Счастье в декларацию не вносим (СИ) - Снежинская Катерина. Страница 52

– Вина? – а’Дагд видимо на самом деле решил быть предупредительнее предупредительности. – Белое, розовое, золотое? Впрочем, что это я? Сначала, конечно, стоит выбрать закуску. Милфей[2] с песто[3] или киш лорен[4]? Кстати, местным поварам недурно удаются эскарго[5], можем заказать. Или вы предпочитаете начать с аперитива? Брют?

– Простокваши, – помолчав, отозвалась таможенница.

– Уверен, на кухне найдётся и она, – как ни в чём не бывало отозвался сеидхе, разливая по высоким бокалам что-то пузырящееся, золотистое – явно не простоквашу. – Итак, за что выпьем? За мир?

– Во всех мирах?

Эль промешкалась, но бокал всё же приняла и даже приподняла, отвечая на тост: начала играть, так уж надо до конца доигрывать.

– А разве вы пригласили меня не в качестве извинений? – приподнял бровь сеидхе.

– Нет.

– Ещё одна разбитая мечта, – констатировал «безопасник». – Значит, будем пить за вашу красоту и несомненную прелесть.

И, не дожидаясь таможенницы, действительно выпил. А потом, сняв с блюда серебряный колпак, положил и себе, и девушке по горке… чего-то. Кучка была настолько маленькой, что опознать её составляющие не представлялось никакой возможности.

– Отведайте, очень рекомендую, – а’Дагд указал вилкой на тарелку таможенницы, кстати. Очень большую, в разы больше кучки. – Простите, моё поведение, но я на самом деле голоден. Позвольте утолить насущные потребности, и я непременно сумею воздать должное и вам и великолепному вечеру.

Вот тут-то Эль и сообразила, что над ней откровенно издеваются. Вернее, это до неё дошло раньше, но теперь стало совершенно ясно: «великолепный вечер» можно прикрывать прямо сейчас, план с треском провалился, роковой соблазнительницы из неё не вышло. Как там Око сказало? «Результаты эксперимента признали сомнительными»?

Но ведь доигрывать-то надо.

– Что вас больше не устраивает, я или вечер? – поинтересовалась девушка, тряхнув головой, чтобы стратегический локон продуманно прикрыл подпорченную скулу – не зря же у зеркала репетировала.

– Вы не хотите знать ответа, – заверил сеидхе, деловито расправляясь с невнятной кучкой, при этом зачем-то ещё и нож используя.

– Ну почему же? Очень хочу, – Эль попыталась завлекательно улыбнуться.

Понимать бы ещё, как это – улыбаться завлекательно.

– Воля дамы закон, – усмехнулся сеидхе, промокнув губы жёсткой от крахмала салфеткой и откидываясь на стуле. – Это не ваше амплуа, госпожа Данери.

– Какое… амплуа?

– Ну вот всё это, – «безопасник», ухмыляясь ещё мерзее, указал куда-то в сторону светильников. – Свечи, дорогой корм, вино. Да и совратительница из вас, как из меня дочка мельника.

– И чем отличаются от других дочки мельника? – ляпнула Эль, не успев прикусить язык.

– Вот и я о том же, – совершенно непонятно пояснил «сеидхе», – не ваше. И, к слову, захоти я заполучить лакированную дуру, так пришёл бы не сюда, а отправился на бал к Тембрингам, приглашали.

– Почему лакированную? – подумав, осторожно спросила таможенница.

– Потому что выглядят такие точь-в-точь как вы сейчас. Сначала отполировали со всех сторон, вызолотили, а потом лаком облили. Знаете, гальюнные фигуры[6] меня никогда не привлекали.

– И что же вам помешало пойти на бал?

– Хороший вопрос, – серьёзно кивнул «безопасник». – Даже не знаю, как бы на него ответить поточнее. Может потому, что я предпочитаю живых? – а’Дагд подался вперёд, потянулся, кажется, собираясь тот самый стратегический локон за ухо Эль заправить.

Ну и, понятное дело, девушка отшатнулась – на самом деле не хотела, но под слоем притирок, пудры и румян щека до сих пор горела и дёргала болью.

Сеидхе замер. Наверное, вот так, с протянутой над столом рукой, он должен был выглядеть глупо. Но почему-то не выглядел, скорее уж страшновато, эдак угрожающе.

– Вот как? – наконец, отмер «чёрный», снова откидываясь в кресле. – Знаете, меня всегда поражала женская настойчивость и целеустремлённость. А ещё готовность жертвовать сомнительной добродетелью, превознося её же до небес. Вынужден просить прощения: такие усилия – и прахом! Принести себя в жертву, да ещё тому, кто противен до натуральной дрожи, но так и не получить желаемого – это обидно. Кстати, чего вам от меня понадобилось?

– Да всё не так! – пискнула Эль. – Вы неправильно поняли! Я просто…

– Не трудитесь, – поморщился сеидхе, вставая, с шумом отодвигая кресло. – Всё, что вы можете сказать, я знаю наизусть, опыт какой-никакой есть, да и живу подольше. Ну а ваши желания изложите на бумаге. В качестве исключения, как награду за самоотверженность, я их рассмотрю. И передайте Валю… Или Прату? Впрочем, это совершенно неважно.

– Да они тут совсем ни при чём! – Таможенница тоже вскочила, комкая салфетку. – Честное слово… Я понимаю, это глупо, но я правда…

– Всего хорошего, госпожа Данери, – коротко поклонился «безопасник» и, сбежав по ступенькам, почти мгновенно же растворился в темноте сада – только отблеск светильника тускло подмигивал на галуне сюртука.

– Алек! – окликнула Эль, но он даже не обернулся.

Конечно же, не обернулся.

***

Рыдать Эль устала примерно к обеду следующего после знаменательного свидания дня. Но жажда жизни, к сожалению, от утомления не проснулась. Апатия хорошо заедалась пирожками, булочками и конфетами, которые Эль подносами таскал жалостливый Джастин. Правда, к выходным и сладкое опротивело до тошноты. К началу новой недели от видов подводного мира, исправно и, главное, без комментариев, демонстрируемых Оком, у таможенницы начала развиваться морская болезнь. А поначалу они так успокаивали!

С навалившейся хандрой явно нужно было что-то делать. Вот только основная проблема заключалась в том, что делать вообще ничего не хотелось.

Самое противное: всё это время таможенный со своими функциями пост без начальницы неплохо справлялся, будто она и не нужна совсем. Туристов впускали, туристов выпускали, торговцев проверяли, пошлину взимали, отчёты писали и даже отправляли.

Новый начальник охраны, вошедший в раж, он же вся охрана в одном лице, вернее морде, задержал мелкого контрабандиста, пытавшегося пронести из Полуночья в Рагос запрещённые из-за вопиющей негуманности наконечники для стрел оборотнического изготовления. Таможенное управление подвига горгула предпочло не заметить, но Дамми всё равно дулся от осознания важности собственной персоны и светился, как начищенная сковородка.

Ну а больше ничего важного не происходило. Если, конечно, не принимать в расчёт охранных амулетов, начинавших верезжать, стоило в «приёмник» войти чужому. Но это была проблема Аниэры, которую та и пыталась решить, громко матерясь на весь дом. Эль же оставались конфеты, виды на подводный мир и смутные, незапоминающиеся сны, от которых становилось ещё серее и муторнее.

Таможенница тяжко вздохнула, проводила взглядом деловитую барракуду, скрывшуюся за рамой Ока, ещё разок вздохнула, откусила от булочки, поморщилась, снова вздохнула, отложила выпечку – зубы от переизбытка сладкого начали побаливать.

Вздохнула.

– Достала, – сообщила собственному плохо различимому отражению в зеркале Ока. – Тряпка!

Отражение в ответ посмотрело грустно, мол: «Ну да, тряпка. А что делать-то?»

Эль решительно соскочила с кровати, поправила изрядно помятое платье, пригладила волосы. Идти было решительно некуда, поэтому таможенница отправилась на кладбище, тем более дело к вечеру шло.

Нир Риу нашёлся там, где и ожидалось, что, наверное, было закономерным. Призрак восседал в своём кресле, троном возвышающемся на крышке саркофага в полной неизменности: полупрозрачный, полупьяный и ехидный, как старая дева.

– Узнаю симптомы болезни. – Вместо приветствия нир поднял дымчатый бокал и тут же его опустошил. – Несчастна, меланхолична, влюблена. Он – подлец, она – жертва, а жизнь кончена. Будем травиться? Могу подсказать недурной рецептик: результат гарантирован. Почти не больно, а, главное, в гроб положат ну точно живую.