В сетях любви - Грант Сесилия. Страница 69
Предложение явно удивило Роанока. Он оттолкнулся от дерева и посмотрел на карету.
— Я не представляю, что ей сказать. Она знает, что я никогда прежде не бил ее.
Уилл пожал плечами и отступил на шаг, чтобы уклониться от искушения врезать этому недоумку.
— Меня все это не касается, — жестко произнес он. — Я основываюсь на своем опыте. Это полезный способ подгрести за собой, вычистить карманы. Никто не захочет идти в бой, обвешанный конфликтами, которые можно запросто разрешить. — Еще один шаг назад, еще одно пожатие плеч. — Возможно, вам действительно не чего сказать ей. Я не знаю. Но если есть, сейчас самое время.
Роанок бросил еще один взгляд на карету и обхватил себя руками. Он сделал глубокий вдох, а потом выдохнул, и Уиллу показалось, что вместе с воздухом он выдохнет свою гордыню и решительным шагом направится к Лидии.
Однако тот лишь покачал головой:
— Мне нечего сказать ей.
Жалкий. Несчастный. Господи, неужели он и в самом деле жалеет этого человека? Когда же его здоровое презрение потеряло форму и превратилось в жалость?
Однако он ничего не мог с этим поделать. Этот человек цепляется за свою честь — а Роанок, без сомнения, имел представление о чести, иначе его не волновало бы, как он будет выглядеть в глазах брата, — и при этом осознает, как низко он пал. Этого должно быть достаточно, чтобы в зародыше задавить любое сочувствие в его душе. Но он и сам знает, каково это — потерять расположение брата. И что такое угрызения совести. Ведь Лидия, радость его жизни, досталась ему, по сути, благодаря обману. Случайный промах, а потом непозволительный поступок — все это толкнуло любовницу другого мужчины прямо к нему в объятия.
Его внимание привлекло движение в карете: Лидия спустилась на землю. Она наверняка заметила взгляды, которые на нее бросали двое мужчин, и приготовилась вмешаться, если понадобится. Она пристально смотрела на него, точно так же, как в тот первый вечер, в темноте библиотеки, однако на этот раз в ее взгляде не было безразличия. Напротив, в нем светилась надежда. Даже сейчас она еще верила, что он и Роанок могут пойти на уступки друг другу и тем самым отменить дуэль.
В его душе опять что-то дрогнуло. Возможно, само по себе это чувство не поколебало бы его, не поколебало бы оно его и в сочетании со странной жалостью. Однако его сознание выбрало именно этот момент, чтобы напомнить, как под его пальцем замедлялся пульс Толбота. Это воспоминание подействовало, как последняя капля зелья алхимика или как призма, которая преломила луч света и превратила его в ослепительное сияние.
Все стало ясным — и решение, и действие.
— Послушайте, Роанок. — У него было мало времени Каткарт и брат Роанока уже все обсудили с врачом и сейчас шли в их сторону. — Я собираюсь промахнуться.
Квадратная Челюсть дернулся, его глаза расширились, ноздри раздулись. Судя по виду, он не верил своим ушам. Выстрелить мимо цели — это было бесчестным поступком. Достойным выходом из дуэли было бы извинение.
Ну и ладно. После всего, через что он прошел, он наверняка вырвал у судьбы право самому решать, что достойно, а что — нет.
— Дело в том, что я не нахожу в себе склонности убивать, во всяком случае, сегодня. Если бы я был уверен в своей меткости, я бы, наверное, выстрелил вам в ногу. Но я не знаю эти пистолеты. — Быстро. Они уже рядом. — А вдруг из-за отдачи пуля попадет вам в жизненно важные органы. В общем, я считаю, что безопаснее будет выстрелить в сторону. О, пора, да? — Он повернулся к секундантам прежде, чем Роанок успел ему ответить. Ему не нужен был его ответ. Он сам принял свое решение.
Спустя десять минут Квадратная Челюсть заслуживал помилования не больше, чем раньше. Ничего не изменилось. Изменения затронули его будущее, как будто он забрался на вершину высоченного холма и сумел взглянуть на раскинувшуюся перед ним жизнь и увидеть место дуэли в ней. Он имел привилегию и власть даровать помилование, пусть и незаслуженное. И если он его дарует — если он откажется от своего права уничтожить бесполезного наглеца, — тогда в его истории появится поступок, характеризующийся милосердием. Этот поступок уравновесит воспоминания о вызванной бессилием причастности к смерти человека, который не заслуживал такого конца.
Кроме того, он сделает любезность светловолосому молодому Роаноку, который сейчас стоит перед ним, протягивает пистолеты и оглашает всем присутствующим оговоренные правила. По одному выстрелу на каждого, стрелять одновременно, промах засчитывается за выстрел. Потом заговорил Каткарт, что-то насчет врача и его квалификации и насчет шагов, которые им придется предпринять, чтобы не привлекать внимание представителей закона в том случае, если понадобится медицинское вмешательство. Он показал себя на удивление великодушным и верным другом. Уилл позаботится о том, чтобы виконт Каткарт был вознагражден за свою доброту, если он не будет возражать против дружбы с человеком, взявшим себе в жены даму полусвета, и если, конечно, Роанок предпочтет не стрелять в него.
Его сердце билось четко и ровно, когда он взял один пистолет и встал на место, указанное секундантом. Если его смертельно ранят, он должен успеть объяснить на последних вздохах, почему он отказался стрелять в своего визави.
Хотя нет. Объяснять свой выстрел в сторону уверенностью в том, что его противник поступит так же, — это проявление робости. А дуэль — это не место для робких.
Двадцать шагов. Он встал так, чтобы видеть Лидию. Она перестала придерживать от ветра полы пальто, опустила руки и сжала их в кулаки. Гордо вскинутой головой она как бы хотела показать любому стороннему наблюдателю, что ее не пугает разворачивающаяся перед ней сцена. Ее глаза блестели, как ртуть, растекшаяся по осколкам стекла.
«Я люблю тебя за твою стремительность, за твою хрупкость и за твою непокорность». Пусть она прочтет это в его глазах, на его лице, во всем нем.
Он поднял правую руку и отвел ее в сторону, потом повернул голову вправо и посмотрел на пистолет, затем согнул руку в локте и приготовился к выстрелу.
В сорока шагах от него Роанок делал то же самое, и где-то вне поля его зрения начал обратный отсчет один из секундантов.
Пусть случится то, что должно. Он снова повернулся так, чтобы еще раз взглянуть на Лидию, на ее неистовую, необычную красоту. Она увидела, как он отвел взгляд от своей цели, увидела, как он неожиданно слегка вывернул запястье. Когда порох вспыхнул и пуля вылетела из дула, для него весь мир сузился до ее улыбки, которая своим теплом и сиянием могла затмить солнечный свет.
Эпилог
Три месяца спустя
— Я абсолютно уверена, что твои родители однажды изменят свое отношение. Ведь и правда, подобное родство не делает чести ни одной барышне. — Лидия говорила негромко, а родители, о которых шла речь, шли на несколько шагов позади. Мисс Мирквуд слушала адресованные ей слова с максимально возможным для младенца вниманием и увлеченно засовывала в рот ленты от шляпки.
Естественно, все это она уже не раз слышала. При каждой встрече Лидия в той или иной форме повторяла те же слова. Если Мирквуды со временем образумятся и пресекут родственные отношения с ней и Уиллом, для нее это не станет неожиданностью.
— Однако если они будут проявлять беспечность в этом вопросе достаточно долго, так что ты успеешь достичь подходящего возраста, я научу тебя играть в карты. Умение хорошо играть в двадцать одно — это во многих аспектах ценное качество для дамы и часто определяет ее судьбу. — Если мисс Мирквуд поняла ее, она обязательно должна задаться вопросом, что же за судьба привела женщину на эти узкие грязные улочки с полуразвалившимися зданиями и специфическим запахом, в котором смешивается вонь гниющих отбросов и нечистот, стекающих в реку. — Вы уверены, что хотите идти дальше? — оглянувшись, спросила Лидия. — Если нет, то можете вместе с ребенком подождать здесь, а я дальше пойду сама.