Разбуженная страсть - Грант Сесилия. Страница 5

Но вскоре он уже не обращал внимания на монотонную речь управляющего. Гостиную залил солнечный свет, приносивший с собой ощущение приятной расслабленности. Его тост с маслом нагрелся, и теперь поверх него можно было намазать три различных вида джема. Тео оставалось лишь кивать и время от времени приподнимать брови, изображая внимание, в то время как его мысли уносились к событиям вчерашнего утра в церкви.

Как все странно сложилось… Вдова – и все последующие происшествия. Он приехал в церковь поздно. Заснул. А потом забылся и позволил себе улыбнуться.

В отличие от многого другого, чему он был виной, случившееся не имело к нему отношения. Для новых привычек требовалось время. Воскресные службы проходили так невероятно рано… К тому же он ожидал больше пения и меньше проповедей.

– …И вы видите, сколько нам удалось сэкономить, забив ненужные окна и уменьшив налоги. – Гранвилл протягивал ему документ.

– Очень впечатляет. – Тео взглянул на бумагу и взял с подноса очередной тост. Разве кто-нибудь когда-нибудь слышал о ненужных окнах? В своей лондонской квартире он постоянно держал шторы раздвинутыми. В это время года свет был особенно ясным, и порой он манил его лечь в постель так же нежно, как женщина.

Не нужно ему было улыбаться этой вдове. Кстати, о женщинах и их ловушках… Разве какой-нибудь мужчина смог бы его упрекнуть? Она была прекрасной иллюзией. Такая серьезная и прямая в своем траурном наряде. Перелистывающая молитвенник, словно ребенок в поисках картинок. Когда же она резко повернулась к нему с глазами испуганной лани, то понравилась ему еще больше. Он представил, как шутливо упрекнет ее в отсутствии должного внимания, а в ответ покорно выслушает упреки за то, что заснул. Он представлял себе приятную череду поддразниваний, которые закончатся…

Гранвилл наконец замолчал. Надолго ли? Теперь он что-то писал на листе бумаги.

– Прошу прощения, – произнес управляющий, – я как раз подсчитывал оконный налог и, боюсь, прослушал ваши последние слова. – Он задумался. – Что-то о фехтовании?..

При чем тут фехтование? На многие мили вокруг не было ни одного зала. К тому же фехтование было уже не в моде. Сейчас самым подобающим занятием для джентльмена являлся бокс.

– А кое-какие части изгороди необходимо починить. И еще – два или три дома, которые потребуется покрыть соломой до наступления зимы.

– Да-да, конечно. Новые соломенные крыши. – О Боже! Он не мог бы сделать более глупого замечания, если бы даже постарался. Похоже, ему никогда больше не увидеть Лондона.

Тео отложил бумаги с оконным налогом и коснулся маленькой визитной карточки. Затем снова взял ее в руки.

– Как думаете, в данных обстоятельствах мне удобно нанести ей визит?

Очень хорошо. Обращение за советом вкупе с беспокойством о приличиях.

– Полагаю, это будет признаком вежливости. Возможно, у вас найдется время сегодня днем.

– Сегодня днем? Хорошо. Мы уже почти покончили с бумагами? – Тео снова ощутил прилив радости. Он вполне способен на визит вежливости. Ему удастся произвести лучшее впечатление на эту вдову, нежели в церкви, а также произвести впечатление на Гранвилла. И чем больше хороших впечатлений он произведет, тем быстрее вернется из своего заточения в Лондон.

Вдова Расселл, очевидно, решила жить в уединении и поэтому отказалась от приема посетителей в гостиной.

Тео проводили в обклеенную розовыми обоями комнату наверху, где хозяйка расположилась в кресле, обитом белым ситцем с нежными переплетающимися розами. Конечно, она была с ног до головы в черном, и на мгновение у него возникла странная ассоциация с пауком, спрятавшимся в розовом букете. Но не следовало забывать, что ее нельзя было винить за траур. Возможно, она бы украсила собой эту комнату в одежде иного цвета, но похоже, что сейчас вдову не заботила мысль о том, как она должна выглядеть.

Она поднялась с кресла и пожала ему руку. На минуту ее глаза встретились с его глазами. Когда же они обменялись приветствиями, она и вовсе отвернулась, указав на маленький столик из розового дерева, на котором стояли чайник и тарелка с двумя видами пирожных.

– Я как раз пила чай, когда вы пришли, – сказала она, снова усаживаясь и расправляя платье. – Могу я предложить вам чашечку?

– Было бы неплохо. Благодарю. – Довольно смело с ее стороны предлагать чай. Но возможно, в провинции всегда так поступают. А пирожные выглядели очень аппетитно.

Тео уселся во второе кресло, обитое ситцем, и стянул перчатки. Слуга тотчас принес вторую чашку, и хозяйка взяла чайник, чтобы налить гостю чаю. Показалось, она избегала его взгляда.

Тео откашлялся.

– Мне сообщили, вы совсем недавно понесли утрату, миссис Расселл. – Возможно, ему следовало сказать это раньше. – Весьма сожалею.

– Да, совсем недавно. И неожиданно. – Она продолжала наливать чай, следя за уровнем жидкости в чашке. – Спасибо за сочувствие. Молоко или сахар?

– Ни то ни другое, спасибо. – Что ж, очень интересно. Говоря о случившемся, Гранвилл тоже не проявил особой печали. Но люди не всегда открыто демонстрируют свои чувства. И если она даже радовалась, то и этого не показывала.

– Я слышала, вы приехали из Лондона. – Она подняла голову, чтобы передать ему чашку, и наконец взглянула ему в глаза.

На миг его охватило смятение, и Тео даже отчасти смутился. Какие у нее глаза! Темные и настороженные, словно у какого-то лесного существа. Впрочем, он подумал об этом еще в то мгновение, когда впервые увидел ее в церкви. И она смотрела на него так, будто… Он не мог подобрать нужного слова.

– Да, из Лондона. – Тео с легким поклоном принял чашку.

Внезапно в дверях появилась служанка, которой зачем-то понадобился слуга. Когда же они оба наконец ушли, Тео сделал глоток чая. Воспользовавшись передышкой, чтобы взять себя в руки, он спросил:

– А вы много времени провели в Лондоне?

– Только часть сезона. Когда встретила своего будущего мужа. – За ее спокойствием скрывалось напряженное внимание, а также… Тайны. Множество тайн скрывалось в глубине этих сладостно печальных шоколадных глаз. – Боюсь, по сравнению с тем, к чему вы привыкли, Суссекс может показаться вам довольно скучным. – Она медленно поднесла чашку к губам и сделала глоток, не сводя с него глаз.

О Господи! Неужели она не понимала, о чем в этот миг мог думать мужчина? Очевидно, нет. Если бы она думала о том же, о чем и он, в ее позе был бы вызов, а в ее голосе – сладостные намеки. Кроме того, она была уважаемой женщиной. И вдовой. Какие бы тайны она ни скрывала, они предназначались не для него.

– Да, тут поспокойнее, чем в Лондоне. – Он чуть подвинулся в кресле, как бы отстраняясь от нее. – Но у меня здесь достаточно занятий.

– Вы занимаетесь изучением обязанностей баронета? – Руками, казавшимися белоснежными на фоне черных рукавов, она чуть отодвинула чашку и положила на тарелку два ломтика пирожного. У нее были очень проворные изящные пальцы. Немного прохладные – он это почувствовал даже через перчатку, когда она пожала ему руку. Мужчина мог бы согреть эти руки в своих, а потом…

А потом – ничего. Он не позволит себе думать о подобных вещах. Он выше этого.

– Да, управление поместьем… и прочее. – Тео взял предложенную ему тарелку с серебряной вилкой. – Надо чинить изгороди. Заниматься окнами. И еще – оконный налог. Следует убедиться, что с этим все хорошо. Да и во всех других отношениях. – Он сунул в рот кусочек пирожного, чтобы перестать говорить и не показаться самодовольным болваном.

Она взяла вилкой кусочек пирожного со своей тарелки и, прожевав его, поджала губы. Жаль. Потому что так не было видно ее полных губ. А еще потому, что даже человек, носящий траур, имеет право насладиться вкусным пирожным.

– Вам нравится? – спросила она, проглотив еще кусочек.

– Да, отличное пирожное. Спасибо. – Он говорил чистейшую правду. Лимонная начинка. Сладкая и одновременно бодрящая.

– Нет, сэр, вы не поняли. – По ее лицу скользнуло едва заметное скорбное выражение. – Я имела в виду ваши занятия. Обучение будущим обязанностям. Вас это привлекает?