Каждый может умереть - Кин Дей. Страница 33

— Здесь, в Малибу?

— Да. Я живу здесь. Как вы можете судить по адресу, мы с женой живем в одном из домов на побережье.

— Такой дом, должно быть, недешево стоит.

— Я не понимаю, — возмутился Смолвуд, — какое отношение мои финансовые дела имеют к шерифскому департаменту, но если они имеют к нему отношение, то дом нам оставили родители жены. Я конечно же не стал альфонсом, чтобы его заполучить, не убивал мисс Амес и не вступал в сговор, чтобы ее убить. Все, что я сделал, — это выписал снотворное.

— Пятьдесят три грана секонала в капсулах.

— Кажется, выписано было столько.

— Кажется?

— Я знаю, что это было так. — Терапевт попытался объяснить: — Видите ли, мне не хотелось, чтобы мисс Амес приходила ко мне в кабинет чаще, чем это было необходимо.

— Почему?

— Мы уже обсуждали эту тему.

— Это для протокола.

— Хорошо. Как я сказал в первый раз, когда вы брали у меня показания, примерно два месяца назад, во время одного из ее посещений моего кабинета, мисс Амес сказала мне буквально дословно, что она питает ко мне глубочайшую привязанность, и после того, как по ее просьбе я отослал свою медсестру из кабинета, она настаивала на том, чтобы я вступил с ней в интимные отношения на одном из моих столов для осмотра.

— И вы вступили?

— Нет.

— Как она была одета?

— Она была раздета. То есть все, что на ней было, — это больничный халат для осмотров, а нижняя часть ее тела была прикрыта простыней.

— Которую она сняла, когда предложила вам вступить с ней в интимные отношения?

Доктор Смолвуд поправил Траверса:

— Которую она сняла, когда настаивала, чтобы я вступил с ней в интимные отношения.

— Был ли тот случай, о котором вы рассказываете, единственным, когда мисс Амес предлагала себя вам?

— Нет. Это был лишь первый из множества раз. За последний месяц или около этого она превратила в настоящий кошмар и мою семейную жизнь, и мою врачебную практику. Когда бы она ни появлялась в моем кабинете без записи — а это случалось почти каждый день, — она звонила либо сюда, либо ко мне домой, пытаясь вызвать меня к себе.

— В ее дом на ранчо в Долине?

— В ее дом на ранчо в Долине.

— Но вы продолжаете отрицать, что у вас с ней что-то было.

— Если говорить о сексе, то да.

— Э, да бросьте вы, доктор!

— Это правда. Как я говорил ей и как я говорю вам, я очень люблю свою жену. Кроме того, если бы я сделал то, что она от меня хотела, это было бы нарушением профессиональной этики.

— Другими словами, вы утверждаете, что, поскольку вы любите свою жену и не хотели нарушать профессиональную этику, вы отказались завести роман с одной из самых красивых и очаровательных женщин на свете.

— Полагаю, вы можете так это изложить.

— Именно так я и излагаю. И я, черт возьми, не верю ни одному слову из того, что вы нам рассказали!

— Меня не волнует, во что вы верите. Это правда.

— Вместо того чтобы лечь в постель в женщиной, за право переспать с которой большинство мужчин отдало бы на заклание свое левое сами знаете что, вы выписывали ей секонал. Почему?

— Потому что она говорила, что у нее по-прежнему проблемы со сном, и, по сути дела, требовала лекарство. В этом не было ничего неэтичного. Если бы я этого не сделал, она бы просто обратилась к какому-то другому доктору.

— А вам этого не хотелось?

— Ни один доктор не хочет терять пациентов. В некотором роде мисс Амес связала меня по руками и ногам. Я занимался практикой всего пять лет. У меня была не самая большая практика в Лос-Анджелесе. Мне нужно было содержать жену и двоих детей. А как только стало известно, что ко мне ходит Глория, у меня появилось столько пациентов, что я не успевал их лечить.

Лейтенант Траверс подбавил дыму в комнате, закурив новую сигару.

— А теперь вернемся к прошлой ночи. Вы признаете, что мисс Амес позвонила вам?

— Да, незадолго до полуночи.

— К вам домой?

— Да.

— К телефону подошли вы или ваша жена?

— Я.

— Каково было основное содержание вашего разговора?

— Она хотела, чтобы я приехал к ней, в Долину.

— Вы согласились?

— Нет. Я спросил, больна ли она, и, когда она сказала, что нет, что ей просто одиноко, я сказал ей, что об этом не может быть и речи.

— Но вы поехали бы, если бы она была больна?

— Она была моей пациенткой. Я — доктор.

Лейтенант Траверс водрузил одну из своих ягодиц на краешек стола для совещаний.

— Как вы считаете, доктор Гэм?

— Полагаю, — спросил Гэм, — вам нужно мое профессиональное мнение как психоаналитика мисс Амес?

— Да.

— Тогда, не вдаваясь в сексуальные постулаты психоанализа, я думаю, что доктор Смолвуд сообщил мотив самоубийства мисс Амес. Возможно, вы помните, как я говорил вам на ранчо сегодня утром, что она была очень неуверенной в себе молодой женщиной с глубоко укоренившимся комплексом неполноценности.

— Да, вы это говорили.

— Ей нужно было, чтобы ее хотели. Для нее это было такой же первой необходимостью, как дышать. Вот почему она так часто выходила замуж и имела так много романов в промежутках между мужьями, оправдывая свое поведение, по крайней мере перед собой, убеждая себя, что она любила каждого мужчину, с которым спала на тот момент. А за этим следует классический вариант отказа. Все знали, в том числе и Глория, что она не способна играть. А вот об этом знали лишь немногие. Сознание того, что она не подходит для избранной ею профессии, вызывало у нее состояние меланхолии. Единственное, что поддерживало ее в определенном равновесии в этот последний год, — это почти всеобщее признание ее в качестве международного секс-символа. Потом, когда доктор Смолвуд отказался вступить с ней в отношения, — возможно, единственный мужчина, который когда-либо так поступил, — даже эта подпорка для ее самолюбия была убрана, и она осталась ни с чем.

— Ни с чем, — мрачно повторил лейтенант Траверс, — кроме пятидесяти трех гранов таблеток секонала. А теперь позвольте задать вам еще один вопрос, доктор Гэм. Вы только что сказали, что этот вот Смолвуд был, возможно, единственным мужчиной, который отказался вступить с ней в отношения. А вы?

— Что я?

— Когда-либо отказывались вступить с ней в отношения.

— Нет, не отказывался.

— Значит, вы признаете, что вы были не только ее психоаналитиком?

Гэм тонко улыбнулся;

— Нет. Мисс Амес никогда не предлагала мне себя. Но ведь я и не такой молодой и симпатичный, как доктор Смолвуд, — Он помолчал немного и продолжил: — Нет, я не думаю, что переживания из-за того, что ее отвергли, были достаточно глубоки, чтобы заставить ее намеренно покончить с жизнью. Теперь, когда вы втянули в это Смолвуда, у меня нет сомнений по поводу того, как эту историю исказят в газетах и в эфире. Но, будь это в моей компетенции, я знаю, что я бы написал в заключении о смерти. Я бы охарактеризовал эту смерть как произошедшую в результате несчастного случая.

— В результате несчастного случая?

— Вы спросили мое мнение. Вот оно. Как мне видится, у Глории возникла страсть к доктору Смолвуду. Вначале, да простит меня доктор Смолвуд, это, вероятно, было всего лишь мимолетное увлечение. Она была слишком неглубокой, чтобы переживать истинное чувство. Если бы он уступил ее желаниям, они насладились бы коротким, пусть и пылким романом. Но когда он отказался быть двумя пресловутыми голыми ногами в постели, это стало для нее наваждением. И, как положено наваждениям, оно нарастало. Я почти вижу, как заработал ее разум, когда прошлой ночью она позвонила доктору и потребовала, чтобы он приехал к ней, а тот в ответ лишь спросил, не больна ли она. Чтобы достичь своей цели, Глория решила заболеть, зная, что в этом случае он к ней приедет. И она проглотила маленькую горсточку снотворных таблеток, которые он выписал. Но, к несчастью, не сумела принять во внимание один очень важный фактор.

— Что это был за фактор?

— Кажется, в медицинском заключении содержание алкоголя в ее крови определяется в 0,46 процента.