Как выиграть любой спор. Дома, на работе, в суде – где угодно - Спенс Джерри. Страница 63

Я бы отдал всю правую руку, по самое плечо, чтобы исправить этот и другие, столь же невежественные поступки и методы воспитания, которыми время от времени щедро грешил. Я вообще удивляюсь, что мои дети выросли такими успешными и состоятельными людьми. Наверно, это заслуга их матерей и сильных природных качеств.

Размышляя об этом по прошествии многих лет, я думаю, что мои родители намного лучше относились к своим детям, чем я — к своим. Когда мне было четыре года, моя сестра, малышка Пегги, как мы ее звали, которой было около трех лет, однажды утром почувствовала себя плохо и к вечеру умерла, став жертвой церебрального менингита. После ее смерти я почти десять лет был единственным ребенком в семье. Я до сих пор помню, как мои родители боялись — хотя никогда об этом не говорили, — что со мной что-нибудь случится. Они меня холили, лелеяли и любили. Живой ребенок был для них самой большой драгоценностью. Я не скажу, чтобы меня баловали, — вовсе нет. Но меня редко ругали и наказывали, зато часто хвалили. Меня учили быть «маленьким мужчиной», но позволяли быть ребенком. Я ходил на музыку, хор, рисование. Я сочинял стихи. Родители рассказывали мне о природе, о птицах и о звездах. Я проводил бесчисленные часы с отцом на охоте и рыбалке. Центром моей жизни была семья, родители, а их центром — Методистская церковь. Мы жили в маленьком городке Шеридан, что в штате Вайоминг, — этакой тихой гавани, свободной от преступности и расовой вражды, где по случаю важных событий в цоколе церкви всегда устраивали праздничный ужин. Но для меня самым большим счастьем была возможность пропустить неделю занятий, когда мы всей семьей отправлялась в горы, где жили в старой палатке и охотились на лося. Разве мог такой ребенок с такими родителями не развиваться и не расти? Оглядываясь на себя в свою бытность родителем-ребенком, я не могу не признать, что соревновался с собственными детьми. Мы были семьей детей.

Наблюдение за Имаджин. И лишь спустя годы я понял, каким я был горе-отцом. Я понял это, наблюдая за своей женой Имаджин. Ее подход к воспитанию детей отличался от моего. Она смотрела на своих двух мальчишек как на личностей, которые имеют полное право на уважительное отношение — даже в младенческом возрасте. Она их слушала. Она им доверяла. Она давала им свободу. Она никогда их не гоняла — я ни разу не слышал, чтобы она говорила им убраться в своей комнате, или сделать уроки, или постричь газон. Хотя, конечно, стричь газон она бы им не разрешила. Когда у детей возникали какие-то проблемы или трудности, Имаджин предоставляла им право самим принять решение. И удивительное дело — чем больше она доверяла детям, тем более ответственными они становились.

Ключ к детско-родительским отношениям — уважение. Недостаточно просто любить ребенка. Во имя любви мы совершаем самые гнусные поступки. Жестокое обращение с детьми тоже, как правило, прикрывается любовью: «Я наказываю тебя таким изощренным образом, потому что люблю тебя. Это ради твоего же блага». Имаджин относилась к своим детям, как к друзьям. В отличие от моего соседа, который однажды выдал: «Я скажу вам, как надо воспитывать детей. Вы садите их в железный ящик, прорезаете в нем несколько отверстий и периодически вымываете шлангом всю дурь. А когда им исполнится четырнадцать лет, заделываете все отверстия». И расхохотался. Подобные шутки отражают наши представления о детях в давние времена — что это кошмарные маленькие «полулюди», которых надо держать под полным и неусыпным контролем, иначе вы как родитель потерпите фиаско. Что это проблематичные комки живой, дышащей глины, из которых надо вылепить добропорядочных граждан. И залогом успешного воспитания считались дисциплина и обучение. Особой разницы между дрессировкой собаки и воспитанием ребенка никто не видел.

Зеркало «родитель-ребенок». В дни своего раннего отцовства я еще не знал, что отношения — это всегда зеркало; что дети не могут уважать нас, если мы не уважаем их; что, если применять против детей силу, они тоже будут применять силу, порой в извращенных формах; что, если относиться к детям по-доброму, как к друзьям, они будут отвечать тем же. Мы же не применяем против друзей силу. Мы же не манипулируем друзьями и не наказываем их. Мы доверяем друзьям, мы их любим, мы им помогаем. Мы принимаем друзей такими, какие они есть. Мы не пытаемся их изменить. Мы не пытаемся слепить их по своему образу и подобию. Мы не наказываем друзей за их естественные инстинкты, желания и слабости — которые есть и у нас. Вот бы мы относились к своим детям, как к друзьям. Вместо этого мы требуем, чтобы наши дети соответствовали стандартам, до которых мы, взрослые, сами не дотягиваем.

Грустная история о мальчике, который не был плохим. Помню, один мой приятель — назовем его Джейком Джонсоном — рассказал мне историю о мальчике по имени Уилбур. Вот эта история в изложении Джейка.

Однажды субботним утром, когда Уилбуру было около восьми лет, мать обнаружила его у ручья с девочкой, которую мы назовем Бесси Лу. Дети якобы играли в зарослях кустов, и у них были спущены штаны без каких-либо признаков насилия или ран. На угрожающий вопрос, чем они занимаются, Бесси Лу выпалила, что они играют в доктора. Мать Уилбура ткнула в напряженный «медицинский инструмент» своего сына палкой, а затем набросилась на бедного Уилбура и стала его трясти, как грушу, заклиная больше никогда, под страхом вечного проклятия и мученической смерти, не совершать таких ужасных поступков.

После того как Бесси Лу рассказала о том, что произошло, всем своим друзьям и подругам, дети принялись безжалостно третировать Уилбура. Он стал изгоем. Девочки, естественно, не желали иметь с ним ничего общего. Хуже того, его стали обзывать Доктором, а позже просто Доком. Мальчишки или дразнили Дока, или вообще его избегали, но самым жестоким был школьный хулиган, Гарольд Хацингер.

«Эй, Док, — кричал Гарольд при встрече с Уилбуром. — У нас заболела парочка свиней. Может, придешь полечишь их тем, чем ты лечил Бесси Лу?» После чего разражался диким смехом, и все тоже начинали смеяться, не осмеливаясь поступить иначе. Даже Бесси Лу смеялась, и тогда бедняга Док убегал к ручью, чтобы уединиться.

По словам Джейка, окружающие особо не удивились, что Док вырос и стал гробовщиком, но пришли в ужас, когда через несколько лет его обвинили в сексуальной связи с мертвой женщиной. О Доке говорил весь город. У людей, особенно у тех, кто помнил его застенчивым, славным малышом, не укладывалось в голове, что это милое дитя могло превратиться в такое презренное чудовище. Джейк, который был другом Уилбура, сказал, что у него это тоже не укладывалось в голове. Он знал Дока как доброго и мягкого человека, плюс они были друзьями, и это лишь усугубляло его замешательство и внутренний конфликт.

Джейк сказал, что судебного процесса по делу Уилбура, по сути, не было. Как шутили местные, Дока «накрыли с поличным». Адвокат Уилбура настаивал на невменяемости своего подзащитного, и нанятый им психолог подтвердил, что поведение Уилбура было неадекватным в силу бесконтрольного страха перед женщинами. Чтобы доказать невменяемость Уилбура, адвокат вызвал его для дачи показаний в собственную защиту. Перед судом предстал симпатичный молодой человек, в костюме-тройке и с короткими, аккуратно уложенными волосами. Ни дать ни взять торговый представитель IBM.

«Почему вы совершили такую ужасную вешь, Уилбур?» — сразу спросил своего клиента адвокат. Уилбур не ответил. Джейк сказал, что Уилбур просто смотрел вниз, на свои руки, а потом расплакался.

«Скажите это присяжным, Уилбур». По словам Джейка, Уилбур что-то пробормотал сквозь рыдания.

«Говорите, Уилбур!»

Кому-то из присутствовавших в зале суда послышалось, что Уилбур говорил об одиночестве; другие уверяли, что речь шла о любви. Но никто, в том числе и Джейк, не мог с достоверностью подтвердить, что он сказал. Это все, что адвокат сумел выудить из Уилбура. Его заключительное обращение к присяжным заняло меньше минуты. Из него следовало, что только выживший из ума человек может поступить так, как поступил Уилбур, и что дело следует закрыть. Большинство участников процесса в глубине души были с этим согласны. Однако присяжные не собирались дать Уилбуру улизнуть через лазейку невменяемости и вынесли обвинительный приговор. Судья, потрясенный и возмущенный не меньше остальных горожан, в тот же день приговорил бедного Уилбура к пятнадцати годам тюремного заключения. Наверно, парень получил бы меньший срок, если бы убил эту женщину.