Белый кролик, красный волк - Поллок Том. Страница 10

— Шагай передо мной, — приказывает Рита таким тоном, как будто она приставила пистолет к моему виску. Но ей не нужен пистолет — у нее моя мама на носилках. — Не отходи от меня дальше чем на двадцать дюймов. Посмотри на меня. — Я смотрю ей в глаза. — Ты знаешь, сколько это — двадцать дюймов? — Я киваю. — Вот и славно, тогда иди.

Она делает паузу и добавляет:

— Похоже, у тебя неплохие инстинкты, так что, если заметишь что-нибудь подозрительное, кричи, не стесняйся.

Она разворачивает меня за плечо и толкает к двери. На холодном стекле остаются ржавые отпечатки рук. Мамина кровь сохнет, запекаясь в трещинах и складках моих ладоней.

За спиной я слышу гудок мобильного телефона: Рита кому-то звонит. Трубку берут после первого же гудка.

— Домашний, — голос на другом конце провода слабый, но я достаточно близко, чтобы расслышать слова.

— Кролик у меня, — говорит Рита.

— А волк?

Я резко вздрагиваю.

Волк.

Волк, который похитил мою сестру?

Рита колеблется и только потом отвечает, и в ее голосе я слышу то, чего не слышал от нее до сих пор, то, что знакомо мне лучше любого другого чувства, — страх.

— Ищи ветра в поле.

РЕКУРСИЯ: 5 ЛЕТ НАЗАД

Пальцы ног поджались, зарываясь в мокрый мох на самом краю стены, холодный и скользкий, как водоросли. Мои школьные туфли — с носками, аккуратно засунутыми внутрь, — парой одиноких кавычек лежали внизу, на ковре из опавших листьев. Высота склона здесь была не больше трех метров, но я ощущал себя на краю утеса.

Бел ела яблоко, прислонившись к стене. Она постоянно ела яблоки, не только мякоть, но и сердцевину, хвостики, и даже косточки. Знаю, что вы думаете: яблочные косточки = цианид = мгновенная, но мучительная смерть. Но я все выяснил: ей понадобится съесть больше трех тысяч яблок, чтобы в организм попала среднестатистическая летальная доза. Деревья, загораживающие от нас школу, полыхали осенью, и клочья бурых листьев цеплялись к ее волосам и школьным колготкам. Эта небольшая полянка всегда была нашей: нашим местом, нашей тайной. Больше никто сюда не приходил. Впереди простирался лес, убегая вдаль, вверх по склону холма. Когда мы были помладше, мы играли в этом лесу в прятки. Теперь я с тоской вспоминал все его укромные уголки.

— Ну давай, — сказала она. — Это так же просто, как с бревна упасть.

— Упасть со стены, — поправил я.

Я могу быть таким упертым буквалистом, особенно когда мне страшно (это, конечно, все равно что рыбке сказать «особенно когда я мокрая», но все же…).

Научи меня. Я попросил ее научить меня, и сейчас мы были на ее уроке. Бесстрашие для начинающих: основные принципы само-не-защиты. Она уже шесть раз прыгала, чтобы продемонстрировать мне наглядно, легко приземлялась и перекатывалась, взметая бурю листьев, хохоча без остановки, и все это — не надев никакой защиты, кроме форменного джемпера. На моей черепушке был велосипедный шлем, к животу и спине скотчем приклеены подушки, украденные из комнаты отдыха, а я все никак не мог заставить себя оттолкнуться ногами от кирпича.

Бел втянула ноздрями воздух и выдохнула с напускной театральностью.

— Ну давай же, Пит.

— Все-таки ты самая нетерпеливая девчонка на свете.

— Много ты знаешь девчонок, которым приходилось учить младших братьев прыгать со стен?

— Да нет, обычно это в отцовской юрисдикции.

Мы немного помолчали. Живот свело внезапной тошнотой — так всегда бывало, когда я думал о папе, — как будто ешь креветку и некстати вспоминаешь об очень тяжелом отравлении в прошлом.

— Ты… — нерешительно начал я, тыча пальцем в рану. — Ты когда-нибудь задумываешься, что будет?

— Что будет?

— Если мама снова начнет с кем-то встречаться?

— Ты… этого хочешь?

— Боже упаси, — поспешно ответил я.

— Думаешь, такое возможно?

Снова долгое молчание.

— Нет, — отозвался я наконец. — После прошлого раза точно нет.

— Ага.

Она разделяла мое облегчение. Втроем нам было лучше. Безопаснее.

— Интересно было бы увидеть человека, который мог бы быть с ней на равных, — добавил я. — Ему придется шесть докторских диссертаций защитить, чтобы получить хотя бы шанс.

— Точно, — усмехнулась Бел. — А знаешь, для чего не нужно защищать диссертаций? Чтобы прыгнуть со стены. Хватит тянуть резину, мелкий. За дело.

Я взглянул вниз. У меня закружилась голова, закрутило живот. Руки трепыхались под порывами ветра. Да и вообще все части тела ходили ходуном, и только ноги не шевелились. Они, как клеем, оставались приклеены к кирпичам.

Бел снова вздохнула.

— А впрочем…

Крепко прикусив яблоко, она подпрыгнула, ухватилась за верхнюю часть стены и вскарабкалась наверх. Выпрямившись, она откусила сочный кусок и поймала фрукт в ладонь. На кислотно-зеленой кожуре зияла белая рана.

— Попробуем сделать это по-твоему, — предложила она, задумчиво жуя. Она вытянула руку с яблоком над пустотой.

— Что будет, если я разожму пальцы?

— Яблоко упадет.

— Благодарю за такие потрясающие откровения, профессор Эйнштейн. С какой скоростью оно будет падать?

Я вздохнул.

— Оно приобретет ускорение в девять целых восемь десятых метра в секунду и затормозит до нуля, когда коснется земли. Довольно забавно, кстати, что ты выбрала Эйнштейна для иллюстрации ньютоновских законов, хотя…

— А с какой скоростью будешь падать ты? — перебила меня она.

— С такой же, — ответил я. — Для силы тяжести размер не имеет значения, она работает всегда одинаково.

— Как сильно ты ударишься?

Я прищурился, разглядывая жухлую листву.

— Четыре килоньютона, — нехотя пробурчал я. — Плюс-минус…

— И это… — подсказала она, размахивая недоеденным яблоком. Я ничего не ответил, — …совершенно не смертельно, — закончила она за меня. — Верно? Сам знаешь, что верно.

— Не уверен, знаю ли я это…

— Ну, Питти, тебе ли не знать, падение с какой высоты не грозит тебе катастрофой. Ты все о таких вещах знаешь, — она снова кусает яблоко. — Могу поспорить, ты даже выяснил, сколько яблок я могу съесть, прежде чем отравиться.

— Ничего подобного!

— Ну-ну. Слушай, даже если забыть о том, что ты миллион раз видел, как это делаю я, подумай об этом с точки зрения математики. Даже твои драгоценные цифры дают тебе зеленый свет, так чего же ты боишься?

Чего же ты боишься? Мне на секунду кажется, что я вижу Бена Ригби, произносящего эти слова.

— Ну же, Питти, — пробормотал я.

Я кое-как собрался с духом. Бросил на сестру взгляд, полный сомнений, и она, ослепив меня своей улыбкой, подняла вверх большие пальцы. Я медленно поворачивался, пока снова не оказался лицом к обрыву. Стволы деревьев как будто вытянулись, удаляясь от меня, и подушка палой листвы казалась предательски тонкой. Вдалеке я слышал гомон и смех на детской площадке. Все закружилось, и мне показалось, что мир вокруг накренился и опрокинулся. Я зажмурился и попытался согнуть ноги.

Три мучительных минуты спустя я сознался:

— Я не могу.

Бел вздохнула.

— Почему нет?

— Умом-то я понимаю, что все со мной будет в порядке. Мой мозг верит в числа, вот только…

— Что?

— Не так-то просто убедить в этом мышцы ног, которые как раз и должны прыгать.

Что-то тихонько шлепнулось наземь. Яблоко Бел приземлилось в листву, сохранив отпечаток ее зубов в ярко-белой мякоти. Она протянула мне руку.

— А мне они доверяют? — спросила она. — Эти твои маловерные ноги?

Я поколебался, но все-таки кивнул. Конечно, они ей доверяли. Они ведь делили с ней утробу — она всегда, с самого начала, была рядом. Доверия более абсолютного невозможно и представить. Бел была моей аксиомой.

— Тогда положись на них. Если ты не доверяешь себе, доверься мне, — она усмехнулась. — Я ведь вроде как эксперт по этим делам. Если бы за падения давали докторскую степень, я бы давно ее получила.