Прямой наследник (СИ) - "Д. Н. Замполит". Страница 39

Народ московский кланялся да шапки ломал, когда мы ехали мимо, не по обязанности, а со всем уважением — правильно князь поступил, нашел и покарал убийцу дяди, но родную кровь не казнил, а запер в монастыре. И сдается мне, что я сдал некий важный экзамен и никак больше не «Васенька».

Глава 15 — Сейчас мы будем вас убивать и грабить

Кто из многочисленных татарских царевичей пошел ополониться на Русь, я так и не понял, именем Нурдавлет, а чей он сын-брат, сам черт ногу сломит. Потомков Чингиза, кто имел право называться «царевичем» развелось как у нас князей, куда ни плюнь — непременно в титулованную особу попадешь. Тем более в нынешних раскладах, когда и собственно «царей» в Орде аж трое — Улу-Мухаммед и его противники Кичи-Мухаммед и Сеид-Ахмат. Первые двое вообще тезки, Улу и Кичи — приставки «большой» и «малый», чтобы как-то их различать.

Количество набегов строго зависело от крепости власти в Сарае — сильные ханы проводили политику «Это наша корова и мы ее доим» и никому не позволяли резать курицу, несущую золотые (вернее, серебряные, с золотом у нас традиционно плохо) яйца. Так что последние десятилетия татары на Руси появлялись исключительно «по приглашению» князей, подсадить на стол или принять участие в усобице; набеги, если и случались, то мелкие, силами какого-нибудь забубенного мурзы и лишь на самое приграничье.

И беда не в том, что жгут и зорят все подряд, а в том, что угоняют людей, коих и так до слез мало в громадном лесном краю от студеного моря до степи. Гонят полон в Сарай и в Кафу, режут по дороге обессилевших и обезножевших наравне с угнанной скотиной, отчего за каждым отрядом идут стаи волков и летит воронье. Выживших продают за бесценок перекупщикам, а уже они и туркам, и генуэзцам, и даже византийцам, всем нужны рабы, гребцы и слуги. Кого-то успевает выкупить из неволи епископ Сарский, но мало, мало таких и пока не встанет прочный барьер набегам, серьезно развивать экономику можно только на севере, у Белозера или Вологды, куда не достают татары. Но там холодно и там не родит хлеб...

Вот в бардаке ордынского троецарствия, да еще и с непонятной пока позицией Литвы, нашелся ухарь, решивший, что раз верховной власти нет, надо пользоваться, собрал мурз и беков, да тронулся в набег. И как бы это не первый звоночек — вертикаль власти в степи разбалтывается и жди теперь других таких же ухарей. Все в мире связано, все уравновешено — бардак в Орде хоть и дает возможность задерживать выплату выхода, а то и вовсе не платить его, но требует вкладываться в оборону южных рубежей.

И как всегда здесь, тягучее течение времени, где все делается не спеша, где каждого нужно пинать, прерывается появлением заполошного вестника и всех словно бьет током. Тревогу подняли верховские княжества — Нурдавлет шел как раз по спорным между ними и рязанцами землям, выводя чамбулы на Сенькин перелаз через Оку, что у впадения Лопасни. Гонец верхом добежал до Серпухова, оттуда к броду кинулся шурин, послав ко мне за подмогой. И вот, собрав едва тысячу сабель, всю наличную в тот момент силу, мы помчались на юг, сгребая по дороге детей боярских и разослав вестонош в прочие волости. Потому как если мы не удержим татар у Оки, то ничто не помешает им ломануться прямо на Москву.

Город мгновенно наполнился беготней, ором и суетой, но привычный глаз легко бы уловил некую упорядоченность, и уже через час первые отряды прогрохотали по наплавному мосту в Замоскворечье, следом на телегах потянулся обоз, а в Москву продолжали стекаться поднятые недоброй вестью ратники, бояре и сыны боярские...

На Оку мы не успели — Василий Ярославич потрепал татар на броде, дав время своим людям попрятаться по лесам или добежать до Серпухова, где и сесть в осаду, но, видя, что ему не выдюжить и не прикрыть все переправы, отступил в сторону Москвы.

— Все правильно содеял, княже, — успокаивал я шурина. — Татаре пришли за полоном, город осаждать не будут. Нам же думать надо, как им загребущие ручонки-то укоротить.

— Много их, тысячи три. А у нас полторы от силы.

Эх, жаль нет с нами Федьки Пестрого, в Литве геройствует. Куда как толковый воевода, а поставленный вместо него князь Оболенский еще незнамо как себя проявит. Разве что кликуха «Косой» теперь его без всяких сомнений, поскольку наш общий покойный тезка не успел оттягать ее себе.

— В Лопасненской волости встретить, — уверенно посоветовал Добрынский, — там у Добрятина на Пахре брод, а дальше три лесочка клином, вот они и разделятся. А мы им в бок ударим и по частям вырежем.

— А ну как на Москву прорвутся?

— Так города им не взять, а с полоном мы обратно не выпустим. А можно весь обоз, как чехи Шемякины баяли, сцепить кругом и поставить им поперек хода, пусть лезут, зубы ломают. А там и остальная сила подойдет.

Так и порешили и двинулись вперед, в надежде перехватить татар, когда они начнут переправу через Пахру. Навстречу потоком текли беженцы, угонявшие скотину, изредка попадались телеги, которые Федор приказал изымать, а я велел выдавать и без того пострадавшим людям по серебряной копейке за каждую. В потоке мелькнуло знакомое лицо, я махнул рукой и к стремени, ломая шапку, приблизился мужик в полосатых портах, заросший по самые глаза густой светлой бородой.

— Чей будешь?

— Якунка Семенов сын, великой княгини бортник.

— Откуда бежишь?

— Так с Оки, повелением княгини Марьи новые борти там ладили, с рамками.

— Целы?

— Не знаю, княже, — потупился мужик. — От татаровей мы убегли, а что с пасекой бог весть.

Вот тебе и развитие экономики. Про рамочные ульи в мое время все знают, я и затеял делать не привычные тут борти да дуплянки, а пересадить хотя бы великокняжеские пасеки в ульи с крышками. И сейчас, похоже, моя затея накрылась из-за того, что каким-то тварям на Средиземном море не хватает гребцов на галерах.

— Ну, помогай бог, — тяжело вздохнул я.

— Спаси бог, княже, — поклонился бортник. — Только прикажи мне рогатину какую выдать, посчитаться хочу.

Утром, в росе и тумане, мы тихо втянулись в лесок над Пахрой.

— Ждем знака, — еще раз объяснял каждому из воевод Добрынский. — Как только увижу, что первые чамбулы оторвались, бьем тех, кто на переправе. Чем дружнее ударим, тем быстрей вырежем.

— А коли первые развернутся?

— Они с обозом сцепятся, не до того будет.

Я зябко повел плечами и обернулся — Волк и рынды стояли за плечом и всем своим видом внушали уверенность. Ну да, мне в бой не лезть, только «быть при ставке», а командует моим именем Федька, ратные его знают и любят. И верят ему, что еще важней.

Шурин встал во главе своего серпуховского полка, Оболенский принял подошедший коломенский, Федор Добрынский с москвичами взял центр, ну а мое дело — при запасном полку сурово супить брови.

Ветер сдул с луга утренний туман и по травам, топча их и белые головки нивяника, синие васильки и желтые звездочки зверобоя, пошла под свист и визг татарская конница.

Орда. Кто в чем — беи и мурзы в шлемах, в дорогих пластинчатых доспехах, нукеры по большей части в кольчугах да мисюрках, все с саблями да копьями. Но большая часть в лучшем случае в стеганых боевых кафтанах, а то и просто в бараньих тулупах. А их оружия — лук и палица. Ну и ременные веревки с арканами.

Не противники они тяжелой боярской коннице, но только если не убегают. На тяжелых конях, в тяжелых доспехах легкого всадника пойди, догони. Может, и нам так надо, не рыцарской конницей, а облегченной, степного типа?

Мысли мои отстраненные текли ровно до той минуты, когда с севера, где ждал наш первый гуляй-город, донслись далекие крики, пришло наше время.

Взревела труба, с испуга я чуть не свалился с коня, а внутри забился и заблажил со страху Васенька и только усилием воли я загнал ужас внутрь и не дал себе дрогнуть. Да и Волк, как чуял, подобрался поближе, чтобы перехватить поводья, если что.

Взвился красный стяг Всемилостивейшего Спаса, все три полка наметом кинулись на только-только выбравшихся из воды татар. Толпа кочевников еще не успела разобраться по десяткам и сотням, и в первом же напуске ее легко разрубили на несколько частей, пройдя насквозь. Я видел, как Федор и оба Василия разворачивают своих ратных, сбивают их в плотную лаву и ведут во второй напуск.