Три правила ангела (СИ) - Снежинская Катерина. Страница 12
– Ну так разбогатей, – посоветовала Ленка, пытаясь представить пару Махрутка–Макс.
Выходило не очень. Нет, пара-то наверняка получилась бы колоритной, но вот представляться она никак не желала.
– Легко сказать, мол, разбогатей, – кобылой фыркнула в чашку сиделка. – А как? Ну вот считай. Образование у меня медсестренское, ладно. Курсы физиомассажа закончила, тоже в плюс. Силой бог не обидел что стариков, что мужиков лежачих ворочаю, только в путь. Плотют, – она так и сказала, «плотют», – мне по самой высокой расценке. Но ведь больше, чем за одним не походишь.
– И тут платят по самой высокой расценке?
– Да не, Эльза ж не лежачая. Какая тут работа? Витаминчик уколоть, да давление померить. За это много не дадут.
– Тогда чего ж ты тут?.. – «Чаи гоняешь» Ленка проглотить сумела.
– Так о чём и толкую! – Махрутка постучала себя крепким коротким пальцем по лбу. – Всё едино сиделкой на хорошего мужа не заработаешь, так чего ломаться? Мне надо так, чтоб всё разом. И побыстрей бы. А то все уж девки замужние, одна я, как дура. – Медсестра тяжело вздохнула и вдруг затянула могучим шаляпинским басом: – Даже если вам немного за тридцать, есть надежда выйти замуж за принца… – Правда, выходило у неё почему-то на манер похоронного марша. – А чего наша барыня какой день кому-то названивает, не знаешь?
Ленка пожала плечами. Рассказывать Махрутке про певицу Степашку и парюру – загадочное всё-таки слово «парюра» – она, конечно, не собиралась. Да Лена даже Светланке ни словечком не обмолвилась. Правда, про Виталика тоже. Впрочем, о чем говорить-то, самой непонятно, как у них теперь, любимый трубку уже третий день не брал. К немалому ленкиному облегчению, между прочим. Она, может, и не против пострадать, что вот так криво у неё с любовью вышло, но ведь не страдалось, хоть плач! Хотя, как раз плакать и не получалось, наоборот, ей отчего-то даже весело было.
– Ладно, – медсестра выгребла из вазочки последнюю конфету, хорошо, Ленка догадалась не все выложить, половину припасла, – у вас тут неплохо, но я домой. Скоро «Страсти по Изабель» начнутся. Вот у них всё красиво и богато.
– И? – ничего не поняла Лена, занятая собственными мыслями.
– А у меня дома телевизор побольше, – отмахнулась Махрутка и пошла, не утрудив себя прощанием.
Правда, она и не здоровалась никогда.
Ленка помыла чашку, оставленную сиделкой, протёрла стол, не без удовольствия оглядела сияющую чистотой кухню, хоть сейчас рекламу снимай, и стянула перчатки. Ей бы тоже стоило домой собираться, дядюшка-то про вторую работу племянницы ничего до сих пор не знал, а узнал, вряд ли бы одобрил. Вот и приходилось врать про внезапно уволившуюся продавщицу из осеннего отдела, да про ночные ревизии. Один раз, когда всё с Элизой, драгоценностями и Виталькой случилось, дядя поверил, пусть и ворчал долго, а во второй раз может и не прокатить.
– Вы уже уходите? – спросила Элиза Анатольевна из кабинета, как будто подслушав ленкины мысли. – А задержаться не могли бы? Я как раз хотела попросить.
– Конечно! – отозвалась Лена с готовностью новобранца, которого сам генерал приказом осчастливил. – Что нужно сделать?
– Да фактически ничего. – Хозяйка сунула дужки очков в зубы. Выглядела она на самом деле неважно, даже постарела вроде бы. – Дело в том, что у меня скоро день рождения. Даже не юбилей, но Макс решил закатить грандиозную пьянку. Утешает, понимаешь, старуху.
– Ну что вы, Элиза Анатольевна…
– Ладно вам, – махнула рукой хозяйка. – Я ж не против. Грешна, люблю всё такое и эдакое. Коли блистать красотой уже не суждено, так хоть удостоверюсь, что и другим это не грозит. У меня хоть мозги не прокисли, а у некоторых, которые к тому же гораздо моложе, уже полный маразм. Что, заметьте, не помешает им явиться на банкет. А мне, конечно, не помешает похихихать в кулачок и порадоваться собственной удаче, я-то, слава богу, в здравом уме и почти твёрдой памяти. Только вот опять запамятовала, куда кошелёк сунула. – Элиза лукаво смутилась, мол: «Ах, какая же я рассеянная! Ну да простим мне это», – Так вот, подхожу к сути. Запомните, Лена, вам это пригодится лет через шестьдесят: ничто так не красит женщину, как молодая, привлекательная компаньонка. До этого ещё умницы англичане додумались. Короче говоря, вы будете меня сопровождать. Отказ не принимается. О платье не беспокойтесь, сейчас как раз придёт портниха, обшивавшая меня ещё в те времена, когда фамилии Скиапарелли и Лагерфельда принимали за особо изысканные ругательства. Итак, ваш ответ?
– Так отказ же не принимается, – улыбнулась несколько ошарашенная Ленка.
– Я в вас не ошиблась, – прихлопнула ладонью по зелёному сукну Элиза Анатольевна. – Мы произведём сногсшибательное впечатление.
Вот в этом Лена нисколько не сомневалась, потому как уверена была: её деревенская простота всех с ног повалит. Но с другой стороны, когда ещё выпадет шанс побывать на такой вот «пьянке»? Да никогда, а любопытство разбирает. Интересно же!
[1] Гипотония (артериальная гипотензия) - понижение артериального давления.
[2] Гало (здесь) – оптическое явление, свечение, имеющее форму круга, кольца или дуги.
[3] Иврит – язык семитской семьи; на данный момент государственный язык Израиля.
Глава 4
В школе Ленка ненавидела физкультуру. И не потому, что бегала-прыгала плохо, просто стоять первой в ряду – это же самый настоящий позор. Учитывая же, что мальчики и девочки выстраивались в одну шеренгу, только сначала парни по росту, а потом так же, по росту, все остальные, то соседом Лены справа неизменно оказывался Федька Зайцев, который её макушкой и до плеча не дотягивался, отчего у него периодически приключались острые приступы комплекса неполноценности. А поскольку Федька был не только коротышкой, но ещё существом крайне пакостным и злопамятным, Старообрядцевой от него регулярно доставалось. Нет, бить Ленку Зайцев не решался, побаивался, наверное, но вот юбку задирал, дохлых мышей в сумку совал и стул соплями мазал.
Ну а в девятом классе, после летних каникул, оказалось, что она длиннее не только мерзкого Федьки, но и Смирнова, который до этого счастливого момента считался самым высоким в параллели. Правда, большинство одноклассников потом её всё же переросли, но осадочек остался.
Поэтому Ленка искренне полагала, что хуже дылды может быть только дылда на шпильках и никогда, естественно, не носила ни шпилек, ни платформ, ни чего другого, способного росту прибавить. А тут мало того, что её на такие каблучищи водрузили, что голова от высоты кружиться начинала, так ещё и причесон соорудили, смахивающий на Пизанскую башню – не в смысле кривой, а в смысле здоровенный, просто никаких других башен Лена вспомнить не могла. Да ещё она в лимузине, который за Элизой Анатольевной заботливый сын прислал, выбираясь, застряла – запуталась в собственных ногах, подоле, каблуках и причёске.
В общем, больше всего Ленке хотелось стать маленькой и неприметной мышкой. Но никак не получалось, потому что хозяйка, за спиной которой гренадёром-телохранителем вышагивала «компаньонка» моментально оказалась в центре внимания. Понятно, что и на Лену народ посматривал.
Вот кто чувствовал себя как рыба в воде, так это Элиза Анатольевна: в платье до пят, в камнях на шее, ушах, запястьях и пальцах, подкрашенная по вечернему, хозяйка, казалось, помолодела лет на… Много, в общем, хотя она и в обычные дни на свой возраст никак не выглядела. Разрумянившаяся, с блестящими глазами, Элиза порхала, щебетала и была весела, словно птичка, комплименты принимала с удовольствием, на ответные скупилась, преподносимые подарки игнорировала, зато хоть не язвила по своему обыкновению.
В смысле, громко не язвила.
– Лена, обратите внимание вон на того господина, который лысый, как моя коленка после депиляции. Прошу любить и жаловать, Андрей Павлович, сын старинного приятеля моего мужа. Чуть старше Макса, а выглядит хуже собственного отца. Если учесть, что папаша его уже лет десять как благополучно помер, достичь такого результата ещё умудриться надо. Зато денег куры не клюют. Потому взял в привычку регулярно менять жён. Признаёт женщин исключительно в диапазоне от восемнадцати до двадцати трёх. В смысле, на восемнадцатилетних женится, с двадцатитрёхлетними разводится. – Это Элиза Ленке нашёптывала. – Андрюша, как же я рада тебя видеть! Всё мужаешь, всё цветёшь! – Это, со сладкой улыбкой, прильнувшему к ручке лысому господину.