ЧОП "ЗАРЯ" 3 (СИ) - Гарцевич Евгений. Страница 23

Итак кукуха уже ехала от однообразия пейзажа за окном, так еще эти. Широка страна моя родная, много в ней глуши, полей и снега. Мы хоть и приближались к Москве, да и крупные города стали попадаться чаще, а с ними и остановки. Но купцы слишком переживали за свой товар, и после оценки нашей эффективности, никуда от себя не отпускали.

Я подумывал подкатить к Олесе, но на первых порах упустил момент — то в отключке, то на дежурстве. А потом уже меня Стеча опередил, не только захватив внимание девушки, но и заручился поддержкой ее отца. Пообещал провести ряд сыскных мероприятий по конкурентам артели.

Как назло, атаковать нас никто не решался. Один раз ночью чувствовалось, что прощупывает нас какая-то тварь, но, похоже, я ее спугнул своим нетерпением. А потом еще и злой ходил и на всех огрызался.

Гидеон злился на свою трезвость, Банши отстранилась, витая где-то далеко в своих воспоминаниях, Захар только каждое утро перечитывал грамоты, которых становилось все больше, и улыбался.

Рекомендательное письмо от Исаева, грамота от артели, а теперь еще и благодарность от тюремной стражи со списком беглых Грешников, за которых нам дадут награду в Ордене. А учитывая, что улыбка у железного человека растягивалась до ушей, сумма там была приличная, плюс очки репутации в Ордене.

Самому не терпелось уже достать свежий выпуск «орденского листка» и посмотреть, какой у нас рейтинг после победы над поездом-призраком. Доедем, отчитаемся, трофеи сдадим и будем праздновать!

— Москва товарная, прибытие, граждане пассажиры, туалеты закрываются… — меня будил Захар, методично прикладываясь крюком по стенке над лежанкой, а во сне виделась молоденькая проводница, бегущая по вагону, стуча в купе своим специальным ключом в виде треугольной гайки.

— Приехали что ли? Ночь же еще, — я потянулся и зевнул.

— Давно уже, — вздохнул Захар. — Расчет получили, ждем техничку, которая моторку в кузню отбуксирует, и можно идти домой.

Волнуется Захар, только с виду железный. Столько лет здесь не был. Мнется — видно, что и хочет поскорее дом посмотреть, но и оттягивает, боясь, что реальность разочарует, поломает все то тепло, что в памяти осталось.

Я посмотрел в темное окно, пытаясь понять, куда мы приехали. Думал, признаю что-то родное. В том мире-то вокзалы в возрасте, на одной площади трех вокзалов памятников архитектуры не меньше, чем таксистов.

Но либо кто-то что напутал, начиная от недавно открытой Московско-Казанской железной дороги, заканчивая акционерным обществом, которое ей управляло, то ли мы приехали не в центр, а куда-то в промышленные дебри. Но ни Рязанского, ни Казанского, ни вообще Комсомольской площади я не узнал.

Длинное здание с башенкой и циферблатом, чуть подальше еще одна с прожекторами «святого» света, напоминающая маяк. Полная луна бликовала на снежинках и помогала светить фонарям. Создавая полупризрачный эффект, будто перед глазами нарисованная маслом картина.

И вокруг люди. Толпы — пассажиры, работяги. Встречаю, провожают, суетятся, будто им места в поезде не хватит. Но судя по их количеству — реально может не хватить.

— Вот уж действительно, москоу невер слип, — я окинул купе прощальным взглядом, надел перештопанную куртку и налегке, все ценное было в пространственном кармане, пошел на улицу.

— Ты, это, — Захар прихватил меня крюком, — Поменьше этих свои заморских словечек, здесь хоть и культура, но все равно не поймут. Да и шпиков полно, порой не разберешь, кто для кого слушает и кому доносит.

— Добро, милгосударь. Токма мне бы сперва в баню, потом в ресторацию, а потом на шоппинг, ой, то есть прошу простить сердечно, в мануфактурку бы сюртук обновить.

— За карманами следи, болтун, здесь ворья, как воробьев. Пятница сейчас, а ночные тарифы выгоднее, вот народ и едет по деревням, с заработков возвращается. А там, где деньги, там и охочие до них.

Я спрыгнул с подножки, разбрызгивая грязную растоптанную снежную кашу, распахнул руки в приветственном объятие, вдохнул полной грудью и закашлялся. Коктейль из запахов, ударил в голову — машинная смазка, конский пот, а, может, и человеческий, застарелая моча, приторные духи какой-то барышни, душистый, но с кислинкой, запах пирогов, вероятно, с капустой и чем-то еще незнакомым тянуло от странной тележки без лошадей и кучера, катившей сквозь толпу.

Над головой пролетел голубь и только уселся на край крыши, как сзади его сцапала кошка. Впереди завизжала женщина и с криком: «Хватай воришку», принялась лупить кого-то в толпе сумочкой. На лестнице, ведущей к перрону, застряла пьяная компания, примерясь к ступенькам. Трое еще были ничего, лишь слегка пошатывались, неся на себе в нулину бухого собутыльника.

Где-то за углом раздался пронзительный свист городового, а ему, будто в ответ, прогудел отправляющийся поезд. Послышалась ругань «пинкертонцев», расталкивающих попрошаек перед выходом из поезда купцов. На углу мелькнула парочка Орденских охотников, с зевотой разглядывающих толпу.

Меня толкнула какая-то полная дама, обозвала увальнем, процедив сквозь зубы такое родное: «Понаехали тут…»

— Ой, люблю я этот город!

— В лепеху не вляпайся, романтик, — крякнул Захар, — Под ноги смотри, но и по сторонам.

— Это как?

— Как сможешь, — отмахнулся управляющий. — Развивай это, как его, пересерическое зрение.

— Ню-ню, кто бы еще говорил про заморские словечки.

Я увидел наших возле входа в здание вокзала, махнул им и, стараясь, не потерять Захара, начал прокладывать нам путь. Тренировать пришлось не только периферическое зрение, но и гибкость с изворотливостью.

Я пропустил еще одну тележку — этакая автоматическая вагонетка с медным котлом и резиновым бампером. Шла по узким путям, обкуривая облачками пара и периодически издавая короткие гудки. В остальном же пофиг — кто не отошел, тот сам виноват.

Поймал за руку мелкого воришку, чумазого пацанчика в рваной куртке, решившего, что Захар будет легкой добычей. Состроил ему грозную гримасу, покачав головой, и отпустил по-тихому, так, что Захар даже не заметил.

До крыльца оставалось метров пятнадцать, и идти стало легче. Сквозь разряженную толпу даже подуло что-то похожее на ветерок. Холодок пробежал по затылку, оставив неприятное ощущение, что за мной кто-то наблюдает. А потом и вовсе путь перед нами расчистился, только красной дорожки не было, а так по прямой до самого вокзала и чоповцев стоящих у входа.

Захар пер, как заведенный, глядя только себе под ноги. Что происходило вокруг старика, его, похоже, вообще не волновало. А я напрягся — люди явно старались свалить с нашего пути. Гомон стих, превратившись в отдельные обрывки шепота. Гидеон напрягся, дергал носом, пытаясь что-то учуять, и морщился.

Я переключился на другое зрение и сперва чуть не ослеп от разномастной гирлянды из сотен лампочек, мерцающих со всех сторон. Кроме серой полосы прямо перед нами, пульсирующей и шевелящейся, раздвигая огоньки в стороны. Напомнило тот фон страха, который мы с мэйном иногда используем, только здесь тоньше — нет ноток ужаса, а скорее настоятельная рекомендация держаться подальше.

Когда я вернулся к обычному зрению, перед нами уже стояло три человека в серой одежде. Брюки, пальто, кучерявые шапки — было похоже на какую-то униформу без опознавательных знаков. Опасные — как подсказало мне мое новое пересерическое зрение. Готов поклясться, что, когда ауры изучал, передо мной никого не было.

— Матвей Гордеев? — вперед выступил тот, что был постарше. Из-под шапки у него торчал непослушный светлый локон челки, а в ярко-зеленых глазах бегали искорки, дожидаться моего ответа он не стал. — Простите, что прямо с поезда, но понимаете ли служба.