Сумасшедшая одержимость - Лори Даниэль. Страница 47
Он стащил мои стринги вниз по ногам, а я дрожащими руками принялась за пряжку его ремня. Запустив руку за резинку трусов, я взяла его в руку. Такой твердый и горячий. Он восхищал меня, и я умирала от желания изучить его поближе. Впрочем, мне опять не выпало такого шанса. Его пальцы впились во внутренние стороны моих бедер, раздвигая ноги, а потом он вошел в меня одним толчком.
Я задохнулась.
Он зашипел, глядя туда, где наши тела соединялись.
– Помедленнее, Боже, помедленнее. – Я умоляюще вцепилась в его руки.
Я все еще не привыкла к его размеру, но и помимо этого секс с Кристианом ощущался чем-то настолько захлестывающим, что мне казалось, я окончательно потеряю себя или вытворю что-нибудь идиотское, например зареву, если у меня не будет хоть какого-то подобия контроля над происходящим.
Он замер, а потом, под нашу общую дрожь, медленно вышел из меня и вошел вновь. Удовольствие разлилось по моим венам. Я застонала. Провела руками по его плечам и схватилась за них, пока он трахал меня на кухонной тумбе.
Мы оба наблюдали за тем, как он двигается во мне.
– Кристиан… без презерватива, – выдохнула я. – Опять.
– Я вытащу.
– Именно после этих слов моя кузина забеременела тройней.
Одна эта мысль должна была испугать нас обоих, но мы лишь продолжили смотреть, тяжело дыша, на то, как он входит в меня.
– Я чист, – прохрипел он.
– Об этом я не волнуюсь. Я уверена, ты настолько хладнокровный, что при твоей температуре тела не выживает никакая зараза.
Кристиан поднял на меня глаза и прищурился.
– Звучит так, как будто ты уже привыкла, malyshka. – Он припечатал это предложение сильным толчком, вырвавшим у меня громкий вздох.
Он поднял меня со столешницы, прижал к стене и оттрахал глубоко и грубо. С каждым толчком по мне прокатывалась волна пьянящего, обжигающего тепла. Прижатые грудь к груди, его рука на моей шее, мои ноги на его талии. Мы были по-прежнему одеты, но каждая точка соприкосновения сводила с ума. Никогда ни с кем не чувствовала себя ближе.
Он поцеловал меня всего дважды, кратко и отвлеченно, но оба раза что-то теплое расцветало в моей груди и стекало к пальцам как растопленное масло.
Сильный оргазм сотряс меня, зажигая звезды под веками и вышибая воздух из легких. Я сжала в кулаке волосы Кристиана и легонько прикусила то место, где его шея соединялась с плечом.
С низким стоном он вышел из меня и кончил на мое бедро.
Все это никак нельзя было назвать романтичным, но было что-то в том, как он теряет контроль, что пробудило во мне нежную и благодарную сторону. Все еще не убирая ног с талии Кристиана, я поцеловала его в шею, впитывая запах. Он оперся руками о стену по обе стороны от меня, тяжело дыша, пока я целовала его челюсть, щеки и губы.
– Если бы знал, что тебя нужно трахнуть, чтобы увидеть, какой можешь быть милой, давно бы это сделал.
Я вспыхнула. И знала, что он это заметил, когда провел пальцем по моей щеке.
– Moya zvezdochka, – пробормотал он мне в губы.
Я замерла.
Эти слова… я уже слышала их раньше. И не один раз.
А потом воспоминание вернулось на свое место.
– Ты, – выдохнула я, широко распахнув глаза. – Ты был на моей свадьбе.
Джианна
20 лет
– Ты выглядишь прекрасно, stellina. Перестань волноваться.
Я убрала руки от заколок в волосах и отвернулась от нарядного белого отражения в зеркале.
– Я просто не хочу его разочаровать.
Мама фыркнула.
– Он бы тебя даже в картофельном мешке был недостоин.
Я вздохнула.
Она коснулась моей щеки с печальным взглядом.
– Не этого я для тебя хотела.
– Мам, хватит. – Я отстранилась от нее и отошла к окну. Мне не хотелось, чтобы этот день, день моей свадьбы, был омрачен жалостью. Что бы там ни было, это была та жизнь, что мне досталась, и я собиралась прожить ее на полную.
– Mi dispiace, stellina. Осталось всего несколько минут… нужно ли нам поговорить о сексе?
Я выразительно посмотрела на нее. Она хмыкнула.
– Я же не знаю, чему научила тебя сеньора Тиллер.
Мои учителя были настолько стары, что, вероятно, пережили еще Вторую мировую, и настолько чопорны, что вполне могли оказаться девственниками.
Я сглотнула и посмотрела в окно, потому что грудь сдавило мрачным секретом. Меня насиловали четыре года моего детства, и моя мать так никогда об этом и не узнала. Даже в возрасте восьми лет я знала, что если бы ей это было известно, то она бы снова попыталась со мной сбежать. И очень боялась, что за это папá убил бы ее. Теперь мне было двадцать, и я просто не могла выдавить из себя этот секрет, зная, как сильно он ее расстроит.
– Ricorda, mia figlia, ты не обязана делать то, что тебе неприятно. Ты еще молода, я уверена, Антонио поймет.
– Супружеское ложе меня не пугает, мам. Я даже не волнуюсь об этом. Я просто хочу… нравиться ему. – «Хочу, чтобы он меня любил».
– Ох, stellina…
Грудь сдавило.
– Пожалуйста, не порть все, мама.
– Ты права, прости меня. Мне кажется, нам пора спускаться. Готова?
Я глубоко вздохнула.
– Готова.
Моя первая свадьба была пышным событием, с белыми лилиями и бантами из тюля. Гости чествовали нас, осыпая рисом, когда мы вышли из церкви.
Был прекрасный день.
Царила идеальная атмосфера.
Я была великолепна, все говорили об этом.
Я парила на облаке оптимизма. Вплоть до того момента, пока не потерялась на вечеринке в громадном особняке мужа на тысячу квадратных метров, пытаясь найти туалет. Вот тогда мой оптимизм разбился вдребезги. Все из-за приоткрытой двери.
Ее звали Мари Риччи.
Двадцать с лишним, типичная девушка по соседству.
Я знала о ней только потому, что она играла роль официантки во второсортном ужастике, который мне, к несчастью, довелось видеть.
Она была обычной, как ни крути, но ее сложно было не заметить, когда она стояла на коленях перед офисным креслом моего мужа, а его рука лежала на ее волосах.
В тот момент первые зачатки горечи проклюнулись в моей измученной душе – когда я смотрела на то, как моему новоиспеченному мужу в день нашей свадьбы отсасывает итальянская актриса.
Я прошла по коридору в своем платье, которое словно стало на двадцать килограммов тяжелее. Подумала о том, что у моего мужа отвратный вкус в половых партнерах, зато прекрасная библиотека. И впечатляющая коллекция виски. Я никогда не пила алкоголь больше глотка, папá мне этого не позволял, но даже я знала, что бутылка, из которой вытаскивала пробку, стоила больше, чем автомобили большинства людей. Папá всегда любил напитки, стоявшие на полках так высоко, что их туда, наверное, ставил сам Бог.
Я сделала глоток прямо из бутылки.
Некоторое время спустя я сидела за пианино, скрестив ноги, и играла колыбельную, которую помнила с уроков из детства. Я попыталась поднять полупустую бутылку к губам, но вместо этого упала со скамейки и ударилась головой об пол. Алкоголь растекся по узорчатому ковру.
– Ай, – пробормотала я, но потом поняла, что выпила столько, что даже не почувствовала боли, и рассмеялась.
– А говорят, что в браке счастье, – протянул глубокий голос.
Я подняла глаза на звук. Комната завертелась от этого движения, и я смогла разглядеть только высокий силуэт в черном костюме, стоящий в дверях.
Я закатила глаза и перевела их с незнакомца на крутящийся вентилятор.
– Звучите как… импрессионист.
Его это позабавило.
– Я думаю, ты хотела сказать пессимист.
Я продолжала лежать в куче из пайеток, бантов и белого шифона.
– А твой муж знает, в каком состоянии его милая невеста-подросток?
Я бросила на него свирепый взгляд и тут же заморгала, потому что он внезапно раздвоился и закачался из стороны в сторону.
– Мне двадцать, чтоб вы знали.