Расплата (СИ) - Константа Яна. Страница 48

Кристина шла под руку с будущим мужем и наслаждалась свежим утренним воздухом, шелестом листвы и необычайной тишиной. Забыл народ дорогу к своему королю, не ходят здесь почти, не навещают…

Когда они подошли к белоснежному склепу, Этьен чуть замялся — узнай Кристина, что у него есть ключ от королевской усыпальницы, заподозрить может, что никакой не граф он. А впрочем, пусть догадается! Она ему почти жена. И страшнее не то, что безопасность бастарда пошатнет — боится он, что испугается она того, что Филипп ему вроде как братом приходится и что замуж ей предстоит за будущего короля выходить. Немного подумав, Этьен выпустил Кристину из объятий, достал ключ и подошел к потемневшей от времени дубовой двери. Пара секунд, и дверь с тяжелым скрипом отворилась.

— Откуда у тебя ключ? — насторожилась Кристина, с недоумением глядя, как он по-хозяйски отворяет дверь туда, куда посторонним заходить нельзя.

Сказать ей? Сознаться? А сама не догадывается?

— У Милоша взял, — пожал плечами Этьен, решив, что все же пусть идет все своим чередом и если уж догадается, то лучше сама, а то сознайся он сейчас, так она испугается и от свадьбы, чего доброго, откажется. Уж лучше потом ей скажет! Целуя за ушком в их первую супружескую ночь.

— У Милоша?!

— Да. Он долгое время служил Ренарду, и даже был ему другом. Ну вот, право заходить сюда наряду с членами Семейства заслужил… Не бойся, здесь все равно никого нет. Пойдем! Мы с тобой все-таки тоже за дело Ренарда воюем, — улыбнулся Этьен.

В полной тишине прошли они несколько помещений, хранящих покой давно умерших представителей Королевской Династии и, наконец, остановились возле двух гробниц. На стене висели два портрета. На одном — молодой черноволосый мужчина, на другом — такая же молодая светловолосая женщина. Этьен сжал ладонь Кристины и подвел к гробнице отца. Он чуть хмурится на портрете, но глаза его смеются… Этьен даже подумал, что, вероятно, портрет был сделан в те недолгие счастливые времена, когда рядом с отцом была его мать. Он зажег свечу и обнял Кристину.

«Ну здравствуй, отец… — мысленно проговорил Этьен, глядя в смеющиеся глаза Ренарда. — Вот, привел к тебе свою невесту…»

А Кристина с любопытством и некоторым смущением рассматривала красавца-мужчину на портрете и никак не могла понять странных своих ощущений — эти двое, тот, что на портрете, и тот, что стоит сейчас рядом, будто одной породы, будто связаны одной нитью… И взгляд у Ренарда такой же теплый, хоть и хмурый, как у графа; будто смотрит на них и одобряет…

— Нам пора возвращаться, — тихо проговорил Этьен Кристине, еще раз напоследок заглянув в отцовские глаза: «Помоги нам, отец!»

Наверно, будь у Кристины чуть больше времени на сопоставление фактов, она бы догадалась. Но времени уже не осталось.

Кристина вышла первой, Этьен — за ней. Тишину парка нарушил лишь тяжелый скрип запирающейся двери, вслед за ним лязгнул проржавевший замок. Они отошли от склепа всего на несколько метров, как вдруг навстречу им неторопливо, с победной ухмылкой на губах выехал молодой всадник на белоснежном коне. Легкий кивок головы, и сопровождение его вырвалось вперед, окружая наследника и его невесту.

— Какие люди в городе! А что одни, без охраны? Рад видеть тебя, самозванец! Что ж ты приехал, а в гости даже не заглянул? — обжигая пару ликованием и ненавистью во взгляде, проговорил Филипп, подъезжая ближе. — Не по-братски это.

Мерзкий холодок пробежал по спинам попавшейся в ловушку парочки.

«Он же должен быть на охоте, — проскочила у Этьена неуместная в эту минуту мысль. — Ошибка? Или ловушка?» «А он и есть на охоте, — подал ему ответ внутренний голос, за сарказмом пряча панику. — На тебя». Как бы то ни было, панике поддаваться нельзя. Надо придумать что-нибудь… А что тут придумаешь? Место пустынное, тихое… Да и Филиппа вряд ли бы испугали свидетели. Голыми руками против всадников тоже не очень-то повоюешь, да и численное преимущество явно не на стороне наследника. Гоня собственный страх, Этьен прижал к себе побледневшую Кристину — почти забытые, залеченные ее раны уже кровоточат, отдаваясь дрожью во всем теле… Ее бы хоть спасти.

— Ну и какое право ты имеешь заходить в этот склеп? И уж тем более, тащить туда посторонних? Кстати, о посторонних, — продолжил Филипп, пристально разглядывая свою беглянку. — А ты нахал… А я-то голову ломаю — кто ж такой смелый у нас нашелся? Кто ж посмел мою женщину украсть?

— Она не твоя женщина, Филипп, — заводя Кристину за спину, стальным голосом проговорил Этьен.

— Ошибаешься. Моя, братец. Моя. Спишь с ней? — усмехнулся Филипп, склонив голову чуть набок, будто желая получше рассмотреть некогда утраченную, а теперь возвратившуюся в его руки вещь. — И как тебе? Нравится после меня подбирать? Хотя о чем я спрашиваю, тебе же другого и не положено. Как же ты мне надоел… И все-таки Кристина — моя игрушка, и брать ее я тебе не разрешал. Пожалуй, за одно это тебя уже можно убить.

Одним резким движением Филипп выхватил револьвер и направил на Этьена.

— Можешь помолиться перед смертью. Только быстро.

— Нет!

Обезумевшая от страха, оцепеневшая, бледная как смерть, Кристина вдруг выскочила вперед, искренне надеясь закрыть собой человека, за чью жизнь она без раздумий готова отдать свою. — Пожалуйста, не надо!

— Кристина, отойди! — рявкнул Этьен.

Он попытался оттолкнуть ее в сторону, но попытки его тщетны: она будто вросла в землю, твердо решив, что уж если Филипп выстрелит, то пусть убьет обоих. Зачем ей эта жизнь, если человека рядом сейчас не станет? Кристина, сама трясущаяся, насмерть перепуганная, рвалась укрыть своего жениха… А Филипп усмехался, с интересом наблюдая, как хрупкая, перепуганная девчонка рвется защищать бастарда, а тот, в свою очередь, так же рьяно пытается от этой защиты избавиться. Горькая обида кольнула там, где должно быть сердце — девчонка за бастарда умереть готова, а вот за него, Филиппа, едва ли кто-то грудью бросится на амбразуру.

— Как это мило…

— Филипп, надеюсь, ты не опустишься до того, чтобы вмешивать женщину в наши с тобой личные отношения? Отпусти ее, пусть уйдет, — выкрикнул Этьен, отчаянно пытаясь отпихнуть Кристину с траектории выстрела. — Это же наша с тобой война — вот меня и убивай, раз поймал, а девчонку не трогай!

— А кто сказал, что я ее убью? — оскалился Филипп. — Кристину я предпочитаю живой. А вот тебя — извини, мертвым.

— Филипп, отпусти ее! Тебе что, меня мало? Тебе же я нужен! Ну так радуйся, вот он я! Убивай! А над Кристиной ты и так поиздевался уже — зачем она тебе? У тебя же женщин целый гарем… Филипп, отпусти ее. Не трогай ее, она изломанная вся… Ты всему миру мстишь, а ведь злом обиды не лечатся. И Кристина не виновата в том, что у тебя судьба искалечена. Будь человеком, отпусти ее!

— Да кто ты такой, чтобы о судьбе моей рассуждать? — проговорил ледяным тоном Филипп, подступая ближе к пленникам.

Кристина смотрела, как Филипп идет на них, и невольно отступила. Парализованная страхом и за себя, и за своего жениха, она с трудом понимала разговор — только револьвер в руке Филиппа, только взгляд его холодный, равнодушный, взирающий на человека, который стал для нее всем. Граф поднял ее с самого дна, отмыл, очистил, заставил жить и даже научил этой жизни радоваться… Любить научил. Неужели сейчас все закончится? Неужели одним выстрелом оборвутся все надежды и мечты? Она не поняла, как сделала шаг к Филиппу, потом еще один, потом еще… Она идет навстречу всаднику и не боится, что ее затопчут; очертания Филиппа размылись под пеленой слез, а слух не уловил выкрикнутое в спину ее собственное имя… Она не видит, как бросились к графу шестерки короля, когда Этьен попытался остановить ее… Она сделала еще пару шагов навстречу равнодушному всаднику и опустилась на колени.

— Филипп! Ваше Величество, — поправила она саму себя, сквозь слезы глядя на венценосца.