Моряк сошел на берег - Кин Дей. Страница 16

Он помог человеку подняться на ноги и прислонил его к стойке, чтобы тот мог продолжать пить.

А я должен был немного погулять с Корлисс по главной улице, пока она вновь не обрела душевное равновесие. К этому времени уже прошло полчаса, и нам нужно было возвращаться к Аварилло. Я сказал, стараясь произнести все спокойно:

– Путь к мотелю не близкий. Почему бы нам не переночевать здесь, когда мы поженимся?

Она все еще находилась под впечатлением от сцены в баре, но ей все же удалось выдавить для меня улыбку.

– Как тебе хочется, Швед.

Я позвонил в отель и зарезервировал номер. Потом я купил бутылку рома, и мы направились к адвокату.

Венчание нельзя было назвать пышным. Судья, сухой, щуплый мексиканец, проговорил полагающиеся в таких случаях слова, которые Аварилло перевел Корлисс. Церемония оказалась чрезвычайно короткой. Гордость мексиканского суда очень спешил вернуться туда, где его застал телефонный звонок Аварилло. Тем не менее его слова были так же впечатляющи, как будто нас венчал священник из собора Святого Патрика.

Когда церемония закончилась, все мы выпили по рюмочке – в том числе и два свидетеля: какая-то девушка с глазами серны и ее дружок с изборожденным оспой лицом, судя по всему, проститутка и ее сутенер.

Подписавшись под брачным свидетельством, все быстро исчезли. Аварилло сложил свидетельство и составленную по всем правилам брачную лицензию и протянул их Корлисс.

– Да благословит ваш брак Господь, сеньора!

– Спасибо, – спокойно ответила она.

Он закупорил бутылку с ромом, в которой было еще полбутылки, и поставил ее в шкаф с бумагами. Потом он пожал мне руку.

– Желаю вам обоим много счастья, сеньор.

Казалось, он был очень доволен самим собой. Неудивительно – ведь он заработал почти двести долларов.

Корлисс и я спустились по обшарпанным ступенькам, и они пищали под нашими ногами. Я положил руку на ее талию.

Главная улица Тихуаны кишела туристами и молодыми матросами из морского опорного пункта, который находился в Даго. Большинство матросов было навеселе. У них в карманах было полно денег, они покупали в лавочках всякий хлам, часто фотографируясь у уличных фотографов. В этой же уличной сутолоке бродили полицейские в форме и проститутки. Копы приглядывали за потаскушками, а те, в свою очередь, посматривали на матросов. В итоге все были довольны. Почти из каждой второй двери доносились звуки музыкальных автоматов и танцевальных оркестров. На нас никто не обращал внимания, и совершенно никого не беспокоило, что мы только что поженились. Только мы вдвоем знали об этом – мистер Нельсон и миссис Нельсон.

Я прошел с Корлисс какое-то расстояние по улице, постепенно привыкая к мысли, что я женатый человек. Чувство было сладостным, казалось, будто ты паришь над облаками, белыми воздушными облаками, сделанными словно из пенопласта.

Наконец, на углу мы увидали бар. Я купил еще одну бутылку, и мы поехали на такси в отель. Номер в отеле был уютным, просторным и старомодным, с высоким потолком и большими окнами. Ванна была выложена мрамором и такая большая, что в ней можно было плавать.

Когда дежурный по этажу удалился с долларом в кармане, я открыл бутылку с ромом и наполовину наполнил стаканы.

– Ты счастлива, дорогая? – спросил я у нее.

– Очень, – ответила она.

Но и ее улыбка, и ее голос были невыразительными.

Я снял куртку и расслабил галстук.

– В чем дело? Что-нибудь не так?

– Нет, нет, все так, – уверила она меня и, присев на краешек кровати, сняла туфли. Какое-то время она с наслаждением поводила пальцами ног, а потом сняла и чулки.

Я снял рубашку и расслабил пояс.

– Готов биться об заклад, что люди в твоем мотеле будут удивлены, узнав, что мы поженились.

– Да, конечно, – согласилась она.

Она встала и стянула платье через голову. После этого расстегнула крючок своего бюстгальтера. Я расшнуровал ботинки и поднял глаза на нее. Она выскользнула из своих черных кружевных трусиков и, снова сев на кровать, распустила свои золотистые волосы.

– Как ты думаешь, когда полиция хватится, что Джерри исчез?

– Очень неподходящее время для подобных вопросов.

Она отпила немного рому.

– Извини.

Я быстро разделся и дрожащими руками закурил сигарету.

– Надеюсь, что они никогда его не найдут.

Она легла на кровать, вытянув одну ногу, а другую стала то сгибать в колене, то снова выпрямлять. Однако в глазах, которыми она смотрела на меня, не было страсти. Только мягкое, почти безразличное выражение. Улыбка казалась вымученной и неискренней.

Внезапно я почувствовал себя как-то неуютно. Я не знаю точно, чего я ожидал от брака, но, во всяком случае, не этого.

Улыбка Корлисс стала еще более искусственной.

– Что с тобой, дорогой? Почему ты смотришь на меня такими глазами?

Я присел рядом с ней на кровать. Зеркало на туалетном столике стояло под таким углом, что я мог видеть в нем нас обоих. Казалось, что даже ее тело изменилось, оно показалось мне каким-то изношенным. Раньше она утверждала, что любит меня, не хотела даже обождать с женитьбой и три дня, а теперь лежала передо мной на кровати какая-то безучастная и усталая.

– Что с тобой, дорогой? – повторила она.

– Ничего, – солгал я.

Она потянула меня к себе.

– Тогда иди ко мне, дорогой. Прошу тебя.

Она была моей женой. Ради нее я убил человека. Я страстно желал ее, и я вновь овладел ею. Какое-то время я надеялся, что все это лишь игра воображения, но, к сожалению, я не ошибался. Мы были лишь двумя людьми, лежавшими на одной кровати.

Я покосился в зеркало. Страстные объятия Корлисс были такими же вымученными, как и ее стоны. Свежеиспеченная миссис Нельсон дарила свои ласки как-то механически и безучастно.

Волшебство той безумной ночи на утесе, где мы сплелись воедино, страстно желая друг друга, словно водой смыло.

Кое-как прошли ночь и следующий день. А сейчас снова был вечер, и мой медовый месяц – даже для моряка – казался сплошным обманом, ибо я проводил его в бунгало номер три мотеля "Пурпурный попугай", расположенном на 101 шоссе, севернее Сан-Диего.

Я то и дело смаковал ром, прислушиваясь к плеску волн, шуму уличного движения и веселому стрекоту цикад. И я вдыхал ароматы цветущих по ночам никотианы и гардений.

Я снова был в "Пурпурном попугае". И это естественно. Я помнил, как плакала Корлисс, когда мы уезжали из отеля в Тихуане. Я помнил о горячем утреннем мексиканском солнце. Я хорошо помнил, как оттолкнул одного мексиканского полицейского к стене, когда он осмелился съязвить мне, что я слишком пьян, чтобы садиться за руль.

Я постепенно все больше и больше вспоминал, что случилось в ту ночь и в последующий день. Я вспомнил, как Корлисс дала полицейскому денег. Много-много денег. Моих денег. Само собой разумеется, как возмещение за оскорбление достоинства. Смутно припомнил о том, что она пообещала ему самой сесть за руль, помнил ее бледное, решительное лицо, ее длинные золотистые волосы, которые развевались на ветру, – она вела машину с поднятым верхом, чтобы ее супруг поскорее протрезвился.

Я швырнул пустую бутылку в стену. Хотел услышать звон и грохот. А потом скатился с кровати на пол и пополз на четвереньках в ванную, Я слишком нализался, чтобы быть в состоянии встать под душ, поэтому я просто пустил в ванную холодную воду, улегся в нее, не закрывая крана, и начал массировать себе ледяной водой голову и тело.

Я пролежал так довольно долго. И как раз в тот момент, когда я попытался с трудом выползти из ванны, я услышал скрип решетчатой двери. По каменным плитам цокали высокие каблучки. Кем бы она ни была, но она явно спешила.

– Мистер Нельсон! – Голос был настойчивым и доверительным.

Я выполз из ванной, повязал себе на бедра полотенце и вышел в комнату. Это была Мэмми. В руке она держала чашку с горячим кофе. Я повязал полотенце потуже.