Сложные оборотни госпожи Дарианы (СИ) - Варварова Наталья. Страница 34

— Ее мамаша оставила камень под потолком, а эта об стенки размазать пытается. Быть беде.

— Она больная, это же очевидно. Смотрите, как родовой камень мотает.

— Девочка им управляет? Разве такое возможно?

Последнее волновало меня не меньше, но таких голосов было всего ничего. Кстати, папа решил точно так же:

— Дариана, ты сделала все, что должна была. А теперь выдохни и отправь его обратно под крышку. Кристал у нас старенький, а ты молодая и импульсивная.

С ужасом я наблюдала, что по мере того, как я впадаю в панику, камень меняет цвет — с дымчатого в насыщенно лиловый. Цвет неуверенности и страха. Однако смена цвета привела волков в восторг и сняла царившее напряжение.

Да она же интутит, — негромко произнесла Розалинда, но этого оказалось достаточно, чтобы ее слова прокатились по зале, повторенные десятки раз.

Кое-как мне удалось совладать с дыханием. После я сжала и разжала кулак, и камень Серых послушно пикировал в недра сундука. Моргнула, но слез не было. Захотелось обхватить себя за плечи и срочно убраться подальше от всех этих переживающих волков. Я даже не заметила, как отец поднялся ко мне, стащил с себя фрак и укутал в него.

Единственное, что я отчетливо помню в тот вечер дальше — как Маркус на полном серьезе мне поклонился, а затем улыбнулся. Среди более смутных образов — пожимающий плечами Ярист . Он словно уступал брату первенство в каком-то споре. Кажется, там было и искаженное горем лицо Элоизы. Мать тащила ее из залы, как на буксире, и толпа без возражений расступалась.

— Это хорошо или плохо? — мысль прозвучала только в моей голове. Я глядела на папу, но ни слова вымолвить не могла. Вместо него мне громко, — так, что ее голос прозвучал в разных концах бальной залы, — ответила Розалинда.

— Не чаяла я дожить до такой милости. Госпожу послала Луна во благо свободного народа.

Похоже, этот экзамен я все же прошла.

Наши дни, в опустевшей аудитории

Маркус продолжал меня обнимать, его подбородок упирался мне в макушку. Аккуратно так, не причиняя неудобства. Меня трясло, но он, разумеется, принимал это за расшалившиеся нервы из-за спонтанного разгона совета. Не объяснять же ему, что после того, как я впервые воспользовалась родовым камнем, чтобы заставить волков подчиниться, меня навестило мое прошлое. Я попала в тот самый день, когда мы встретились.

И сейчас мне снова хотелось обхватить его за плечи и потрясти. Как? Как мы умудрились потерять то, что уже было нашим? И из-из того, что я наблюдала церемонию уже взрослыми глазами, сомнений не оставалось — оно всегда было таковым.

Если истинность проявляется как-то иначе, то тогда я ставлю под сомнение ее существование. К тому же многие волки так и не дождались браслетов, а любили до последнего вздоха и ушли друг за другом. Например, Розалинда и Эдмунд, родители Маркуса. Почему я позволила забрать его у меня? И, то, что волновало меня куда больше, почему он меня отпустил…

— Не переживай, Дарриа. Это давно следовало сделать. Эти ослы зарвались и только ставили палки в колеса, — он погладил меня по голове, а мне уже нужно было другое. Чтобы целовал.

Чтобы прижал к стене и весь воздух вышел из легких. Все внутри переворачивалось от желания следовать за ним, подчиниться его зову. Но он опять как будто наблюдал вместо того, чтобы взять то, что принадлежит ему. Неужели прав отец? Альфа не имел права так вести себя с женщиной, которую выбрал, и нет ему прощения.

Заметив смуту в моих глазах, део Варр тихонечко зарычал, ругнулся про себя и запустил обе руки в мои волосы, тут же запутавшись в них. Теперь он действительно целовал. Настойчиво и страстно, затем медленно и мучительно, покусывая мою нижнюю губу.

— Зачем ты делаешь это, Дарриа? Может, ты не отдаешь себе в этом отчета. Ты прогоняешь, отстраняешься, требуешь знать свое место. А потом смотришь так, словно я тебя предал, — разве можно манить и отказывать одновременно, причем оставаясь искренней?! — это прозвучало, как стон, из глубины его сердца.

И мне в самом деле хотелось удерживать его рядом. Сплестись с ним руками и ногами. Но зудящий голосок внутри продолжал свое: «Разве ты не предал, Маркус? Как еще называется то, что ты повелся на истинность по бумажке и женился на моей сестре? Я же все эти годы подтверждала свой выбор тем, что отказалась от мужчин. Ты так и остался единственным».

— Ты сам признал мое право разбираться со своей жизнью и даже выбрать себе мужа! — и почему я не в силах озвучить свои мысли, все время теряюсь рядом с ним.

— Дарриа, вот как… Я не отступлюсь от своих слов. И не намерен заниматься шантажом. Но я не каменный и боюсь, что в этом случае вам с отцом понадобится другой военачальник,— он откинулся спиной к стене, но продолжал прижимать меня к себя. Фактически я на нем лежала. — Вообще я хотел сказать другое. Теперь старейшины растрезвонят о твоих взаимоотношениях с камнем. О том, что у нас есть королева, по всем правилам и законам. У тебя не получится больше держаться в тени. Но увидел твои глаза и обо всем забыл. Как всегда.

На самом деле я обещала отцу определиться с женихом, назвать как минимум нескольких кандидатов к празднику Большой Луны. Но и с Маркусом необходима ясность; я не собиралась тащить все, с чем мы так и не сумели разобраться, через всю оставшуюся жизнь. И, положа руку на сердце, это должно быть окончательное решение — либо признать его и все его поступки, либо понять, что наши пути разошлись и нечего цепляться за призраков.

Наверное, зря я пообещала принимать его по вечерам за нашим большим столом. Так я еще больше впадаю в зависимость. Хотя куда уже? Лучше относиться к этому как к совместному расследованию. Маркус не раз повторял, что считает метки у Элоизы и Фредерика не просто махинацией, а спланированным вредительством — кто-то был против объединения трех кланов в нашем лице.

Вдруг он вздрогнул и прислушался. Его ноздри затрепетали, а руки напряглись, как перед оборотом. Я же, напротив, ничего не слышала. Обычные звуки для погружающейся в сон академии. Последние из преподавательского состава уже покинули учебное крыло, но в административном шелестели бумагами в нескольких кабинетах. Отчеты были нашей головной болью. Шаги патрулей, усиленных после взрывов, затихали — обе бригады удалялись друг от друга в противоположных направлениях.

— Стефан, — прошептал Маркус. — Он не в порядке. Дыхание у мальчика сбилось, перед глазами прыгают красные пятна. Он где-то рядом, но отсюда не улавливаю, где именно.

— Да как ты… Это невозможно. Из нас двоих средненьким интуитом, но все же являюсь я, — откуда в моем голосе эта детская обида?

Несмотря на сказанное, тут же полезла проверять амулет. Настроила его на устройство Стефана и, дер Варр не ошибался, показывало оно мамай знает что! То видело волчонка близко, то теряло, то отправляло за ним чуть ли не на другой конец леса, куда по дальности само бы не добивало. Такие помехи могли означать только одно — амулет пытаются снять.

Несколько раз Стефан предпринимал такие попытки. Один раз смотаться в город за десять миль отсюда его подбил Томас, который влюбился в дочку старосты и пропускал свидание по уважительной причине. Караулил преподавателя, чтобы умолять о пересдаче. А вот второй раз я вспоминать не любила.

После той страшной аварии, унесшей жизни родных, мальчик около месяца не имел вестей от отца. Да, говорить он с Маркусом давно отказывался, но тот не только писал сыну каждую неделю, но и раз в два-три дня отправлял голосовые, в которых рассказывал, как дела в имении, как поживают лошади, куры и прочая живность. К домашним зверям Стефан питал слабость, далекую от гастрономической. И когда курфюрст замолчал, мальчика окончательно накрыла тоска.

Он забрался на верхний балкон центрального здания — подозреваю, что других выходов на такой высоте он не нашел — и угодил в покои ректора. Там магическая защита особенно высока, и спрыгнуть вниз браслет не давал. Он пробовал стащить его зубами, у Вернона наконец сработала защита на проникновения, а у меня запищала тревога. Все произошло одновременно, в результате балкон с нескольких сторон атаковали наши спецы с факультета по физподготовке. Что бы мы без них делали.