Наколдую любовь... (СИ) - Константа Яна. Страница 1
Annotation
- Наколдую любовь, наколдую любовь… Стелился шепот по поляне, растворяясь в безмолвной тишине леса. Худенькая девушка в просторной белой рубахе до пят на голое тело склонилась над камнем, шепот ее стал громче, голос сорвался. Девушка сжала самодельную куклу и зажмурилась, пытаясь сосредоточиться, представить образ желанного мужчины…
Она не должна была ни на свет появляться, ни выжить после рождения, но все решили за нее. Только цена за право жить оказалась слишком высокой.
- Ни один мужчина тебя не полюбит, Агнешка, - сказала та, чья колдовская сила заставила ее жить.
Наколдую любовь...
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
Глава 18
Глава 19
Глава 20
Глава 21
Глава 22
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Глава 26
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Глава 30
Глава 31
Глава 32
Глава 33
Глава 34
Глава 35
Глава 36
Глава 37
Глава 38
Глава 39
Эпилог
Наколдую любовь...
Глава 1
- У нас никогда не будет детей. Я бесплодна, шансов нет…
Аська плакала навзрыд у дверей клиники, Андрик – муж ее – сжимал в кулаке горсть снега с перил, пока тот не растаял и не полился ледяной струйкой сквозь пухлые пальцы.
Как верный друг, супруг, он должен был сказать сейчас что-то успокаивающее – мол, подлечиться просто надо, или съездить в другую клинику, найти более компетентного врача, а может, и вовсе податься в столицу. Но он молчал, понимая, что бороться уже бессмысленно: последние шесть лет они только и делали, что проверялись, лечились и надеялись на чудо, вопреки еще тогда – шесть лет назад – озвученному диагнозу. Он устал. Бороться, верить, успокаивать. Отбрыкиваться от заботливых родственников и друзей, намекающих, что пора заняться поисками менее дефективной женщины, пока сам он еще молодой и в состоянии дать плодородное семя. Но он любил жену. Разрываясь между ней, пустоцветной, и мечтами о большой семье, где будет много детей, а позже – и внуков.
- Асенька, ну не плачь, - Андрик взял себя в руки и обнял супругу. – Мы же не сдадимся, правда? Может, это знак нам? Ась, давай ребенка из детдома усыновим? Ну какая разница, чья кровь будет в его венах? Воспитаем как родного – нашим будет.
- Я не хочу чужого – я хочу от тебя, - упрямо заявила Аська, размазывая по щекам потекшую тушь. – Давай ЭКО сделаем? А вдруг получится?
- Ну тебе ж сказали, ЭКО нам нельзя… Не выдержишь.
Аська всхлипнула и разревелась, уткнувшись носиком в прохладный кашемир мужского пальто, покрытый росинками растаявшего снега.
Она так нуждалась в банальных словах, что все будет хорошо, что он по-прежнему любит и ни за что ее не бросит… Даже если слова эти будут откровенной ложью – пусть он скажет их! Они нужны как воздух, чтоб окончательно не сдаться. Чтобы руки не опустились, чтобы оставались силы жить. Отчаяние убивало. Врачи надежд не оставляли, родственники мужа ждали чуда, недовольно косились на Асю и все реже спрашивали о результатах очередного похода в клинику – зато, уже не скрывая истинного к ней отношения, они почти в открытую уговаривали Андрика развестись. Он пока еще держался и старательно ограждал ее от нападок родни, но Ася видела, что каждый раз после посещения врачей все меньше и меньше остается у него сил сопротивляться судьбе.
Сквозь слезы и раздирающую душу боль услышала она, как где-то неподалеку зазвонили церковные колокола, созывая прихожан на вечернюю службу. Мелодичный, чистый звон летел над городом, заставляя примолкнуть и задуматься о вечном. Примолкла и Аська, замерев на груди мужа, вспомнились ей рассказы о чудотворных иконах…
- Пойдем, Асенька, - вздохнул Андрик, когда колокола затихли, и поплелся, взяв жену под локоток, по заснеженному тротуару к машине.
Что делать, когда опускаются руки? Когда не можешь ни изменить что-то, ни смириться с тем, что есть? Ася с Андриком всегда считали, что человек сам творец своей судьбы, но судьба считала иначе и твориться по их желанию не хотела. Их могла бы спасти вера. Но ни Ася, ни Андрик в Бога не верили.
Однако, вконец отчаявшись, через несколько дней Аська, тайком и от мужа, и от его родственников, все-таки пришла в храм – колокола ее позвали. Странное чувство: вроде, и не веришь ни во что такое, а слышишь этот звон – и вдруг светлее на душе становится, спокойнее. И она пришла на этот зов, подумав на минутку: а вдруг Он есть и вдруг поможет? Ничего она ведь не теряет.
Робко, будто бы стесняясь, потопталась Аська у тяжелых массивных дверей, не решаясь войти. Почувствовала что-то. Почувствовала, что нельзя вот так вот просто дверь открыть и войти. Подумала даже на мгновенье, что не имеет права туда заходить… Не верит ведь! Нет Его! А если вдруг и есть, то захочет ли Он раскрыть свои любящие объятия блуждающей во мраке несчастной дочери?
- Не бойся, дочка, - какая-то сердобольная бабушка подошла к ней, сомневающейся, и тронула за плечо. – У тебя случилось что-то? Ты иди, поплачь всем сердцем перед иконой, и Господь тебя не оставит!
Асю аж передернуло от этих слов. Она, конечно, пришла сюда сама, по собственной воле и даже с надеждой, но к таким разговорам она не готова – то ли рассмеяться хотелось наивности и дремучести старушки, то ли разозлиться и прогнать ее, просветив, что она в эти сказки библейские не верит, и вообще, пришла сюда… Зачем? Ася не понимала и потому испытывала жуткую неловкость и даже злость. Но старушка, не обращая на это ни малейшего внимания, цепкими, морщинистыми пальцами прошлась по мягкому меху Асиной шубки:
- К Богу прийти никогда не поздно, дочка.
Улыбнулась, перекрестилась, поклонилась перед входом и легко, будто к себе домой, вошла в храм. Так легко вошла, что Асина злость куда-то тут же испарилась, потревоженная невидимым присутствием чего-то светлого, ангельского; последовав примеру старушки, Ася тоже тогда перекрестилась – неумело, правда, и неловко – и только потом вошла тихонько, как оказалось, в разгар службы. В уголочке затаилась, затерявшись в толпе, и стала наблюдать.
Перед огромной стеной с иконами что-то непонятное бубнил старенький батюшка. Ни слова не разобрать, но смотрела Ася вокруг – а люди с самым серьезным видом вслушиваются в его бубнеж, кланяются, шепчут что-то. Странные они, смешные, подумала она, воровато озираясь по сторонам. Зато как пахло здесь хорошо, и как красиво пели ангельскими голосами молоденькие девушки! Слов их тоже не разобрать, но почувствовала Аська, как вдруг заныло ее сердечко, как слова непонятных песен коснулись его, и душа отозвалась слезами. Так отозвалась, что когда служба закончилась и все стали расходиться, Ася не ушла – долго еще в опустевшем храме стояла она перед иконами и, как старушка наказывала, плакала, не зная толком, как молиться надо и кому. С открытым сердцем взывала, как могла, и почему-то верила, что ее там, на Небе, слышат.
Больше часа так простояла. И подошел к ней батюшка – старенький совсем, маленький; глубокие морщины испещрили его лицо, седые волосы пропускали солнце, льющееся из крохотного оконца под куполом храма, а глаза светились таким добром и участием, что Аська, не пряча слез, как на духу рассказала ему про свою беду. И внутри опять затеплилась надежда: а вдруг он, Божий человек, ей поможет? А вдруг теперь случится чудо?
Однако чуда не произошло. Волшебных пилюль ей не дали, подробных инструкций, кому молиться и сколько поклонов надо сделать, чтоб ребеночка зачать, не сказали, – хотя она, неверующая, уже готова была и в Бога поверить, и все ритуалы соблюсти. Вместо этого батюшка внимательно выслушал ее, покачал седой головой, строго посмотрел и велел терпеть, поститься, исповедоваться и молиться, полагаясь на волю Всевышнего. Мол, если угодно Ему, то никакие диагнозы ей не помешают ребеночка зачать и выносить, а если неугодно, то… значит, и не надо.