ЧОП "ЗАРЯ" 3 (СИ) - Гарцевич Евгений. Страница 48
Короткий разбег, прыжок на каменный выступ, оттуда на потолочную балку, пробежка и снова прыжок на спину «дракону». В руках у девушки зажегся обруч, разомкнулся и вытянулся в струну. Искра ударила, как кнутом. Закинула струну под огромный затылок, закручивая огненный хлыст вокруг шеи и начала его стягивать.
— Бегоооом! — заорала Банши и бросила под ноги «костяного дракона» скрутку сразу из четырех склянок. — Три, два…
Искра еще до того, как прозвучало «три», уже бежала по балке в сторону разбитого окна на крышу. Я же чуть затормозил. Не сразу прошло оцепенение в мышцах и, отпуская меня, рассеялась аура. Я бросился к ближайшей двери, мельком заметив табличку: «Египетский зал».
Взрыв раздался на полсекунды после громкого удара, когда отрезанная голова рухнула на пол. Волна горячего пыльного воздуха, забитая мусором, осколками и костями, подтолкнула меня и вынесла, распахнув мною двери. Я кубарем прокатился по полу, сбивая и раскидывая глиняные сосуды, тяжелые статуэтки и прочую хрень великой культуры.
Остановился, врезавшись в деревянную кушетку. Покрывала, свисавшие с кровати, и разбросанные подушки смягчили удар. Но все равно узоры и египетские иероглифы двоились, устраивая перед глазами размытый хоровод.
«Какой интересный способ врываться к женщине в спальню…» — в голове раздался незнакомый голос, а с кровати на меня свесилась женская призрачная голова.
Глава 23
Я встряхнулся и помотал головой, глядя, как тает образ женщины. Либо глюк, либо последствия взрыва. Оглянулся на зал и тихонечко застонал.
Выломанный моей тушкой дверной проем сильно сокращал зону видимости, но общую картину передавал. Ураган, ливень, землетрясение — и все в одном помещении. А снаружи уже истерично звенели колокола пожарной сирены.
Из разбитой стеклянной крыши крупными каплями сыпал разошедшийся дождь, не давая разгореться огню. Заливал кусками — оставляя проплешины с дымящимся мусором.
Стена обвалилась, целые глыбы слипшегося старого кирпича засыпали проход и перекрыли вид на остатки раскрученного динозавра. Только кусок расколотого черепа, воткнутый клыками в пол, будто бы осуждающе косился в мою сторону. Ровно до тех пор, пока на него сверху не рухнул кусок какой-то балки.
Неплохо так вдарило, но зато все живы.
В дверном проеме появилась наша гоп-компания. Банши вычесывала щепки из волос, растряхивая за собой пылевой шлейф. Стеча помогал идти Гидеону, подхватив его под руку.
Пыль, сажа, десяток заноз и ссадин — не страшнее обычной драки в баре. Плюс усталость от расхода силы, которая должна была хоть частично восстановиться после изгнания костяного дракона. Но «прихода» не было. Может, не добили? Или Искра все себе забрала?
Стоило про нее вспомнить, как она тут же появилась. Над головой скрипнуло окно, залив нас ледяной моросью, и на пол спрыгнула наша горячая паркурщица. От насквозь мокрой девушки шел пар, она мотнула головой, встряхивая волосы. Будто мы тут рекламу “баунти” снимаем, а у нее главная роль — выход из воды на пляж. Пара стало больше, а когда он рассеялся, Искра была уже сухой. Волосы только чуть-чуть завились, добавив к ее улыбке еще немного обаяния.
— Полезно, — хмыкнула Банши, — Подруга, а меня подсушишь?
— Позже, — прохрипел Гидеон. — Проверь пока, почему изгнание не завершилось. Здесь есть еще что-то. И это не только нейтральный фобос. Матвей, ты собираешься уже решать этот вопрос?
«Да-да, познакомь уже с дамой…» — Ларс как-то подтолкнул меня, так что мне пришлось развернуться: «Поди сама Клеопатра?»
Хм, не галлюцинация. Рядом с кроватью стояла женщина. Красивая, ничего не могу сказать. Может, только нос крупноват, но это уже, если докопаться надо. Мне не надо. Прямые черные волосы, ровная челка, подстриженная будто под горшок. Большие выразительные глаза. Как, впрочем, и все остальное довольно выразительное прикрытое только полупрозрачной накидкой.
Она смотрела прямо на меня изучая. На губах легкая слегка мечтательная улыбка.
«Приветствую великую Клеопатру в этом чудном мире…» — я как мог разулыбался, еще и нечто похожее на реверанс сделал и поднес руки к сердцу, выражая свое дружелюбие.
«Кшипши схниид тиррши…хуршум ти кшех…» — донесся довольно мелодичный, несмотря на кучу шипящих звуков, голос. Женщина нахмурилась, глядя на то, как я качаю головой, и стала жестикулировать. Дотронулась до груди, потом до головы, потом показала на меня и протянула руку, будто спрашивая разрешения дотронуться до меня.
«Моя, твоя не понимать…но попробуй…» — опасности я не чувствовал, зато откуда-то знал, что стандартный метод поглощения фобоса не сработает. В какой-то степени — это насилие над призраком, а мы вроде как мосты наводим. Женщина, повзрослее Ларса будет — тут тонко нужно.
Чувство опасности молчало и у моих фобосов. Степенный профессор и спортсмен-однолюб вели себя сейчас как какие-то школьники, первый раз увидевшие полуобнаженную красивую женщину. Мозг уже разжижаться начал, затопленный призрачными слюнями.
Я выпрямился, развел руки, готовый к свободному падению, и расслабился. Египтянка кивнула и протянула ко мне ладонь. Золотистую загорелую кожу даже призрачная серость не могла скрыть. Тонкие, изящные пальцы с египетскими иероглифами, нарисованными белой краской на ногтях.
Когда она дотронулась, по лбу пробежал холодок. Разделился, проскочил по вискам за уши и соединился на затылке. Я почувствовал, как наэлектризовались волосы, а потом стало щекотно. От кончиков ушей до подбородка побежали разрядики тока.
Блин, да она меня сканирует. Перебирает все мысли и мыслишки, сканируя закрома памяти. Харе уже! Я мысленно надавил, мол, границы надо чужие уважать, и она отступила.
«Сорян, мой косяк. Мне надо было калибровку провести…» — в голове раздалась понятная, даже чересчур, речь: «Чтобы базарить можно было. А то зашквар какой-то, что ни бе, ни ме, ни кукареку… Норм?»
«С калибровкой ты перестаралась, конечно…» — я заметил, что она смутилась и нахмурилась, и поспешил поддержать наметившийся контакт и улыбнулся: «Но Клеопатре простительно…»
«Кэлбэх! Бэнт шармута!» — египтянка вернулась к родному языку с такой яростью, что даже не зная перевода легко считался весь матерный накал: «Не называй меня так! Ненавижу ее, эту гребанную… не могу выбрать нужное слово из твоего словарика. Меня зовут Хармион.»
Она фыркнула и, поманив меня за собой, подлетела к одной из картин, висевшей на стене. Я прочитал надпись на табличке: «Смерть Клеопатры» за авторством некоего Жан-Андре Риксана.
Изображение на красочном полотне практически полностью повторяло обстановку экспозиции. Декорированная разноцветная кушетка, которая помогла мне остановиться. Желтая штора с вышитым орнаментом в виде крыльев, комодик со статуэткой на заднем фоне.
На кушетке лежала голая женщина с венцом на голове. Признаков жизни художник ей не дорисовал, но на спящую она не тянула. У нее в ногах, свесившись головой с кушетки, лежала вторая девушка. А третья, еще живая, сидела рядом и поправляла золотой ободок у первой. Все чернявенькие и фигуристые, с очень неплохой прорисовкой.
«Это я…» — египтянка показала пальцем на живую девушку, а потом на вторую, чье лицо было не разглядеть: «А это Ирада, моя подруга. Мы вместе служили Клеопатре…»
«А это стало быть она?» — я кивнул на девушку с ободком: «Судя по названию картины, что-то пошло не так?»
«Конечно, не так! Хмара эрдэ! Помешалась на своем Антонии, решила отравиться. А я между прочем профи в этом. Если по-вашему говорить, то я мастер ядов. Поверила ей, сделала все, как она просила. Чтобы без боли, просто взять и уснуть. Но кто же знал, что ей одной сыкотно уходить будет? Уколола в спину, гадина…»