Парящая для дракона - Эльденберт Марина. Страница 14

Вот. Я поняла, что можно использовать, чтобы смягчать бурлящий в крови драйв – Ландерстерга. Одно его упоминание, и я уже прочно стою на ногах, как будто к ним по ледяной глыбе привязали.

– В общем, она крута, – подвела итог Рин. – Набла с два ты так споешь, если у тебя нет занозы в сердце.

– То есть счастливые люди ничего мощного не создадут? – поинтересовалась я.

– Ну… настолько мощного – нет, – подруга пожала плечами. – Сама подумай, зачем суетиться, если в жизни все пучком? А главное, попробуй так спеть, когда ты счастлива, замужем и с тремя детьми.

– Это сейчас прозвучало пессимистично, – Сэфл рассмеялся.

– Ой, да ну тебя. – Рин махнула рукой и посмотрела на меня. – Я о том, что когда ты счастлива, петь об этом не прикольно. Кстати, я записала твой эпичный выход и выложила в живую ленту.

– Что? – переспрашиваю я. – Что ты сделала?!

– Выложила в живую ленту, – повторяет подруга. – Вот. Хочешь посмотреть?

Я хватаю ее за руку с такой силой, что Рин ойкает.

– Удали, – говорю шепотом. – Удали, быстро!

Мой голос становится низким, мне кажется, что я проглатываю собственный вздох, и только расширенные глаза подруги напоминают о том, где я и что я делаю.

– Прости, – выдыхаю тут же. – Прости, просто удали это, о’кей?

– О’кей, – говорит Рин. – Хотя я все равно не понимаю, что в этом такого страшного.

Ничего в этом такого страшного, в начале вечера я сама хотела это сделать, но сейчас не хочу. Не хочу, чтобы у Бена были проблемы, или чтобы проблемы были у Рин и Сэфла. Я вообще не хочу приплетать друзей ко всему, что так или иначе связано с Ландерстергом. Поэтому сейчас беззастенчиво вру:

– Это из-за отца.

Образно говоря, это даже не ложь, а так, полуправда. Дипломатическая, как сказал бы Ландерстерг. При мысли о нем мне хочется рычать – сдался мне это Ландерррстерррг!

Нет, мне он точно не сдался. Проблема в том, что я зачем-то сдалась ему, хотя вокруг просто сугробы желающих стать первой ферной Ферверна. Уверена, что та иртханесса, которая вылетела из его кабинета и спровоцировала меня на то, чтобы туда залететь, тоже не против.

Чтоб его драконы покусали!

– Из-за отца? – интересуется Бен.

– А ты не знал? – Сэфл приподнимает брови. – Лаура. Хэдфенгер.

– Хэдфенгер! – Бен бьет себя ладонью по лбу. – Я просто сама внимательность.

– Все в порядке, – говорю я.

Мне хочется как можно быстрее увести от темы политики, пусть даже это мой отец.  Рин приподнимает брови и вопросительно смотрит на меня, но я отмахиваюсь.

– Катаемся дальше?

И мы катаемся. Бен несколько раз поскальзывается, но все заканчивается благополучно. До елки мы все-таки добираемся: огромная, в десять этажей ростом, она рассыпает вокруг себя свет гирлянд и искры, отражающиеся в гранях шаров и игрушек. Издалека ее видно лучше, когда подъезжаешь ближе, приходится запрокидывать голову, чтобы увидеть что-то наверху. От собранных в металлические трубы ветвей расходятся нити фонариков, протянувшиеся над ведущие в разные стороны рукавами катков. Это единственное место, где ледяные трассы сходятся, и если посмотреть на каток с высоты, он напоминает знак бесконечности. Елка стоит в самом его центре.

– Кстати, – говорит Рин, – давайте договоримся: я хочу отмечать с вами. Поэтому если у кого-то есть какие-то планы на праздничную ночь…

– У меня нет! – Бен вскидывает руки.

– У меня есть, – Сэфл качает головой.

Подруга смотрит на него в упор, в ответ он только смеется.

– Я тоже собираюсь отмечать с тобой.

Ему прилетает сорванной с его головы шапкой по плечу. Он легко перехватывает Рин за руки, а потом одним рывком притягивает к себе и целует.

– Мне кажется, мы тут лишние. – Бен кивает в сторону, и мы снова отъезжаем к бортикам. Здесь рядом с ними выделено место для отдыха, можно откинуть встроенную скамеечку и даже посидеть.

Что мы и делаем.

– Так что, Лаура? Какие у тебя планы на праздничную ночь?

«Никаких», – хочется ответить мне, но вместо этого я говорю:

– Пока все очень расплывчато.

– Пока? – улыбается Бен.

– Да. Завтра все станет ясно.

Завтра станет ясно, что за Ландерстерга я не выхожу. По крайней мере, я очень на это надеюсь. Правда, пока не представляю, как донести это до сведения его иртханейшества, но я в процессе генерации нового плана.

– До завтра я подожду.

– А, то есть если бы я сказала, что ждать придется две недели, ты бы не подождал?

– Две недели – это слишком долго, Лаура. Обычно да или нет говорят сразу.

Ответить я не успеваю, к нам подъезжают Рин с Сэфлом. У подруги горят щеки и губы, но если первое от мороза, то второе совершенно точно никак с морозом не связано. Назад мы возвращаемся вдоль катка, глядя на кружащихся и катающихся людей, болтаем о праздничном меню, и Сэфл с Рин спорят на тему марок веоланского. По большому счету, их не так уж много, все веоланское производят в Веоле, это один из мегаполисов Раграна, и именно там впервые появился этот напиток, впоследствии завоевавший такую популярность и ставший символом любого праздника или успеха.

– Хочешь шантвейн? – спрашивает Бен, когда мы проходим мимо магазинчика, откуда совершенно безумно пахнет специями и пряностями.

Наверное, стоило отказаться, но мне не хочется. Не хочется заканчивать этот вечер, хочется продлить это зимнее волшебство.

Пока нам готовят шантвейн, мы выбираем подарок: к каждому напитку полагается либо маленький пряник с рисунком, либо пакетик воздушных пирожных размером с подушечку пальца, тающих на языке. Я выбираю второе, Бен берет пряник.

– Не каждый день отгрызаешь верхушку Айрлэнгер Харддарк, – говорит он.

На глазури действительно один из символов Хайрмарга, и мне становится смешно.

– Мне такой же, – тянусь за пряником, разворачиваю и кусаю.

Представляя, что откусываю голову Ландерстергу. Нет, я не кровожадная, просто в последнее время у меня чувство, что он меня сожрет и не подавится. Вот и я тоже не подавлюсь!

«Собираетесь вы меня за замуж, Лаура, или нет, мне все равно».

Стоит вспомнить выражение драконьей морды и его непробиваемые интонации, как голову хочется отгрызть еще сильнее. Вторую часть пряника я съедаю с таким наслаждением, что хочется урчать от восторга.

Вместо этого я запиваю Ландерстерга, то есть пряник, шантвейном, мы желаем улыбчивой девушке в форменном ярко-оранжевом платье и белом фартучке сказочного праздника, и выходим из магазинчика.

– Так, – говорит Рин. – Если завтра я опоздаю на теорию вероятностей, я знаю, на кого все спихну.

Я приподнимаю брови.

– Скажу, что Хэдфенгер полчаса пила шантвейн на катке, поэтому я опоздала на последний аэроэкспресс и проспала.

Я смеюсь.

– Думаешь, прокатит?

– Прокатит-не прокатит, а попробовать стоит.

Бену нужно вернуть коньки, и я иду вместе с ним. У самых дверей мы останавливаемся, чтобы выбросить пустые стаканчики, и он подает ко мне. Касается пальцами уголка моих губ:

– У тебя здесь остатки Айрлэнгер Харддарк.

– Большие?

– Нет.

Бен подается еще ближе, и в какой-то момент я чувствую, что он меня поцелует. Думаю, что этого делать нельзя, и в эту минуту за нашими спинами вырастают внушительные фигуры мергхандаров. Последнее я понимаю, когда мы Беном одновременно оборачиваемся на протянувшиеся к нам тени.

Это не просто мергхандары, это – элита.

Безопасность Айрлэнгер Харддарк и правительства.

И возглавляет их стоящий впереди Ландерстерг.

Глава 7

От него веет холодом (если можно так выразиться в самом центре ледяного сердца Ферверна), и этот холод заставляет чувствовать себя так, словно меня обнаженную выкинули на пик Рэгссом в Ледяной цепи. Голова начинает кружиться примерно так же, как от недостатка кислорода на горной высоте, на языке что-то горчит, а еще скоро глюки попрут, я думаю.