По ту сторону Гиндукуша - Баширов Андрей Львович. Страница 28

«А ведь Хекматияр здорово похож на того гордого верблюда, который один знал сотое имя Аллахово, — решил Андрей Васильевич. — А это что за старикан с лохматыми бровями и носом, как баклажан? Мохаммади? Да, кажется, он».

Моджахеды разом повернулись к подошедшему к ним Ручкину — начались вежливые, но сдержанные приветствия. Через несколько минут собравшиеся были приглашены в небольшой зал, в центре которого стоял длинный стол. Рассевшись по разные его стороны, афганцы и российские представители тихо переговаривались между собой.

Во имя Аллаха, всемилостивого и милосердного! — начал Раббани. — Мы рады приветствовать ваше превосходительство и в вашем лице руководство новой России. Поскольку сегодня вы наш гость, то первому предоставляем слово вам.

— Спасибо, господин Раббани. Я солдат, поэтому позвольте мне говорить с вами откровенно, по-солдатски, и сразу перейти к сути дела…

— О, мы знаем, что вы солдат и даже воевали в Афганистане. Вы ведь были боевым пилотом, на штурмовике летали, да? — Раббани приятно улыбнулся, как улыбается радушный хозяин в ответ на неловкую шутку уважаемого гостя.

— Что было, то было. Действительно, об афганской войне я знаю не понаслышке. Так вот, я считаю, что теперь, после ухода советских войск из Афганистана, пора привести к власти в Кабуле истинных представителей афганского народа, то есть вас, моджахедов. Этого будет непросто добиться, но я уверен, что Россия и другие государства, которые нас поддерживают — США, Иран и другие, — смогут уговорить Наджиба сесть за стол переговоров с вами и решить вопрос о власти мирным путем. Вы знаете, это как с дверью, которую можно либо вышибить гранатой, либо открыть ключом. Этот ключ в ваших руках…

Моджахеды поощрительно закивали головами. Седой, красивый, словно сошедший с иранской миниатюры старик Мохсени не удержался и торопливо заговорил:

— Конечно, конечно, наши мысли совпадают с вашими… — однако осекся, перехватив косой взгляд Хекматияра.

«Не по чину дед вылез, поперек своего хозяина», отметил про себя Андрей Васильевич.

— Что здесь особенно важно, по моему мнению, продолжил ободренный моджахедами генерал, — так это поменять в вашу пользу настроение российского парламента и общественности, которых очень беспокоит судьба пленных. Было бы весьма кстати, чтобы именно сейчас я привез с собой в Москву хотя бы одного-двух пленных, желательно русских или хотя бы украинцев. Славян, в общем. Ради этого я и приехал в Пакистан. До того я был в Иране, но там мне пленных почему-то не отдали… Вы же — люди разумные и понимаете, конечно, что вернуть пленных — это прежде всего в ваших интересах…

Ручкин еще добрых полчаса продолжал объяснять про общественное мнение, парламент, пленных, постоянно заверяя моджахедов в своем глубоком к ним уважении и взывая к их здравому смыслу.

Раббани, пощипывая седеющую бородку, внимательно, не перебивая, слушал длинную речь генерала. Когда Ручкин закончил говорить, Раббани сказал:

— Мы обрадованы вашими словами. Они вселяют в нас надежду на взаимопонимание, однако в их искренность нам до конца поверить трудно. Москва, как и раньше, продолжает поддерживать безбожный коммунистический режим Наджибуллы. Нам совершенно точно известно, что он по-прежнему получает от вас оружие и деньги. Ваши представители в ООН на днях распространили заявление о поддержке Наджибуллы. Чье посольство до сих пор находится в Москве? Его, а не наше. — Сокрушенно помолчав, Раббани добавил: — Да, вы действительно ушли из Афганистана, но следует помнить, что этого добился сам афганский народ своей героической борьбой, которая и привела к развалу Советской империи. Мы не можем забыть тех страданий, которые перенесли афганцы из-за вашей агрессии. Кто возместит нам наши потери? Кстати, пленные, которых вы просите отпустить, тоже проливали кровь афганцев, но мы простили их. Мы сможем поверить вам только тогда, когда вы публично осудите Наджибуллу, откажете ему в поддержке, а нам дадите официальное признание. Как только это произойдет, вопрос о ваших пленных будет решен немедленно.

— Что же мне тогда говорить в парламенте? Я бы привез пленных, они бы выступили, например, по телевидению, рассказали бы об ужасах афганской войны. Они поддержали бы вас! А так что мне показывать дома — фигуру из трех пальцев? — стал распаляться Ручкин.

— Да вы не огорчайтесь! Лично вам мы верим, — утешил его Хекматияр. — Более того, поскольку вы уже неоднократно пользовались афганским гостеприимством, после того как вас сбивали над нашей страной, то хотим просить вас быть нашим послом в Москве. — Хекматияр от смеха затряс головой в огромной черной чалме. — Насчет посла — это шутка, конечно, ха-ха-ха!

«Еще бы тебе не было смешно, — подумал Андрей Васильевич. — Знаешь ведь, что кое-кто у нас готов превратить пленных в товар, под который можно получить политический капитал — известность, карьеру, новый срок в парламенте… Товар этот у тебя в руках, вот ты и будешь торговаться до последнего, как настоящий афганский торгаш, пока мы не принесем тебе на блюде голову Наджибуллы и ключи от Кабула. Хорошо, что на это у нас кишка тонка».

— Впрочем, чтобы вы не думали, будто мы совсем не хотим пойти вам навстречу, — продолжал Хекматияр, — то, пожалуйста, спустимся вниз. Мы привезли одного пленного специально, чтобы вы встретились с ним. Если вы его уговорите — он ваш. Как его звать? — обратился Хекматияр к своему помощнику. — Иродов? Так что же, пойдем?

Внизу, в фойе первого этажа, на диване в окружении моджахедов сидел долговязый парень в афганской одежде. На его сером лице застыло выражение робости и испуга.

— Пожалуйста, — пригласил Хекматияр. — Садитесь. Можете говорить с ним.

Генерал сел на диван рядом с Иродовым и стал долго и убежденно разъяснять ему, как его будут рады видеть, что его заждались дома родные и близкие, что близок час освобождения и возвращения домой. Иродов молча слушал, изредка осторожно поглядывая на Хекматияра, который смотрел на генерала с таким выражением, с каким ребенок в цирке ждет объявленного выхода клоуна.

— Ну так что же? — Ручкин положил руку на колено Иродову. — Едем?

— Нет, — чуть слышно сказал Иродов, — я не поеду.

— Почему? Может, ты боишься, что тебя дома из-за плена ждут неприятности? Повторяю — парламент дал амнистию всем нашим пленным в Афганистане. В конце концов, я даю свою личную гарантию, что никаких проблем у тебя не будет!

— Нет, нет, — прошептал Иродов. — Я не поеду. Я здесь привык, мне тут хорошо, меня никто не обижает. Я останусь.

— Видите? — довольно улыбнулся Хекматияр. — Он не хочет. Если бы захотел, мы бы его сразу отпустили. Зачем ему ехать? Мы ему стали как братья, он у нас и дом родной, и истинную веру обрел.

«Вот дрянь! — мелькнуло в голове у Андрея Васильевича. — Стоило бы парню согласиться, так они его увезли бы в Афганистан под любым предлогом и содрали бы шкуру».

Вокруг генерала и Иродова сомкнулась азартная толпа репортеров. Андрей Васильевич отошел в сторону.

— Ну как дела, Андрей? — окликнул его посол.

— Сами видите, Виктор Иванович.

— Ну, — задумчиво протянул посол, — это еще что. А вот послушайте-ка, что я тут по секрету от знакомого пакистанца узнал. Оказывается, пакистанцы хотят предложить нам вот такой вариантик — мы бесплатно даем им оружия на один миллиард долларов, они делятся им с афганцами, а те взамен отказываются от репараций за ущерб, нанесенный нами Афганистану, и отпускают всех пленных. Каково?

— Ловко! Такого я даже от хитрых паков не ожидал. Значит, они за здорово живешь получат от нас оружие, а нам никаких гарантий, что пленных освободят и от репараций откажутся. Представляю, какое теплое спасибо сказал бы нам и Наджибулла. Я уж не говорю про индийцев, которые с нами из-за этого оружия напрочь поссорятся. Хорошенький сценарий, ничего не скажешь. Впрочем, в нашем революционном кавардаке запросто может пройти.