Здесь были и малыши лет трех-четырех, и подростки. Вдоль длинных стен рядами стояли кровати, и узкие проходы между ними были единственным свободным пространством. Там дети ползали, играли с собранными камнями или просто сидели, вытянув ноги, и смотрели перед собой. Судя по всему, кто-то попытался затеять драку, потому что несколько здоровяков, больше похожих на горилл, чем на санитаров, держали двоих ребят и нещадно лупили палками их худенькие тела. Ребята вопили, кричали и пытались вывернуться, но тогда здоровяки били их по лицу. У одного мальчика была разбита губа, и на его серую форму капала кровь. Другой отчаянно зажимал уши, словно это могло уберечь его от побоев.