Ненасытность (СИ) - "Hessinarien". Страница 18

Неужели нет никакого другого выхода? Неужели это единственная возможность жить дальше?

Девушка подняла нож, направив его острием на себя. Ее искаженное болью лицо вновь отразилось на стали, но на этот раз кривизна сделала ее глаза жестокими и злыми.

“Постой. Почему ты должна пострадать из-за него? Его семья — разбойники. Они всю свою жизнь грабили людей, и говорят, даже убивали… Из-за таких как он, умер отец. Почему он вообще позволяет себе делать все эти ужасные вещи и не испытывает даже капли стыда? Почему мир разрешает им, и никто, даже Дух, их не наказывает?”, - зло сказал тот же голос в ее голове.

Анна остановилась и опустила нож. Она посмотрела на улицу, словно ища ответа. И правда, почему она должна приносить себя в жертву этому гнусному существу? Голос молчал. В ее душе была даже не злость, а презрение и ненависть.

“Разве можно допустить, чтобы это продолжалось? Разве мне оставили хоть какой-то выбор?”. Анна подошла к столу и села на лавку.

Да. Без ножа пера не очинишь.

В ту ночь она больше не плакала.

Глава 11. Воспоминания, окрашенные алым. Часть 2

Следующим утром, как и обещал, пришел Каил. Он открыл дверь, которую девушка забыла вчера запереть, и вразвалку вошел внутрь.

Не спавшая всю ночь Анна все так же сидела за столом. Ее глаза были красными, сухими и злыми. Левой рукой она подпирала подбородок. Правая была опущена вниз.

— Убирайся прочь и забудь дорогу к моему дому, — сказала она в сторону, даже не посмотрев на него.

— Ха, сегодня даже без приветствия, надо же. По-моему, ты недостаточно хорошо поняла мой вчерашний намек.

Каил подошел к ней. Девушка резко вскочила на ноги, держа правую руку за спиной, а левую перед собой.

— Давай, подумай еще раз. Ты идешь со мной? — лениво повторил Каил, не обращая внимания на ее странное поведение.

— Неужели тебе недостаточно было предыдущих двух моих ответов? Нет, — сказала она срывающимся голосом.

— Неправильно.

Он сделал шаг вперед и схватил ее за левую руку.

У Анны вновь заболело в висках, все ее тело как будто охватило пламя. Даже не пытаясь вырваться, она сделала резкое движение правой рукой вперед.

Удар не был сильным, но державшие ее пальцы вдруг разжались. Каил рухнул на пол как подкошенный, кашляя и хрипя от боли. Он попытался было схватить ее за ногу, но девушка отшатнулась назад, продолжая держать окровавленный нож в руке. Вскоре парень затих и перестал двигаться. Она испуганно смотрела в его глаза. Пустые при жизни, сейчас они как будто почти и не изменились.

Что было дальше, девушка помнила плохо. В каком-то полусне она дошла до дома старейшины, затем был короткий разговор с ним, они вернулись к ней домой вместе с еще несколькими мужчинами. Дальше было шумно и очень людно. Смазанные лица мужчин то и дело всплывали перед Анной, все это время сидевшей на лавке за тем же столом. Они говорили ей что-то злое, резкое, но девушке было это безразлично. Она как будто была сейчас где-то в другом месте, а это все происходило не с ней. Или, может, это все был просто неприятный сон…

Нож забрали. Тело куда-то исчезло, осталось только кровавое пятно на полу, по которому периодически проходил кто-то невнимательный. Входная дверь то и дело хлопала, но зачастую ее просто забывали закрывать, и вскоре маленький домик насквозь промерз.

Ближе к вечеру к Анне подошел старейшина и попросил ее пройти с ним.

Она безразлично кивнула. Он отвел ее в свой дом и запер в одной из свободных комнат, по-видимому, предназначавшейся для гостей. Там было тепло, была хорошая мебель, но девушке все эти дорогие, и, в общем-то, бесполезные вещи были совсем неинтересны.

Утром старейшина разбудил ее и холодно не то попросил, не то приказал пройти за ним. Анна все еще находилась будто в каком-то полусне. Она даже не совсем понимала, что он от нее хочет и зачем ей куда-то идти.

В его гостиной, где обычно проходили деревенские собрания, теперь людей было гораздо меньше — только главы нескольких семейств. Был здесь и отец Каила — суровый плечистый мужчина со шрамом на лице. Когда Анна вошла в комнату, он проводил ее взглядом, полным ненависти, и, кажется, даже сказал что-то в спину. Девушка ответила ему холодом и безразличием.

Ее посадили на стул, стоявший прямо напротив собравшихся. Анна скользила взглядом по лицам: кто-то смотрел на нее со злобой, кто-то с непониманием, но большинство лиц выражало страх. Почему?

Она понимала, что сейчас ее будут судить. Понимала также, что приговор будет суровым, но отчего-то ее это совсем не беспокоило, она даже не пыталась как-то защитить себя или оправдаться. Анна без всякого интереса выслушала мнения о себе и о своем поступке от каждого из мужчин по старшинству, а затем они перешли к обсуждению наказания.

Одним из предложений было изгнать ее из деревни. Другим — казнить, но столь суровая мера обычно не назначалась женщинам даже за подобные преступления. За первое выступал один из мужчин, когда-то давно друживший с отцом Анны. За второе — отец убитого. Старейшина же, казалось, колебался. Мужчины спорили долго и шумно, но тут отец Каила встал и попросил тишины.

— Старейшина, мы можем долго рассуждать о законах, о том, как поступали наши предки, но в сущности такое деяние может быть объяснено только страшной ненавистью, желанием погубить во что бы то ни стало меня, мою семью, и, в результате, всех нас, всю нашу деревню, и потому, как я считаю, оно должно наказываться со всей строгостью. Как отец я буду чувствовать себя отмщенным только если она, — он показал пальцем на Анну, — умрет, а всякий, кто будет настаивать на том, что подобное существо достойно жизни, будет врагом мне до самой смерти.

Мужчина обвел сидящих своим пронзительным взглядом. Многие выпрямились, лица напряглись и посуровели. Анна с легким презрением наблюдала за этим. Как же легко их испугать.

Мужчины проголосовали, и все они, кроме, разве что, друга отца Анны, выступили за смертельный приговор, который было решено привести в исполнение как можно скорее.

Двое мужчин остались, видимо, чтобы сторожить ее, но девушка даже не пыталась встать со стула. С каким-то болезненным интересом она ждала, что же будет дальше. Она не злилась на этих людей, разве что презирала их.

Совсем скоро на улице послышался скрип колес и ржание лошади. Мужчины встревоженно посмотрели на дверь.

— Вставай, — отрывисто сказал один из них Анне.

Она молча встала, надела свою тонкую шубу и ботинки, и, сопровождаемая этим конвоем, вышла на улицу. Прямо перед входом стояла повозка, управлял которой старик Джо. На девушку, к которой раньше относился вполне неплохо, он даже не посмотрел.

Повозку кольцом окружали мужчины из собрания, впереди которых стоял отец Каила. В отдалении была видна толпа всех остальных жителей. Они что-то кричали, но Анна даже не понимала, что именно.

Как-то торопливо, будто стыдясь, девушку посадили в повозку.

— Мы решили, что отвезем тебя в лес, к деревне вампиров. Ты можешь сама выбрать свою судьбу — умереть ли тебе от них или от диких зверей, — с ненавистью и скрытым удовлетворением процедил отец Каила.

Анна даже не повернулась к нему. Она безразлично смотрела на серую громаду возвышавшихся над деревьями гор. Сейчас она чувствовала больше общности с ними, чем с людьми. Как будто внутри нее был такой же серый и плотный камень, и, наверное, ничего больше.

Вскоре повозка тронулась. Потянулись такие знакомые, такие родные, и при этом такие чужие деревянные домики. Толпа людей вдали постепенно смазалась в единое пятно, а затем и его скрыли деревья.

Они ехали заснеженной, заметной только по отсутствию деревьев, лесной дорогой. Анна часто собирала около нее ягоды, травы, да и просто гуляла, но все это было поздней весной, летом и осенью, а сейчас же лес был пустынен и холоден, только где-то вдалеке слышалось хлопание крыльев взлетавших птиц, испуганных повозкой.