Травами Не Лечится (СИ) - Назарова Лисса. Страница 4
Но она тут же себя одергивает. Значит, даже здесь, в глуши, кто-то знает, что именно в этом домике поселилась ведьма, раз ей в дар было преподнесено мясо. А вдруг кто-то захотел отравить ведьму? Например, другая ведьма, посягающая на эту территорию. И у нее в подчинении Те Самые Большие Руки. Такими ручищами можно прибрать не только неугодную ведьму, но и полтора царства.
Через неделю дароподношение повторилось. Скрип ступеней вверх. Корзинка, но уже с лосятиной. Снова кашель. Скрип ступеней вниз. Примятая осока. Ведьма уже с интересом наблюдала в щель, как огромная согнутая тень безуспешно старается не шуметь на маленьком крыльце, неловко задевая за связки сухих трав, звонкие ветерки и шуршащие занавески. И шумно сопя, тень удаляется.
Что нужно взамен Большим Рукам? Если бы им было нужно что-то физическое, осязаемое, ведьма не сомневается – он бы просто распахнул дверь и взял. Значит, ему ничего от нее не нужно. По крайней мере, физически. Она выдохнула. Ей снова можно выходить в лес.
Где же все лисички и волнушки? Они, засранцы, любят прятаться целыми семейками. Не думала ведьма, что в поисках полезных веществ для мозга она станет плутать меж трех сосен. Надо же, ведьме и заблудиться. Глаз зацепился за здорово примятую траву. Она пошла след в след. Может, так она выйдет на знакомую тропу. И вдруг ведьма увидела не только Руки. Но и мощные Плечи, длинную палисандровую Косу на широкой Спине и огромный Рост. Он без усилий мог поравняться с невысоким деревом. Вот бы познакомиться с его матерью. Ну, что за удивительная женщина! Подарить жизнь такому нелепо-большому существу. В его Косе запутались веточки (хотя для ведьмы это были бы настоящие ветки) и даже листва. Наша ведьма забыла об осторожности и ступила вперед. Сухая ветка предательски щелкнула, где-то ухнул филин, заверещал хорек, рак на горе свистнул. Короче говоря, фауна известила всех в радиусе километра, что ведьма здесь. Руки развернулись. На них лежал раненый олененок. Он затравленно ждал, что Руки унесут его дальше в черный лес, далеко-далеко от Мамы. Ведьму обуял праведный гнев. Она больше ни за что не примет от него Дары! Она думала, он охотится на равных себе по силе. А он!
Не беспокоясь, что ее заметят, она развернулась на каблуках так, что впечатала всю микрофауну обратно в Недра. Если он придет в следующий раз, она швырнет это мясо ему прямо в его наглое лицо. Разглядеть которое из-за его роста, наверное, ей все-таки не удастся.
Прошла еще неделя. Наутро седьмого дня ведьма уже сидит у окна – караулит этого ничтожного Приносителя Даров. Она фыркает и кладет ногу на ногу. В ожидании поцарапанный носок ее сапога нервно выписывает круги в воздухе. Ближе к полудню до ведьмы доносится хруст веток и сиплое дыхание. Она вскакивает с лавки и заглядывает за занавески. Гигант несет в одной руке корзину с еще трепыхающейся рыбой, а в другой кулек из старого одеяла, который он нежно, совсем не по гигантски придерживает.
Только он заносит ногу над первой ступенью, ведьма, со всей присущей ее хрупкому телу физической силой, распахивает двери. Гигант отринул от лестницы, его рот открылся, но губы не смогли произнести ни звука. Ведьма прищурилась и сложила руки на груди. Одеяло на руках гиганта резко вздохнуло. Наконец он ожил, заглянул в одеяльце и, косясь на ведьму, басом спросил:
«Мои дары могут стоить одной просьбы? Мне говорили, что ведьмы так делают».
Одна ее бровь резко вскинулась вверх. Он поставил корзину с задыхающейся рыбой почти к ее ногам. Длинные руки ему это позволяли, даже если между ведьмой и гигантом ежесекундно гнила высокая лестница.
«Я не приму это!» – холодно отозвалась она и повернулась к дверям в дом. Он шагнул сзади нее на ступень выше.
«Тебе не понравилось мясо? Или ты думаешь, что я убиваю малышей?»
Ведьма переступила с ноги на ногу. Снова скрестила руки на груди и нахмурилась.
«Одна просьба и я уйду», – он почти умолял. Старое детское одеяльце на его руках шевельнулось. Он машинально качнул одеяло. Будто он делал это ежедневно, и теперь это превратилось в довольно не подходящую его великаньему образу привычку.
«Чего ты хочешь?» – спросила ведьма, нехотя развернувшись, но все-таки с интересом заглядывая ему в руки.
Он развернул потрепанное одеяльце. Раздался хрип и частое-пречастое сердцебиение. Это же тот олененок, что Руки несли, когда ведьма впервые увидела не только Руки. И все не так поняла. Гигант кашлянул и подошел к ведьме. И она заметила то, чего не увидела раньше. Гигант опустился на одно колено и заглянул цветом бирюзы в малахитовые глаза ведьмы. Тяжелые веки, большие надбровные дуги и морщинка между густых черных бровей, из-за чего один глаз всегда сердился. Неуклюжесть и неповоротливость благодаря росту. Огромные ладони, тяжелые мышцы, но хрупкие запястья и длинные изящные пальцы. Как у музыкантов, играющих в таверне. До этого ведьма приметила только Ужасающие Огромные Руки. И столько всего пропустила.
«Излечи его. Я не могу».
Гигант опустил голову, будто стоял на алтаре для жертвоприношений. И в жертву он приносил себя. Ведьма помедлила, но взяла одеяльце. Олененок не успевал глотать воздух. Его сердечко все ускорялось.
«Придешь через неделю. Теперь уходи», – ведьма показала кивком на тропинку из примятой осоки и исчезла в захудалых дверях. Она не рискнула сразу же отвернуться, поэтому периодически заглядывала за плечо. Гигант поднялся с колена, кашлянул, откинул косу и поплелся по протоптанной осоке назад.
Олененок резвился с кольцом окружавших его желто-синих бабочек. Ведьма улыбнулась, протирая полотенцем мисочку для молока. Копытце цело, ножка затянулась, дыхание ровное. Вечером бабочки улетели, олененок задремал, положив голову на колени ведьме. Она же задумчиво жевала осоку. Скоро ночь. У ведьмы полно дел и энергии, только вот гиганта все не видно. Ведьма посмотрела на олененка. Он шевелил ушами и все смотрел на тропинку из примятой осоки. Они периодически переглядывались.
«Я тоже не знаю, где он», – ответила на незаданный вопрос ведьма и выбросила пожеванную травинку.
Прошел день. Начался второй. Третий был на подходе. И вот четвертый уже занимался. Ведьма потрепала по загривке притихшего олененка, лежащего перед ее домом уже который день.
«Если честно, я тоже уже подумывала об этом», – повернулась ведьма к олененку.
«Только я не знаю куда идти», – она покачала головой.
Олененок подпрыгнул и заносился кругами по лужайке перед лесом.
«Ладно, хорошо. Идем уже».
Олененок стал сзади толкать ведьму к тропинке, уходящей в лес. Главный ориентир – примятая осока. Дальше – большие следы от сапог на хрустящем белом мхе. А потом? Олененок вдруг вырвался вперед, развернулся на своих маленьких копытцах, посмотрел на ведьму и рванул через кусты. Ведьма бросилась вдогонку. И сейчас уже в ее косах веточки и листва.
А вот и дом. Скорее, домишка. Слишком уж он маленький для такого гиганта. Лужайка перед домом могла похвастаться опрятностью, как и костры дров, ровно-ровно уложенных у пристройки рядом. Чего не скажешь о садике вокруг. Клумбы и гряды существовали только как наметка. На перилах развешаны рыбацкие сети. Почти всю веранду занимал верстак, сетки, «мужская косметичка» с инструментами и обработанное дерево. Много дерева. Да, дом не был избалован женским вниманием. Скорее всего, как и его обитатель. Дом будто кричал – тщательная приборка приветствуется. Ведьма поднялась по скрипучим ступеням и остановилась у резной двери. Она еще никогда не стучала в двери. Тук-тук. Она повернулась к олененку, который уже примостился на просторном крыльце на теплом лежаке. Собственный лежак олененка. Ведьма рассеянно стукнула костяшками еще раз. Тук.
«Так ведь стучат, да?»
Она кивнула самой себе. Молчание. Значит, никого нет дома. Только она собралась уходить как снова услышала кашель, но уже с хрипом. Ведьма прислушалась. Он будто не дышал, а свистел.
«Вот дурак!» – она молниеносно распахнула дверь и увидела гиганта, распластавшегося на полу.