Чикаго, 11 - Кин Дей. Страница 21

Он был доволен, что новая квартира, куда переедут они с Алтеей, выходит окнами на озеро. Прошли годы с тех пор, как он купался где-нибудь еще, кроме бассейна в турецкой бане. Он никогда в жизни не катался на лодке. Но было бы здорово иметь возможность смотреть на воду, особенно в такой день, как сейчас. Вода, по крайней мере, дает хоть иллюзию прохлады.

При выключенном телевизоре он мог слышать, что Стаффорды, живущие этажом выше, все еще репетируют свое выступление вечером в среду в местном клубе. До того, как он переключил телевизор на бейсбол, они тянули «Тома Дули».

Теперь же с энтузиазмом заканчивали «Синеносую муху». Если репетиции помогают совершенствоваться, а совершенство приносит признание, пара, живущая этажом выше, наверняка станет сенсацией в избранной ими профессии.

Адамовский хмыкнул. Словоохотливый старик — балаганный зазывала, который живет со своей невесткой с квартире рядом со Стаффордами, — вероятно, получает немалое удовольствие от их музыки. Но он сомневался, что чета Гарсия или мистер Роджерс придерживаются того же мнения.

«Не то чтобы семейство Гарсия или Роджерс, — размышлял Адамовский, — помешаны на тишине. Ведь они вынуждены жить под квартирой старшеклассницы, помешанной на проигрывателе».

Он откинулся на спинку стула, когда Алтея вышла из ванной. Ее длинные мокрые волосы были замотаны в пучок на затылке, а стройное тело, тщательно вытертое и припудренное, виднелось сквозь полупрозрачный пеньюар, который она набросила на плечи.

— Чувствуешь себя получше? — осведомился он.

— Гораздо лучше, — согласилась она. — В таких местах обрастаешь коркой грязи. Даже если ее не видно, ее все равно чувствуешь.

— Тогда тебе лучше прекратить выступать против судей.

Алтея уселась ему на колени и поерзала, пристраиваясь поудобнее.

— Знаешь, ты можешь извлечь из этого для себя пользу, Майк. — Она легонько чмокнула его в щеку. — Во всяком случае, я обещаю, что больше не буду участвовать ни в каких пикетах или акциях протеста, по крайней мере до того, как мы переедем на новую квартиру. Мне нисколечко не понравилась эта грязная старая тюрьма. Кроме того…

— Кроме чего?

— Мне так тебя не хватало. Я ужасно по тебе скучала!

Адамовский обнял ее:

— И я скучал.

Алтея замотала головой, потом сдула прядь выбившихся из пучка волос:

— Послушай-ка! Неужели от долгого пребывания в ванне и того виски, что ты влил в меня, мне захочется спать? Для чего ты так старался? Накачал меня спиртным, чтобы навязать свою волю?

Адамовский поднял руку на уровень плеча, словно приносил присягу:

— Честью клянусь. Я только пытался помочь тебе расслабиться. После вчерашней ночи и сегодняшнего утра у меня совершенно нет никаких сил.

— Ага, — с издевкой сказала Алтея. — Мне-то лучше знать! Я сижу у тебя на коленях. — Она пододвинулась еще ближе к нему. — Кроме того, именно так ты и заполучил меня. Напоил и соблазнил. Именно так вы все, большие поляки, обращаетесь с женщинами. Покоряете нас виски и сексом.

— Ты что же, жалуешься?

— Нет. Просто констатирую факты. — Алтея прижалась щекой к груди мужа. — Май к?

— Да?

— Знаешь, о чем я думала, пока сидела в тюрьме?

— И о чем же ты думала?

— Ну, мы с тобой не становимся моложе. Мне на следующий год исполнится двадцать четыре, а тебе — тридцать четыре.

— Практически дожили до пенсии.

— Я же серьезно! Мы с тобой женаты уже три года. Ну, мы же так любим друг друга! Может быть, нам пора стать настоящей семьей?

Адамовский надолго замолчал. Ребенок был бы хорошим выходом из всех проблем и открыл бы им дверь в новую жизнь. Если у Алтеи будет ребенок, о котором она должна будет заботиться, у нее не хватит времени, чтобы жалеть народ в целом.

— Мне бы этого очень хотелось, — сказал он спокойно.

Алтея подняла глаза и пристально посмотрела ему в лицо:

— Ты уверен, Майк?

— Абсолютно.

Они поцеловались.

— Решено, — сказала Алтея. — Больше никаких таблеток и посмотрим, что получится. — Она снова прижалась щекой к его рубашке. — Но сейчас, если ты не возражаешь, боюсь, я хочу немножко вздремнуть.

— Сколько угодно.

Алтея начала устраиваться поудобнее. Но когда какая-то особенно громкая машина въехала на подъездную дорожку прямо под окном, любопытство пересилило сон, она встала и выглянула в окошко.

— Только не говори мне, — сказал Адамовский, — что эти два старых типчика, которые заходят к миссис Мейсон, убираются восвояси так рано. Они обычно остаются минимум на час.

Алтея снова уселась ему на колени:

— Нет. Это не к нам. Просто четверо странного вида подростков в старом автомобиле. Но они наверняка ошиблись.

— Почему же?

— Оглядев парковку, они уехали.

— Вероятно, это дружки девчонки с верхнего этажа.

Алтея закрыла глаза:

— Может быть. Но у ее постоянного мальчика машина лучше. А это была старая развалюха «шевроле».

Глава 10

Лу всегда была рада видеть Греко и Рейли. Когда эти двое заходили, громадная гостиная на первом этаже, где когда-то ночь за ночью собиралась «спортивная» элита города, казалось, снова оживала.

На короткий иллюзорный период времени она наполнялась мужскими голосами и смехом, тонкой значительностью костюмов, сшитых на заказ, и крепким мускусным запахом, который распространяют вокруг себя все удачливые мужчины вне зависимости от их профессии.

В свое время Лу была знакома с ними со всеми — знаменитыми, слабыми и мужественными — с врачами, адвокатами, торговцами, начальниками, богачами, управленцами, судьями, ворами. Тогда каждый мужчина в Чикаго, с которым стоило бы быть знакомой, когда-нибудь да являлся с визитом в заведение Лу Чандлер. Если придерживаться мнения ее отца-угольщика, которое он высказывал в те далекие дни в Хэррине, с кем поведешься, от того и наберешься, то те, с кем она водилась, были, по крайней мере, забавными. И именно они обеспечили ее состоянием, давшим независимость.

Лу волновалась, потому что Пьетро не позвонил, но осталась довольна тем, что Греко и Рейли предусмотрительно принесли ей цветы и конфеты, чтобы хоть как-то поднять ей настроение в праздник.

Если не считать денег, которые лежали на ее имя в нескольких банках, недвижимости, которой она владела, пакетов акций различных известных компаний, ее драгоценностей и воспоминаний о Ламаре, эти два старика — единственное, что связывало ее с прошлым.

К тому же они были большими почитателями ее мужа. И не без причины. Ламар был для каждого парня, с которым имел дело, все равно что Альберт Эйнштейн для математиков или Вернер фон Браун [Вернер фон Браун (1912 — 1977) — конструктор ракет.] для космических проектов. Ребята прозвали его Абракадабра за образ мышления. Потому что Ламар был способен лишь раз взглянуть на тотализатор или на любую программку скачек и сказать до последнего доллара, какую максимальную ставку сделать так, чтобы избежать чрезмерного налогообложения. Или если парень придерживался приличий, то он мог сказать, как надо изменить последние три цифры в игровом автомате, чтобы избежать необходимости выплачивать какому-нибудь болвану игроку состояние, выпавшее на тот счастливый номер, который он увидел во сне.

Лу не знала ни одного человека, которому бы не нравился Ламар, включая и ее. Но у нее-то было гораздо больше причин любить его, чем у любого прохвоста, на которого тот работал.

Даже зная, кто она такая, Ламар дал ей свою фамилию.

— Я знаю, — сказал ее покойный муж в ночь, когда делал ей предложение выйти замуж. — Я знаю о тебе все, Лу. Но ведь все мы так или иначе торгуем талантами, с которыми родились. Мне было предназначено судьбой стать профессором математики в каком-нибудь из старейших университетов Новой Англии. А теперь посмотри, чем я зарабатываю себе на жизнь! Я полагаю, что до некоторой степени ты можешь сказать, что я обслужил столько же или даже больше болванов, чем ты. Поэтому давай больше никогда не будем говорить об этом.