Запретные отношения (СИ) - Кострова Валентина. Страница 20

В моей семье не принято поддаваться эмоциям. Я поддаюсь. Я ввязываюсь в неугодные отношения, которые поперек горла становятся моей семье. Сначала была Карина, теперь Мира. Уверен, о ней знает и Наиль, и отец. И мне придется рано или поздно делать выбор.

Опять вздыхаю, сдерживая себя от желания сгрести в охапку Миру и прижать к себе, забыться в ее объятиях, раствориться в ее любви. Глупышка. Думает, что я не в курсе ее чувств, но она как открытая книга, читай-не хочу и все понятно.

Слышу вибрацию мобильного телефона. Осторожно, чтобы не разбудить Миру, переворачиваюсь и глазами ищу мобильник. Обнаруживаю его на комоде. Так же без шума встаю с кровати, не смущаясь своей наготы, подхожу к комоду, беру в руки телефон. Хмурюсь.

Пять пропущенных от Наиля. Один от отца и несколько непрочитанных сообщений, которые вполне могут быть по работе. Или от Дарии. Меня тревожит, что есть звонок от отца и пять от брата. Это плохо. Беспокойство сдавливает грудь в тиски и не отпускает. Я спешно выхожу из спальни, прикрываю дверь, набираю брата. Он отвечает после третьего гудка.

— Где тебя черти носят? — шипит Наиль. Его тихий голос взвинчивает меня до предела. Я понимаю, что не просто так он разговаривает со мной низким тоном.

— Ближе к делу.

Брат шумно вдыхает, молчит какое-то время. Я, прижимая мобильник к плечу, натягивая на себя спортивные штаны и хватаю футболку. Придется Миру оставить и забрать ее вечером. Или кого-то прислать за ней.

— Мама в больнице.

У меня останавливается сердце, я перестаю дышать. В этом мире мама для меня все. Она не давала свихнуться из-за деспотичного отца. Она всегда была понимающей, любящей, отзывчивой. Она сумела в своем большом сердце найти место и для Алана с Алиной, принять детей мужа от другой женщины. Это о многом говорит. И сейчас эта почти святая женщина нуждается в любви, поддержке своих детей.

— Что с ней? Как ее состояние? — мечусь по номеру, не понимая, что делать. — В какой больнице?

— Ночь стало плохо с сердцем, сейчас состояние стабилизировалось. Он под наблюдением врачей, — Наиль называет больницу, в которой лежит мать.

— Я скоро буду, — отключаюсь и бегом иду в спальню. Мира встречает меня сонной улыбкой.

— Доброе утро, — мурлыкает девушка, потягиваясь.

Одеяло сползает, его не спешат придержать, поэтому я вижу грудь. Застываю, немигающим взглядом разглядываю Миру. Она сознательно меня провоцирует, сначала одним плечом ведет, потом вторым, закидывает руки за голову. Тут и у покойника все встанет, где можно встать.

— Я уезжаю, — холодно сообщаю. Мира замирает, все еще улыбается, но в глазах полное непонимание, а объясняться я не планирую.

— Почему? Что-то случилось?

— Можешь оставаться до вечера здесь, я приеду за тобой либо кого-то пришлю, — собираю свои вещи в сумку, запихивая их как попало. — Я потом позвоню, если не смогу сам тебя забрать.

— Назар! — Мира дотрагивается до меня.

Я настолько погружен мыслями о матери, что совсем не заметил, как девушка оказалась возле меня. Смотрит на меня своими космическими глазищами и заставляет чувствовать себя уродом. Обхватываю рукой ее затылок, сживаю вместе с волосами, притягиваю к себе Целую жестко, властно и бескомпромиссно. Мира привстает на цыпочках, с полной отдачей подчиняется мне. У меня были планы валяться с ней в постели и не вылезать из нее, доводя крошку до изнеможения, но есть обстоятельства, на которые я не имею право забить.

— Отдыхай. Выспись, сходи еще раз на массаж, поплавай в бассейне. Вечером либо я, либо кто-то тебя заберет, — чмокаю ее в лоб, убираю руку. Мира пытается бодриться, улыбается и старается выглядеть беззаботной, хоть и видно, что ее печалит мой отъезд.

— Я буду тебя ждать.

Это почем-то звучит многообещающе и касается не конкретной ситуации, а вообще. Я усмехаюсь. Дурашка. Лучше бы бежала от меня без оглядки.

Больница всегда имеет специфический запах, особое настроение и свой ритм жизни, подчиненный внутреннему графику. Даже если это закрытая частная клиника, с приветливым персоналом, зелеными цветочками. Еще больница — место, где дарят и отбирают надежду.

— Где мама? — первый вопрос, как только встречаюсь на крыльце клиники с Наилем.

Непривычно его видеть курящим, он просто так не возьмет в руки сигарету, только если глубоко задумается или сильно переживает. Сейчас скорей всего переживает. Хоть мы взрослые мужики, за плечами которых уже и жизненный опыт, и ошибки, и взлеты, и падения, пока у нас есть мать, мы — дети.

С отцом никогда не было и нет теплых чувств. Что я, что Наиль имеем на него зуб. Да что говорить, дети, рожденные вне брака от другой женщины, тоже теплых чувств к нему не испытывают. Потому Даян Булатович априори не умеет испытывать нежные чувства. Вместо него нас любила, обожала мать. Она всегда старалась компенсировать отсутствие отцовской нежности своей нежностью. Эта скупая и одновременно всепоглощающая любовь давала нам силы.

— Сейчас пойдем, — глухо произносит Наиль, выдыхая дым из ноздрей. Он не смотрит в мою сторону. Я даю ему время докурить, а затем, как только брат тушит окурок, следую за ним.

Мама находится в одноместной палате. Когда мы заходим, не реагирует на нас. Я вопросительно смотрю на Наиля, он пожимает плечами. Видеть близкого человека неподвижным на больничной койке с бесчисленными проводками — жуткое зрелище.

— Что врачи говорят? — шепотом спрашиваю.

— Ничего конкретного. Состояние стабилизировали, но посоветовали ограждать ее от потрясений, стресса. Только положительные эмоции, которые тоже должны быть в меру.

— Может ее в Израиль или в Германию отвезти для лечения?

— Ты думаешь в нашей стране нет толковых врачей? — Наиль качает головой и подходит к койке, возле которой по обе стороны стоят стулья. На один он садится, я на другой.

Связно не могу мыслить, не могу сообразить, что делать, куда бежать, кого беспокоить. Понимаю, что моя суета по поводу матери никому не нужна, о ней итак прекрасно позаботятся, но сидеть и ничего не делать — не про меня.

Вибрирует мобильник. Я изумлен. Нет, я шоке. Человек, который мне сейчас звонит, явно непросто так звонит. У меня неожиданно начинают дрожать руки. Сердце сначала больно сжимается, а затем еле начинает стучать. Я встаю со стула и ретируюсь в коридор.

— Да! — мой голос звучит резче, чем мне бы хотелось.

— Назар… — в трубке всхлипывают. Я стискиваю зубы, чтобы не начать выпытывать причину звонка. — Помоги… Глеб… Глеб…

— Что Глеб? — морщусь. Говорить о другом мужчине не хочу. Неприятно. При этом я знаю, кто такой Глеб. — Карина, не молчи! — раздражаюсь.

— Глеб сейчас вытащил Тамару на балкон и угрожает ее выкинуть. Я не знаю, что мне делать…. Помоги!

У меня обрывается все внутри. Даже колени подгибаются. Не позволяю себе превратиться в размазню. Сейчас нужно быть предельно собранным. Несмотря на то, что мы с Кариной в разных городах, у меня до сих пор остались связи, знакомство в том провинциальном городишке, где мы с ней познакомились.

— Жди, — сбрасываю звонок.

Звоню тут начальнику полиции. Меня выслушивают и обещают отреагировать. Я не успокаиваюсь. Беспокою знакомых, имеющих ниточки воздействия на полицию. Карине не перезваниваю. Уверен, что сейчас Глеба скрутят и увезут в ментовку.

Мобильник опять вибрирует в руке. Звонит Эрик, мой помощник. Он никогда не будет беспокоить, если только не случилось нечто ужасное. Первая мысль о Мире.

— Алло.

— Назар Даянович, тут такое дело… — Эрик делает странную пазу, зная, что я терпеть не могу, когда разговор тянут. Он вздыхает, потом шумно втягивает в себя воздух, как перед прыжком.

— В общем, муж Карины избил ее, пытался выкинуть ребенка с балкона. К счастью, малышка в безопасности. Полиция его задержала. Что с ним делать?

Я прикрываю глаза. Чувствую облегчение. Хорошо, что все благополучно закончилось. Ощущение, что судьба решила проверить мои нервы на прочность. Меня разрывает на части. С одной стороны, я как хороший сын должен быть рядом с матерью, с другой стороны — я должен сейчас защищать своего ребенка.