Возраст не помеха - Мишин Виктор Сергеевич. Страница 33

– Да я, я, товарищ лейтенант, – выдохнул я.

Это был тот самый Светлов, с которым мы уже, так сказать, работали. Живой, хорошо.

– Наумов, ты где его добыл? – Светлов пожал руку командиру, который меня сюда привел.

– Не понял, ты его знаешь, что ли? – Наумов был удивлен, еще бы, ему-то я представился беженцем-скитальцем, а сейчас он еще и узнает, кто я есть.

– О, это, брат, самый нужный мальчишка в этом районе, а может, и городе! – Ого, это он о чем? – Захарка, ты знаешь, как мы фрицам вломили по твоей наводке?! Сорвали им атаку и отрезали от банка, вот только его никак взять не можем.

– Так, потом поговорите, товарищи лейтенанты. Горчак?

О, тут кто-то и постарше есть? Посмотрим кто.

– Я.

– Я должен сообщить о тебе в дивизию, там вопросы были, что-то насчет других таких же, как ты. Это срочно, комдив прямо так и говорил, если вылезет наш парень опять, сразу к нему!

– Я понял, о чем речь. Извините, товарищ…

– Комиссар Федосеенко, – представился мужчина. Невысокого роста, с широким лицом и узкими глазами дядька, в фуражке и чистой форме почему-то, я все время машинально отмечаю про себя внешний вид, именно на форму смотрю. Сказывается обучение у немцев? Там приучали замечать все, что видишь, и делать выводы, наверное, это и есть – рефлекс. Даже бойцов отличаю, те, что давно на передке сидят, бессменно, выглядят совсем иначе, чем те, которые несколько дней. Это издалека по форме видно, хоть стирай ее, хоть штопай, а видно. А вблизи уже по лицу и повадкам. Понюхавшего пороху видно сразу, и это даже не пресловутое «кланяться минам», тут в комплексе надо смотреть. У тех, кто уже привык к фронтовым будням, взгляд другой.

– Товарищ комиссар, я никуда не денусь, разрешите доложить о наблюдениях? Это быстро, информация важная, потом сразу к вам.

– Давай, – комиссар кивнул, указывая на лавочку рядом с собой.

– У вас пленные есть? Или всех отправляете?

– Светлов, есть у тебя немцы сейчас?

– Есть, товарищ комиссар, те шестеро, которые возле школы попались. Один-то сильно ранен был, его добили, а пятеро сидят.

– Я знаю, как вам банк взять. – Да, нагло, но не до сантиментов сейчас, каждая минута уносит здесь жизни наших бойцов. Почему я, даже не задумываясь, рискую и веду себя так дерзко и порой нагло? Да просто все, выживу, не выживу, дело десятое. Когда видишь таких людей, какие стоят тут, в Сталинграде, насмерть, да и сколько еще на других фронтах, честных, смелых, не думающих о себе, выполняющих свой долг, как-то и не думается о собственной шкуре.

– Ух ты, какой самоуверенный пацан, – это Наумов вставил, он ведь не знает обо мне ничего.

– Паша, это не просто пацан, я тебе позже расскажу, – бросил тихо Светлов.

– Лучше бы, товарищ лейтенант, чтобы обо мне знали поменьше, и так уже в фельджандармерию загремел, едва отбрехался. Пытками и расстрелом грозили, хорошо хоть к ним, а не в гестапо, оттуда уже пути назад нет.

– Расскажешь чуть позже, хорошо? – прервал нас комиссар. – Что с банком?

И я пустился в объяснения. Дали карандаш и листок бумаги, начертил схему доставки боеприпасов к зданию госбанка, показал, как и где ходят немцы, какие силы задействованы. Так же пояснил, почему с северной стороны фрицы стараются не подходить к окнам, и этим можно воспользоваться. Когда закончил, командиры обо всем догадались и без меня.

– Рискованно, но может и получиться, – покрутил густые брови комиссар. – Светлов, у тебя есть огнемет?

О, у комиссара мысль заработала, я предлагал пулемет.

– Есть, товарищ комиссар, даже два.

– Нужны разведчики. Сможем тихо снять несунов, – это он так назвал тех, кто таскает на опорный пункт припасы, – дальше будет проще. Точно вот тут, – комиссар ткнул в точку на схеме пальцем, – фрицев нет?

– Нет, там в начале улицы пушка и станковый пулемет, на них и опираются. Но вот здесь, возле самого угла, непростреливаемая зона, кучи кирпича скроют вас от прикрытия.

– Но этот угол могут увидеть из самого банка, – вставил пять копеек Светлов.

– Если как на параде идти, безусловно заметят, – кивнул я. – Я ж показал, где можно пробраться.

– Все верно говорит, – кивнул комиссар. – Я думаю, нужна группа саперов, разведчики проведут их со стороны Волги к северному крылу, и пусть они что-то подорвут. Переключить внимание врага, тогда точно группа с юга пройдет. Но, конечно, там бежать надо, а не идти, я мыслю, что заходить надо с двух сторон.

– А моя мысль, – влез я, – что идти со мной надо. Я пулеметчика бы на входе снял, легче бы стало.

– Это не тебе решать, – отрезал комиссар. – Так что, Захар, ты готов, надо в дивизию идти?

– К оврагам? – уточнил я.

– Что, и это немцам известно? – поморщился комиссар.

– Вы же сами меня спрашивали о второй группе!

– Ясно, работают, подлецы. Давай собирайся и идем, а то утро скоро, надо успеть затемно.

Второй раз так появляюсь и вновь мной занимается политработник, хотя кто еще станет? Идем, три бойца в охранении зорко отслеживают все вокруг, на берегу суета. Жизнь кипит, это удивительно. В одном месте видел женщин, стирающих белье, чуть дальше кучу детей, мать моя, почему они тут? Шел и дурел от того, что вижу. Узкую полоску, простреливаемую возле Г-образного дома, преодолевали ползком. «Люстры» тут висят просто в огромном количестве, и стрельба не останавливается ни на минуту. Комиссар даже голову мне пригнул однажды, это я осмотреться решил. Указал ему на дома, захваченные немцами, которые мы будем отбивать до декабря. Комиссар покачал головой, словно понимал, что я имею в виду. Я же провел по голове ладонью и выдохнул.

– Здравия желаю, товарищ генерал! – бодро отрапортовал я при виде Александра Ильича. Родимцев, казавшийся в будущем этаким мужчиной средних лет, при ближайшем рассмотрении оказался вполне молодым мужиком – сколько ему сейчас? Меньше сорока, скорее всего, к моему сожалению, не помню точно год его рождения, но то, что ему не было и сорока в Сталинграде, это точно.

– Вот ты, значит, какой, диверсант? – без эмоций, спокойно глядел на меня будущий легендарный комдив. Хотя он уже комдив, но скоро его именем будут улицы называть.

– Так точно, товарищ комдив, где сейчас мальчишки? – спросил я сразу. Ну, а чего тянуть-то, пусть привыкают, что даже мальчишки могут со взрослыми наравне говорить.

– Да черт их знает, – махнул рукой Родимцев, – как мне доложили, появились в расположении учебного батальона, там, за оврагом. Вроде бы ничего страшного, комбат мне и докладывать не стал, не в первый раз беженцы к ним выходят. А тут они еще и информацию принесли, где немцы скапливаются, возле кургана. Наши проверять полезли, в это время штаб батальона на воздух взлетел.

– Ясно, даже обыскать не соизволили, – выругался я. – Товарищ комдив, если разрешите, я бы сам туда сходил, я их в лицо всех знаю, а также знаю, как работают. Найду. Только сейчас не об этом.

– По телефону Светлов докладывал, что ты предлагаешь госбанк штурмовать? – усмехнулся комдив. Конечно, трудно воспринимать ребенка всерьез, особенно человеку в таком чине.

– Да кто я такой, чтобы предлагать? – сделал вид, что удивился, вышло натурально. – Просто нарисовал схему и показал, как можно пройти, вот и все.

– Значит, думаешь, что можно под немцев сработать? – Александр Ильич смотрел открыто, заинтересованность видна невооруженным взглядом.

– Конечно, они переодеваются под красноармейцев, а вы чем хуже? Пять-шесть бойцов переодетыми принимают «несунов» и под их личиной идут в банк. Дальше – к ним присоединяются те, кто ждет в засаде рядом с траншеей, как к ней подобраться, я показал. Конечно – риск, но, если проделать тихо и аккуратно, все получится.

– Добро. Романенко?

Комиссар подскочил к комдиву тринадцатой гвардейской.

– Я, товарищ комдив.

– Работайте, если нужны разведчики, бери. В группу самых опытных, возьми ребят из второго батальона, из сорок второго полка, там такие отчаянные есть, дух захватывает. Правда, все меньше их остается, к сожалению, – тяжко вздохнул комдив. Как же он тепло относится к своим бойцам… Ведь он не раз будет приезжать в город после войны и всех вспоминать, настоящий отец-командир. Всем бы так.