Как брат (СИ) - Семенова Наталья. Страница 34
Он, и правда, оказывается там.
– Где Дарина? Что ты ей наговорил? – нависаю над стариком.
– Тон убавь, мальчик. Не забывай с кем говоришь.
– Забудешь тут. Куда ты её водил? Что сказал?
– Ничего сверхъестественного. Просто объяснил ей, что её участие в твоей жизни портит климат в нашей семье. Она согласилась с тем, что два брата не должны цапаться, как кошка с собакой из-за какой-то девчонки, которых в их жизни будет ещё сотни.
Я с силой сжимаю кулаки. В груди пытает ярость. Но я останавливаю себя тем, что стариков бить нельзя. Даже если они такие твердолобые козлы.
Резко разворачиваюсь от него и иду искать мою девочку. Сукин сын! Согласилась она, как же! Скорее выбил из неё это согласие моральным давлением. Милая моя девочка, я тебя найду. Найду и всё будет в порядке.
– Дэн! Денис! – зовёт меня Оля и спешит ко мне. – Я выяснила у твоей мамы, потом у охраны в будке. Дарина… Она минут десять назад ушла за ворота!
– За ворота? Это точно она была?
– Точно. Я описала её, охранник подтвердил, с поправкой.
– Какой, блять, поправкой? – рычу я. – Говори, Оль.
– Сказал, что она выглядела какой-то потерянной.
– Сука, – выдыхаю я и мчусь в комнату за ключами от машины. Теряю время. Я, блять, теряю время! Куда она пошла? Что вообще её заставило уйти? В ночь? В пустошь на несколько километров? Бредни деда? Не могли они её убедить ни в чём. Только расстроить. Но, блять, не до такой же степени!
Прыгаю в машину и вдавливаю педаль газа в пол. Выруливаю на главную дорогу, успокаивая себя мыслью, что она не могла уйти далеко. Ринка, твою мать, нахрена ты куда-то попёрлась? Не могла просто найти меня? Мы же договорились о том, что у нас одна жизнь на двоих! А значит, и проблемы должны решать вместе.
Изо всех сил вглядываюсь в темноту ночи, в лес с двух сторон от дороги. Лишь бы она не потерялась. Лишь бы не надумала забрести глубоко в лес. Лишь бы не пропустить её хрупкую фигурку в этой грёбанной темноте!
Блять, меня накрывает просто нереальное облегчение, когда я её вижу. Пиздец как я волновался. Бредёт, еле двигая босыми ногами, туфли в руках. Твою мать, что, блять, он ей наговорил?!
Резко тормозу на обочине и бегу к ней.
– Рин! Рин, ты с ума сошла? – я зол. Я пиздец как зол. – Куда ты собралась? И нахрена?
Хватаю её за плечи, её опустошённый взгляд медленно ползёт к моему лицу. Она, словно и не понимает, кто перед ней. Злость отступает и возвращается беспокойство.
– Девочка моя, что с тобой? Что случилось?
В безразличной зелени глаз начинает появляться осознанность, а затем и узнавание. Лицо морщится, взгляд приобретает выражение бесконечного несчастья, горя и жалости. Она начинает реветь, беззвучно шевеля губами. Прижимаю её к своей груди, глажу ладонью волосы, приговаривая всякую успокоительную чушь:
– Всё хорошо, моя девочка. Всё будет хорошо.
Её трясёт. Трясёт так сильно, что мне приходится сильнее сжать её в своих объятьях. Это истерика. Что, блять, могло довести её до такого состояния? Что, сука, происходит?
Не знаю сколько времени мы стоим вот так на обочине дороги, пока Дарина более-менее не успокаивается. Отстраняю её от себя, обхватываю ладонями скулы, вытираю большими пальцами дорожки слёз и заглядываю в её глаза:
– Расскажи мне, Рин. Что? Что тебя так расстроило?
И опять этот невыносимо несчастный взгляд, который, словно ломает мне кости, рвёт мою душу на куски.
– Всё… нор-маль-но, – всхлипывает она, наконец.
– Ты издеваешься? – вновь чувствую я, как к горлу подкатывает с горьким привкусом злость. – Какое нормально?!
– Де-нис… Не на-до…
– Что не недо? Мне, блять, самому догадаться о том, что довело тебя до такого состояния?!
– Пож-алуй-ста… – отводит она глаза. – Про-сто от-вези мен-я домо-й.
– Рин, всё, что тебе сказал дед – бред! Ты должна сама это понимать.
– Нет. Он… пра-в. Мы не мо-жем быть вме-есте.
– Твою мать, что за чушь?! – скреплю я зубами.
– Не чушь.
Рина, вдруг, вырывается из моих рук и говорит неожиданно твёрдо:
– Или отве-зи меня домо-й, или я дой-ду сама. – А затем добавляет жалобно: – Пожалуй-ста, Денис. Я объясню тебе… всё. Но… не сейчас. Умоляю.
– Садись в машину, – выдыхаю я, сквозь зубы.
Всю дорогу мы едем молча. Она, словно отдаляется от меня, огораживается стеной. Вновь выглядит бесконечно потерянной и несчастной. А меня рвёт на куски, меня буквально ломает изнутри непонимание, беспомощность и её грёбанное молчание. Её боль. Я чувствую её. Дышу ею сам. И нихуя, блять, не могу сделать!
Я не успеваю окончательно остановить машину, как она выпрыгивает из неё с глухим "прости". Приходится резко остановится, и сорваться вслед за ней:
– Рина, твою мать!
Сгребаю её в охапку у двери подъезда, но она пытается вырваться, потому я прижимаю её спину к стене рядом и смотрю в её заплаканные глаза:
– Пожалуйста, Рин.
– Отпусти меня, Денис. Отпусти и дай уйти домой.
– Как только ты мне всё объяснишь, – рычу я.
– Ты и я! – взрывается она. – Это невозможно, понимаешь?! Мы не можем быть вместе! Только не как любовники, понимаешь? Нельзя! Отпусти меня! Отпусти меня!!!
– О чём ты говоришь? – ошарашено делаю я шаг в сторону, руки сами опускаются. – Я ничего не понимаю.
– Я хочу уйти, понимаешь ты или нет? – текут слёзы по её щекам. – Мне нужно уйти. От тебя. Я не хочу тебя видеть. Не могу видеть. Не могу…
– Мартышка…
Но она набирает код на домофоне, и быстро скрывается за дверью. Даже не взглянув на меня напоследок.
Твою мать, я схожу с ума? Я, чёрт возьми, схожу с ума!
Возвращаюсь в машину и вновь давлю педаль газа в пол. Я, блять, выбью из этого старого осла всё, что он сказал моей Мартышке! Выбью, сука! И не посмотрю на то, что он старик и мой родной дед!
Глава 27
Дарина
Утром не стало лучше… Боль от осознания правды рвала грудь, ломила затылок, жгла в горле. Сумасшествие. Самое настоящее. Как такое могло произойти с нами? Почему именно с нами? Почему сейчас, когда смириться с действительностью сложнее всего? Невыносимо даже.
Я люблю его.
Люблю его так сильно, что желание жить исчезает, стоит на секунду представить, что его нет рядом.
Слёз нет. Всё высохло. Всё стало бессмысленным.
Наша жизнь, одна на двоих – невозможна. К чему тогда всё остальное? Мне ничего не нужно без него.
Надо подняться с кровати, переодеться, возможно, вымыть грязные ноги. Но желания нет. Всё бессмысленно.
Всё выжжено. Дотла. И его взгляд. Он не знает то, что знаю я. Ему легче, верно? Хочу ли я, чтобы он узнал? Хочу ли, чтобы он испытал то, что испытала я?
Всё бессмысленно.
Поднимаюсь к кровати, иду в душ. Кнопка провожает меня обеспокоенным взглядом. Наверное, моё вчерашнее поведение её жутко напугало, но малышка не лезла ко мне с расспросами, словно понимала, что сейчас мне нужно другое. А что именно? Не знаю, ведь всё бессмысленно. Взволнованный взгляд мамы я тоже ловлю, перед тем как скрыться в ванной комнате.
Вчера они ни о чём меня не спрашивали, сегодня, возможно, начнут. Естественно их беспокоит моё состояние, ведь они любят меня, а я люблю Дениса… Которого любить нельзя. Не справедливо, на мой взгляд, но, разве, судьбе на это не насрать?
Снимаю платье, встаю под душ. Я, действительно, была в этом платье по-настоящему красивой. Но Денис всегда видел только мою душу, ему было плевать на наряды, причёски, макияж. Уверена, будь во мне килограммов сто, он не престал бы меня любить. Потому что мы одно целое. Хотели им быть. Но это невозможно, а значит, всё бессмысленно.
После душа вновь заваливаюсь на кровать, пялюсь в потолок. Не хочу ни о чём думать. Ничего не хочу. Вру. Хочу, чтобы мне вернули то, что отняли – нас с Денисом.
– Дарячка, – осторожно произносит кнопка, – тебя кто-то обидел, да?
Жизнь.
Пытаюсь улыбнуться – не хочу её беспокоить ещё сильней, но не выходит.