Верь мне (СИ) - Константа Яна. Страница 73

— Александр Владимирович, вы понимаете, чем вам грозит отказ от стационара?

Ни черта он не понимает, но сейчас ему совсем не до этого. Горский подошел к врачу.

— Я понимаю. Док, послушайте, мне нужен всего лишь час. Максимум — два. Я не отказываюсь от стационара, я прошу у Вас всего пару часов. Это вопрос жизни и смерти, если хотите. Пожалуйста, отпустите. Я всю ответственность беру на себя. Я напишу расписку. Я заплачу вам — только отпустите.

— Александр Владимирович, мне ваши деньги не нужны. Вы взрослый человек, и должны понимать, что случись что, Вы останетесь инвалидом. Вы этого хотите?

— Док…

— И за руль Вам нельзя, — покачал головой врач. — Категорически!

— Я с водителем.

Арина следила за разговором двух мужчин и все еще надеялась, что хотя бы врач сумеет отговорить упрямца. Но разве Горского можно переспорить? Уже через несколько минут бесплодных уговоров и объяснений всей серьезности положения, сдавшись, доктор тяжело вздохнул:

— Ну хорошо, пишите расписку. Я дам Вам с собой лекарство, — и тут же, повернувшись к Арине, спросил: — Вы с ним поедете?

— Нет, — ответил за нее Горский.

— Да, — перебила Арина.

— Арина!

— Я еду с ним, доктор.

— Хорошо. Тогда если Вашему мужу станет плохо, сделаете ему инъекцию — я объясню, что и куда. И, пожалуйста, немедленно возвращайтесь сюда! Я не шучу. Ваш муж останется инвалидом, если будет так легкомысленно относиться к своему здоровью.

— Я все поняла. Спасибо Вам большое, — кивнула Арина, и только когда врач покинул палату, выдохнула, неодобрительно глядя на недовольного ее решением Горского: — Сумасшедший, ну что ты творишь?!

— Арина, я поеду один.

— Ты вообще никуда не поедешь, если будешь сейчас пытаться мной командовать. Вот возьму и попрошу врача тебе наркоз сделать. Общий!

И ведь решительно настроена ехать. Ее там только не хватает…

— Горыныч, я не шучу, — не унималась Арина. — Или со мной, или не едешь вообще. Я не собираюсь сходить тут с ума, гадая, где ты и что с тобой.

И он вдруг заулыбался, глядя на решительную свою Аринку. Всего каких-то полчаса она провела рядом с ним, но за это время годы разлуки будто испарились, стерлись между ними — рядом с ним все та же его Аринка, все та же курочка-наседка, которая за всех боится, за всех переживает… Как когда-то носилась с детьми и хозяйством, позабыв обо всем на свете и даже о себе самой, она и теперь как курица с цыплятами носится с Ликой, с Власовым и вот, даже с ним, с горемычным своим мужем. Плохо это или нет, он еще не решил, но сейчас это было чертовски приятно!

— Тебе смешно?! — разозлилась Арина, не понимая, чему он улыбается.

А он подошел ближе и вдруг обнял легонько, скользнув ладонями по ее талии. Почувствовал, как вздрогнула она от неожиданности и тут же напряглась. А ведь даже не попыталась отстраниться, избавиться от его рук…

— Аришка, ты совсем не изменилась, — вздохнул он, качая головой. — Ладно. Но из машины ни шагу, поняла?

— Так боишься, что увижу что-нибудь не то?

Не сказать, что Арина очень рвалась бы ходить по всяким заброшенным заводам, но от столь категоричного запрета стало не по себе. Она, конечно, догадывалась, что ничего хорошего ни Сажинского, ни его подельника сегодня не ждет — но Горский же не убьет их, правда?

— Саш, а что ты собираешься с ними делать? — насторожилась Арина, ища в глазах мужа ответ на свой вопрос.

Горский помрачнел. Исчезла теплая улыбка — вернулась злая сталь в глазах отца убитой дочери.

— Это неважно. Ты будешь сидеть в машине и ждать меня — только с этим условием я позволю тебе ехать со мной.

— Саш, я не такая дура, чтоб лезть в ваши мужские разборки. Но я прошу тебя, не делай глупостей. Ты же не собираешься после больницы отправиться в тюрьму?

— Да успокойся, не буду я никого убивать. Ну за кого ты меня принимаешь?

«За тебя», — мысленно ответила Арина на неубедительный его аргумент — он умеет быть жестоким, а тут покушение на него самого, смерть Карины, Лика, Власов… Поубивает же подонков!

— Саш, остановись, прошу тебя! Послушай, возле твоего дома осталась моя машина. Пошли туда кого-нибудь, пусть заберут видеорегистратор — там должна остаться запись с джипом и водителем. Отдадим ее в полицию, пусть разбираются…

— А потом окажется, что запись твоя потерялась, стерлась, и вообще у тебя нет регистратора. А пока твоя полиция будет разбираться, Сажинский уже свалит куда-нибудь. Нет, моя дорогая, запись мы, конечно, отдадим, но сейчас этими тварями я займусь сам. Это мой долг. Перед Кариной. Перед Ликой. Перед Власовым, в конце концов! Арин, — со всей серьезностью заявил Горский, — будешь истерить — поедешь домой. Поняла?

То, что Горскому становится плохо, Арина поняла почти сразу же, как только они отъехали от больницы. Если пять минут назад он еще хорохорился, казался бодрым и здоровым, видимо, опасаясь, что его остановят и не отпустят, то сейчас, когда ворота больницы остались позади, он откинулся на спинку заднего сиденья и прикрыл глаза. Бледный и совсем слабый.

— Саш, — насторожилась Арина. — Тебе плохо? Давай вернемся!

— Все в порядке, я выдержу.

И все-таки через пару минут он уже лежал на Арининых коленях — так легче, так голова меньше кружится. А когда Арина коснулась неуверенно его волос, погладила как ребенка, и вовсе полегчало. Впрочем, плохо ему не только из-за состояния — куда паршивей ему от предстоящей встречи.

В машине тихо, чуть слышно шелестят колеса по ночной дороге… Мысли то и дело возвращались к Сажинскому. Сегодняшнее покушение — прекрасный повод прижучить, наконец, подонка. На записи с видеорегистратора Аринкиной машины, возможно, есть поджигатель. Если, конечно, Власов не обознался. Если же это действительно человек Сажинского, то доказать его причастность к поджогу будет несложно: хорошенько его прижать, обыскать — доказательства найдутся. Может, даже камеры, что были установлены на доме, уцелели и что-то покажут. Но и ребенку ясно, что лысый только исполнитель — Горский его знать не знает, делить им нечего. А вот заказчик — Сажинский. Понял, подлец, что уже известно все и про Карину, и про Лику — вот и решил избавиться от источника неизбежных неприятностей самым радикальным способом. А это уже реальное основание засадить гаденыша за решетку. Но ведь за Сажинским есть грешки и посерьезней… И чтоб он сел за покушение, но избежал наказания, к примеру, за убийство Карины, Горский не хочет. Не хочет и не допустит. Надо только как-то выяснить, действительно ли причастен Сажинский к Карининой смерти. Лика уверяет, что причастен. Но Карина когда-то тоже очень убедительно оклеветала Власова. Нет, он не думает, что Лика соврала сознательно, оговорила подлеца, пытавшегося ее изнасиловать, но она ведь действительно была напугана, и вина Сажинского в смерти Карины — лишь ее догадки, предположения… Однажды Горский уже засадил невиновного — повторять ошибку не хочется. Как же узнать правду? Сам вряд ли сознается. С другой стороны, не был бы он виноват — не понадобилось бы ему и пожар сегодня устраивать.

Джип остановился на пустыре, метрах в тридцати от мрачной тени бывшего цементного завода, освещенного лишь фарами стоящих рядом с ним машин. Все уже здесь, ждут только Горского. Один из джипов заехал практически в здание, подсвечивая «место казни». Горский моментально подсобрался: он уже не казался ни больным, ни разбитым, ни уставшим — Арина видела палача, спешащего привести вынесенный им самим же приговор в исполнение.

— Саш, пожалуйста, держи себя в руках, — просила Арина, понимая, что слова ее уходят в пустоту. Ей плевать на участь Сажинского и его дружка — она боится за мужа, боится, что цена справедливости окажется слишком высокой. Но Горскому на все плевать — он все равно сделает так, как посчитает нужным.

— Сиди здесь, — тихо бросил он и тут же, выходя из машины, добавил парню за рулем: — Остаешься с Ариной.