В сетях любви - Грант Сесилия. Страница 55

Пока привратник выгружал сундуки, Каткарт отвел Уилла в сторону.

— Ты уверен, что это хорошая идея? — спросил он, бросая многозначительный взгляд на стоявшую неподалеку Лидию, которая разглядывала фасад «Льюис-билдинг».

— Я абсолютно уверен, что она плохая. — Его так и подмывало расхохотаться: это была реакция на все события дня. — Только я не знаю, что делать. Я бы сошел с ума от беспокойства, если бы оставил ее в таком состоянии на Кларендон-сквер.

Он не заговорил бы об этом, если бы лучше владел своими эмоциями. Доводящее до сумасшествия беспокойство предполагало более глубокое чувство к мисс Слотер, чем то, что он демонстрировал, и вздернутая бровь виконта показала, что этот нюанс не ускользнул от его внимания.

Ну и ладно. Он слишком устал, чтобы лицемерить с другом, в частности с тем, который за этот день не раз доказал свою надежность.

— Напиши мне, когда уладишь все вопросы с Роаноком. — Он протянул руку. Виконт пожал ее и уехал.

Три-четыре минуты спустя Уилл дал шиллинг привратнику в благодарность за помощь с сундуками, лампами и камином.

Он закрыл за ним дверь и привалился к косяку, наслаждаясь тишиной. Лидия стояла спиной к нему в центре… ну, можно сказать, гостиной. Общей комнаты. В общем, не спальни. Он представлял, как ее взгляд скользит по одноцветным занавескам, по голым, не оклеенным обоями стенам, по лишенной какого-либо изящества горке, по единственному мягкому креслу.

Он никогда не стеснялся своего жилья. «Льюис-билдинг» был более спартанским по сравнению с Олбани или другими первоклассными обиталищами для холостяков, однако его ни в коем случае нельзя назвать убогим. Но комнат-то всего две. Нет буфетной, нет комнаты для прислуги. Если она тешит себя надеждой, что он приютит ее, эти иллюзии надо сбить, как облупившуюся штукатурку.

— Никакой роскоши. — Он подошел к столу и принялся собирать разбросанные бумаги и письма. Где-то в горке есть скатерть. А есть ли?

— Все так, как я представляла. — Теперь он увидел ее лицо — заинтересованное, внимательное. — Скромно и надежно.

Именно так. Значит, она четко представляла, в каких условиях он живет. В ее глазах не промелькнуло даже намека на разочарование. Он убрал бумаги и чернильницу в горку и вернулся за песочницей.

— Ты голодна? За углом есть пивная, там готовят изумительные пироги с голубятиной и грибами. Я мог бы сходить за ними и купить эля.

— Я не голодна. — Она буквально излучала энтузиазм. — Там, как я понимаю, твоя спальня?

Проклятие. А он-то надеялся оттянуть этот неприятный момент.

— Да, Лидия. — Отступать некуда. Он отставил песочницу и поднял голову. — Я не лягу спать с тобой сегодня.

— Нет, ляжешь. — Ни малейшего признака сомнения на лице, ни намека на возмущение его отказом.

— Не лягу. День был долгим и тяжелым, а ты не в том состоянии, чтобы…

— Насколько я помню, я и вчера была в неподходящем состоянии. — Она пожала плечами и принялась стягивать правую перчатку. — Может, тебе выпить? Кларет быстро избавит тебя от сомнений.

Вспышка негодования, быстрое, как мелькание ножа, чувство вины, но в следующее мгновение он вернулся к своему решению.

— Нет. — Он сложил руки на груди и привалился к стене. — Если хочешь, я простою здесь всю ночь и буду выслушивать твои упреки. Я стерплю твои колкости, если от этого тебе станет лучше. Но здесь. Стоя. Одетый. Я не буду спать с тобой.

— Тогда ты зря не отвез меня домой. — Она утратила свою решимость. Он разрушил ее план действий, и теперь она не представляла, как ей быть дальше. Она полностью стянула правую перчатку, опустила руки и замерла.

Вот теперь на нее накатило, догадался он. Страх перед тем, что ей придется стрелять. Шок и унижение от пощечины, которую ей нанес человек, содержавший ее. Предстоящие проблемы: где и на что ей жить. Наверное, к этому прибавилась тоска по умершим близким.

Он оттолкнулся от стены и подошел к ней.

— Думаю, тебе пора надеть ночную сорочку и лечь спать. — Он забрал у нее перчатку, сунул ее в карман и принялся снимать другую. — Сегодня уже ничего сделать нельзя. Завтра, когда ты отдохнешь, ты почувствуешь себя лучше, и мы решим, как быть дальше.

Она вдруг судорожно вцепилась ему в руку.

— Завтра мне лучше не будет. Мне больше никогда не будет лучше. — Она произнесла это тихо, почти шепотом, ее взгляд был устремлен куда-то за его плечо.

Он подождал, не скажет ли она еще что-то, но она промолчала. Он осторожно разжал ее пальцы и снял перчатку.

— Вполне естественно, что после такого страшного дня у тебя появляются такие мысли. Страх имеет свойство оставлять осадок. Но со временем он слабеет. Если бы было иначе, солдаты не смогли бы возвращаться к обычной жизни, жениться и создавать семьи. — Сунув другую перчатку в карман, он встал позади нее. — С твоего разрешения, я расстегну тебе платье и расшнурую корсет. Но лишь для того, чтобы ты смогла лечь в постель. Мои намерения в отношении тебя не изменились.

Она наклонила голову вперед, и ее тоненькая шейка показалась ему ужасно ранимой. От этого зрелища у него закружилась голова и перехватило дыхание. Ведь сегодня он мог так легко потерять ее! Если бы ее пистолет дал осечку, если бы она промахнулась, если бы хоть один разбойник оказался проворнее…

Нет. Так недалеко и до сумасшествия. Он сконцентрировал внимание на пуговицах, крохотных, плоских, цвета слоновой кости, с резным краем. Так, бережно и целомудренно, он снимал с нее одежду слой за слоем, пока не добрался до нижней сорочки. Дальше она могла обойтись без его помощи. Теперь ему надо пройти в спальню и налить в умывальник воды, чтобы она могла умыться.

Было очевидно, что она страшно устала. Ее плечи поникли. Пока он раздевал ее, она не предприняла ни единой попытки возбудить его. Она даже не произнесла ни слова с того момента, как призналась в своих страхах, что ей никогда не станет лучше.

К черту. Он подхватил ее на руки. Она не сопротивлялась и прижалась к нему, робко, несмело, как бывает при первой близости. Он замер на мгновение и, закрыв глаза, вдохнул ее запах. Если бы только… Нет, он сломается, если будет думать об этом. Но когда-то они были одного статуса, младший сын и младшая дочь из респектабельных семей, с незапятнанной репутацией, с хорошими перспективами на брак. Если бы он познакомился с ней тогда… в один прекрасный день он вот так поднял бы ее на руки, перенес бы через порог…

Опять сумасшествие. Нельзя впускать в голову эти мысли. Дверь в спальню была приоткрыта, и сейчас он распахнул ее ногой. Она подняла голову и оглядела мебель, слабо освещенную огнем из камина. Стул, стол, умывальник, шкаф для белья и кровать, строгую, с черными столбиками и белым льняным балдахином. Он подошел к кровати и сел. Если она спросит, что он делает, он не сумеет ей ответить.

Она сжала лацкан его сюртука. И положила голову на плечо. Он почувствовал, что ее плечи и ноги напряглись, как будто ей захотелось свернуться клубочком.

— Я хочу тебе кое-что рассказать, — сказала она, и его сердце заметалось, как гончая, учуявшая зайца.

— Можешь рассказывать мне все, что пожелаешь. — Он крепче прижал ее к себе.

Она дважды вдыхала, как бы собираясь начать свой рассказ, и дважды не смогла сказать ни слова. На третий раз она заговорила:

— Я рассказывала, что мои родители погибли от несчастного случая.

Черт. Он внезапно догадался обо всем.

— А на самом деле их убили грабители с большой дороги. Такие же, как те, кого мы… — Ее голос дрогнул, и она уткнулась лицом ему в грудь.

Он тяжело вздохнул и прижался подбородком к ее макушке.

— Ты была с ними?

Она покачала головой.

— Я тогда еще не до конца оправилась от той болезни, про которую тебе рассказывала. Они поехали смотреть дом в другой части Ланкашира. Они собирались… — Она задрожала и дала волю слезам. — Они планировали продать наш дом и переехать в другое место, туда, где соседи не знали бы… — Она убрала руку от его лацкана и вытерла глаза. — Из-за того, что я натворила, они были вынуждены покинуть родные места и начать жить сначала. И именно из-за меня они в ту ночь оказались в дороге.